Михаил
Сопин

1941

Ни седоков,

Ни окриков погони –

Видений бег?

Сквозь лунный хуторок

В ночное поле

Скачут,

Скачут кони

В ночное поле.

В призрачность дорог.

Вбирает даль,

Распахнутая настежь,

Безумный бег,

Срывающийся всхлип.

Им несть числа!

Ночной единой масти

Исход коней

С трагической земли.

Багровый свет –

То знаменье иль знамя?

Предвестный свет

Грядущего огня...

Я жив ещё

И до конца не знаю,

Как это всё

Пройдёт через меня.

* * *

В каком это будет году?

Буранами,

Яровью ль синей

Я прежней Россией пройду,

Представ перед новой Россией.

Упрека не выскажу я,

Свободный от плёток,

От клеток.

Я клял тебя –

Раб пятилеток.

Я был им.

И жил не живя.

Привет тебе, век, исполать,

Приветь меня, вечного мима!

О чём не пришлось мне желать –

Всё мимо:

Ни дома, ни дыма.

Бог с ним, двум смертям не бывать.

Успеть бы к родимой купели.

Не стоит меня отпевать.

Ещё в колыбели отпели.

Дождями прибьёт лебеду.

Домой,

Через степь,

По туману

В простор на закат я пойду

И степью туманною стану.

* * *

Век гильотинный,

Липкий,

Век железный.

И я прошу:

У пропастной межи

Останови нас,

Господи,

Пред бездной –

До жатвы до кровавой

Удержи.

* * *

Ветряки пламенели

От червонного

Цвета заката.

Мужики собирались

И пели –

До стыни в груди!

Про зозулю-кукушку,

Что летела

Над отчею хатой...

Как лихих запорожцев

Атаман Дорошенко водил...

Пахло осенью терпко.

И возраста не было в теле.

Жизнь была ещё вечностью.

Сердце не знало тоски.

Над осенними вербами

Птицы летели,

Летели,

В чистом небе вечернем

На степь развернув косяки.

Закачалась земля.

А потом

В тишине

Кто-то просто

«Умираю...» – сказал.

(Я скорее прочёл по губам).

Разбегались стада.

Табуны торопились по просу.

Начиналась война.

Счёт иной

Открывала судьба.

Пахло гарью и горечью

Поле под Красной Яругой.

Крестокрылые

Небо взорвали,

Мою тишину.

А потом

Много жизней

Пройду я,

Сомкнув круг за кругом.

Гляну в зеркало.

Вздрогну.

И сам от себя отшатнусь.

Вечерняя свеча

За мной – стена. Передо мной – стена.

Душа от скверны освобождена.

От зависти, неправых слов сплеча.

Так много мы вокруг не замечали!

Теперь их нет.

Остался ровный свет –

Горит судьбы вечерняя свеча.

Глядят во пламя

Два зрачка печали.

И голова моя от дум седа,

От светлых дум...

Судьбу свою итожа,

Я счастлив тем,

Что выпало мне всё же

Покаяться

До Страшного суда.

* * *

Всё прозрачнее

Верб купола.

Что-то плачет во мне,

Что-то ропщет.

Это память

Беззвучно всплыла,

Как луна

Над осеннею рощей.

Вроде, не было

Явных причин...

Но душа

Что-то ищет незряче:

То ли кто-то,

Забытый,

Кричит,

То ли кто-то,

Отвергнутый,

Плачет.

Глаза, глаза...

Кипит снегами полынья,

Бьёт по лицу, по синей коже –

Стоит над тундрой

Тень моя,

На сорок лет

Меня моложе.

Над белой бездной бытия –

Глаза, глаза...

Живых и бывших.

Читаю ли, молюсь ли я:

Прости, земля,

Меня убивших.

* * *

– Душа моя, о чем жалеть?

Так много здесь прошло бесследно –

На этой горестной земле,

На рубеже моём последнем.

– О том, что билось и рвалось,

О том, что плакало и пело,

О жизни,

Что любил до слёз

Так тяжело и неумело.

* * *

Есть в душе моей такая рана –

Может, много, жизнь, ещё шагнём –

Только знаю: поздно или рано

Полыхнёт, как в полночи огнём.

И сгорит – без углей и без пепла,

Без сифонов и без кочерёг,

То, что столько лет и жгло, и крепло,

То, что столько в жизни я берёг:

И любовь, и горечь, и обманы,

Колос чувств и долгий голод в нём...

Есть в душе моей такая рана,

Что когда-то полыхнёт огнём.

* * *

Живых из живых

Вырывали без списков осколки.

И вечностью было –

До третьих дожить кочетов.

Мы шли в неизвестность

На год, на мгновенье, на сколько?

Живые с убитых

Снимали в дорогу кто что.

В большом лиховее

Достаточно малого блага:

Ладони в колени,

Свернуться, в скирду завалясь.

И грела живого

Пробитая пулей телага,

Так нынче – уверен –

Не греют тузов соболя.

И снилась не бойня,

Не трасс пулемётных качели:

Мне – кони с цветами в зубах,

Их несла половодьем весна.

О сколько ж их было

В судьбе моей,

Страшных кочевий!

И видевших сны,

И не вставших из вечного сна...

* * *

За всё, что выстрадал когда-то,

За всё, чего понять не мог,

Две тени –

Зека и солдата –

За мной шагают

Вдоль дорог.

После боёв

Святых и правых

Молитву позднюю творю:

Следы моих сапог кровавых

Видны –

Носками к алтарю.

Есть в запоздалом разговоре,

Есть смысл:

За каждый век и год,

Пока не выкричится в горе,

Пока не выплачется в горе,

Любя, душа не запоёт.

* * *

Звон погребальный

Над родимым кровом

Опухшим,

Заметённым добела.

Зачем я

Новой ложью зачарован,

Пытаясь заглушить колокола?

Дымов и вьюг кочевья – на Воронеж...

А над селом – безбрежность воронья!

Зачем ты, память,

Стон души хоронишь,

Во мне, живом, былое хороня?

Не сожжена свеча!

Стакан не поднят...

Романтика –

Особый род вины.

Опомнись, помолись:

Они уходят,

Уходят

Последние солдаты

Той войны:

Идут через норильские ухабы

В безмолвное ничто

Издалека

Последние

Солдатские этапы,

Безвестные

Советские

Зека.

* * *

И опять согреваюсь

У белого стылого полымя,

Правым боком припав

К продувному судьбы пустырю.

И поёт мне метелица

Голосом сизого голубя.

И с улыбкой замёрзшей

Не помню уж сколько, стою.

Через снежное поле

Теплее ловлю колыбельную.

И хочу, чтоб так длилось,

И ветер прошу:

«Ты подуй...»

И зелёной звездою

Снежинка

В ладонь мою белую

Опустилась, как с елки,

В туманном каком-то году.

* * *

И путь мой не длинный.

И плоть моя – глина.

И слёзы – озёра.

Грядущее – клином.

Прошедшее – ливни

По пеплу разора.

О доля, за что так?

В двенадцать окошек

Где дом мой лучистый?

Глухая толока.

И род мой подкошен

И вытоптан. Чисто.

И слово – улика.

И немость – улика.

А в сердце доныне

На месте калитки

Росинок улыбки

На стеблях полыни.

Ожёгся на милом.

Согрелся на стылом

Душою земною.

А что это было?

А с кем это было?

Со мною. Со мною.

* * *

К исходу день.

Хлеб чёрный есть на ужин.

Я никому и мне никто не нужен:

Ни друг, ни враг,

Ни раб, ни господин.

Я в этот мир

Прекрасный и позорный,

Распяленный

Свободой поднадзорной,

Один пришёл.

И отойду один.

* * *

К разрубленным виями узам

Влачился с великим трудом,

Отторгнутый братским Союзом,

Искал я родительский дом.

И вижу, что нет его боле:

Звон вишен,

Кукушечий плес –

Обман.

На мираж колоколен

Ползу, как подстреленный пёс,

Чтоб скрыться,

Уйти от бессилья,

К тебе, обновленной,

Стремлюсь,

Умытая кровью Россия,

Слезами омытая Русь.

* * *

Когда мы родились,

У нашего царского ложа

Российская мать

Опалила нас

Совестью глаз,

Чтоб праведно жили.

Где лгали за славу –

Сытожим:

В витрину столетья,

На мир, на обзор, напоказ.

И слаще не надо,

И горестней этого плена.

Пройдёт моё время,

Покатится солнышко вниз.

Ещё покочуй, моя нежность,

В раскатах вселенной,

К ракитам закатным,

К морщинам полей прикоснись.

Корова

Дым ползёт от хвороста сырого,

Виснет на кустах невдалеке.

Бабкина пятнистая корова

Тащит в дождь меня на поводке.

Листика коричневого орден

Прилепился на её губу,

И слезинки катятся по морде

За мою сиротскую судьбу.

Я гляжу надуманно-сурово

И в который раз, кривя душой,

Говорю ей: «Ты не плачь, корова,

Ты не плачь... Я вырасту большой!

И тогда ходить тебе не надо,

В вымокшее поле глаз кося,

Да и мне в колдобинах не падать,

В сапогах солдатских грязь меся».

Круг

Суждено ли нам выйти из круга

Нищих благ,

Планетарных потерь?

Суждено ли понять нам друг друга

Не когда-то потом,

А теперь?

Суждена ль нам гармония в целом,

Если тело и дух не равны?

Если ваша душа не мертвела

На гигантских этапах страны?

Если ваша свобода –

В субботу?

Через пеплы, кровищу и грязь

Я ходил умирать за свободу,

Обретённой неволей гордясь.

* * *

Кто мы?

Извечнейший вопрос.

Всё под Законом

Тайным самым:

Скопленье одиноких звёзд,

Беззвучно падающих в саван.

Вот почему душа в ночи

На дальний свет,

Сквозь наледь окон

Прощально так

Другой кричит,

Другой,

Такой же одинокой!

Свой знаменуя перелёт

Над монолитом светотьмищи,

Поёт она –

Она поёт

Для очарованных и нищих.

Матушка

Величают тебя белой лебедью,

Свет-Ярославной.

С безответным вопросом

Подхожу к тебе, как по ножам:

Христианка ли ты,

Если ты не была православной?

Православна ли ты,

Полосуя плетьми прихожан?

Что ж вы, братья по вере,

Мужиков забивали в колодки

И вели на торги

Продавать православных, как скот?

И шалел от бесправья мужик,

Как от яростной водки,

Наспех лоб осенив,

Торопился в дубраву на сход.

Ой, не раз ты, не раз

Спотыкалась, Россия, на ровном:

То приказ, то указ –

Проявление высших забот.

Разъясняли друг другу

Православные волки и овны:

Общей Родины нет,

Есть своя у рабов и господ.

Непролазная ложь,

Будто прежде любили друг друга.

Отвернулся Господь?

Государю и нам не помог?

С головами накрыла нас всех

Бело-красная вьюга,

И семнадцатый год

Совместил эпилог и пролог.

Молюсь на коленях в пыли

Кто сказал, что не чувствуют птицы?

Кто сказал,

Что не плачет трава?

И душа,

Перед тем, как разбиться,

Высочайшей печалью жива:

К маяку, к тростнику у болотца,

К тополям, что вросли в хутора,

Ко всему, что ещё остается,

Ко всему, с чем прощаться пора...

Поглядишь на врага, как на брата!

Чуя сердцем непрочную нить –

Как же так,

Уходить без возврата,

Как же так,

Чтоб не стать,

Чтоб не быть?

Тяжко, душно –

Вон месяц над чащей!

И молюсь на коленях, в пыли –

Будто мне

По ошибке дичайшей

Приговор

Безнадёжный

Прочли.

Мост

И мысль горит, и жизнь течёт,

И есть у памяти свой счёт...

Страшась отцовского клейма,

Пойдут сыны без биографий.

От сына отречётся мать.

Ибо отрёкшийся – потрафил:

Рассёк связующую нить.

Ни доли общей нет, ни боли.

Кого отрёкшимся винить

За четвертованную волю?

Так народится гриб-гибрид,

Зачатый страхом и пороком,

И мост Истории сгорит,

Края обуглив

Двум дорогам.

Мужик

Недавно в гости не просили –

Сегодня грабят.

Вороньё,

Не надо каркать о России,

Вы трижды предали её.

Кровь полевая не остыла.

Непостижимо:

Не враги –

Извечные каптёры тыла

Опять сгибают в три дуги

Того, кто мыкал все напасти,

Да в самый смак,

Да в самый шик

Тебя, Архангел серой масти,

Российский спившийся мужик!

Не от трудов душа сломалась,

От вечной лжи

Ты сдал хребтом,

И если б выпрямился малость,

Стоял бы в уровень

С Христом.

* * *

Нас гваздали будни и беды

И лозунгов диких враньё

За множество лет до Победы

И столько же – после неё.

Без слов, без гранат, без атаки,

Вслепую – какая там связь! –

Ложились под бомбы и танки,

Российской землёй становясь.

Над нами

По росту, по ГОСТу

Шеренги чеканят шаги.

Живых вопрошают погосты:

«Россия! Над нами – враги?

Чья форма на них, чьи медали?

Не видно сквозь тяжесть земли...

Скажи, чтобы здесь не топтали,

Скажи, чтобы в нас не плевали.

Мы сделали всё, что могли».

* * *

Никого я в друзья не зову.

Ни пастух мне не нужен,

Ни стадо.

Други, недруги –

Сон наяву.

Сновидений мне больше не надо.

Оскудев, разбежались друзья.

И петляет ещё в поле голом

Беспричальная стёжка моя

Меж свободою

И произволом.

* * *

Опять лютует боль в груди.

Глаза не видят строк.

Шепчу себе:

Не уходи,

Ещё не кончен срок.

Пока ворочается мысль –

Усталость не беда!

Присядь,

«С вещами» соберись,

Как в давние года...

Тревожно в нашем шапито –

Последний ли скандал?

Но не суди

Рабов за то,

Чего им Бог

Не дал.

* * *

Отчаяние? Нет. Я устаю

От трескотни речей,

От политралли.

От лжеповодырей,

Что обокрали,

На нищенство пустив, страну мою.

Зачем меня вести?

Я не ослеп.

Устал – не знаю,

Как сказать яснее? –

От мерзости,

Что жрёт народный хлеб

Десятки лет,

Нисколько не краснея.

* * *

Переход затменья

В темнолунье.

Ни фонарика, ни бубенца.

Убивающее накануне

Длится над Россией без конца.

Пехота

…За сто шагов до поворота,

Где Ворскла делает дугу,

Далёкой осенью

Пехота

С землёй

Смешалась на бегу.

И стала тихой и свободной,

Уйдя в прилужья и поля

Сырой земли

С преградой водной

У деревеньки Тополя.

Подбило память серой льдиной:

Я не хозяин здесь, не гость.

За всё-про всё –

Надел родимой,

Земли моей

Досталась горсть.

Помни

Нету на земле таких идей,

Чтобы ради них губить людей.

Помни, твоё имя –

Человек:

Не ссылайся на жестокий век:

Вглядывайся, думай!

Не молчи.

Веком могут править

Палачи.

Если наши жертвы нипочём –

Государство стало

Палачом.

* * *

Преступно. Каторжно. Невинно.

Земные странные дела:

Одним – кровавая рябина,

Другим – черёмуха цвела...

А мне шумят кресты и клёны,

Шумят над белой головой:

«Вставай, проклятьем заклеймённый!» –

Сквозь сумрак полувековой.

О братья, братья: так непросто –

В живом и мертвом я строю

Встаю, забитый на допросах,

Над бездной лагерной встаю.

Приснись

Россия, Россия,

Приснись мне, как прежде,

С серебряной Ворсклой,

С костром на горе!

В судьбе моей – осень.

Тускнеют надежды,

В которых так долго

Мог сердце я греть.

Зарядные вьюги

В глаза парусили.

Прошу на прощанье,

Пока не ослеп,

С дождями степными

Приснись мне, Россия,

С багровым закатом

В полынную степь.

Ревёт, пролетая,

Метель над крестами,

Грядут мои дни.

Заметёт добела.

Любовь и печаль,

Я тебя не оставил!

Вся в памяти смертной –

Какой ты была.

* * *

Родимая, что нам осталось?

Висков крутое серебро,

Неизречённая усталость

И недобитое добро.

И прежде, чем уйдём мы оба,

Я в остывающем дому

За не свершившуюся злобу

Стакан гранёный подниму.

* * *

Россия, властная держава!

В эпоху чёрного крыла

Твоя незыблемая слава

Моей трагедией была.

Руки

Нечем думать

И веровать нечем.

Пролетарии,

Проданный класс,

Ветр столетья,

Прикрыв наши плечи,

Индевеет от вымерзших нас.

К небу,

В землю

Землистые лица...

Церковь в кружеве снежном –

Как чёлн.

Вздеты руки –

Крушить ли, молиться?

Но кого?

Но кому?

Но о чём?..

* * *

Свободой высвечены лица.

Страна на жёстком вираже.

Сейчас история творится –

Шестое действие уже.

Межвластье.

Смута.

Незнакомо.

Герои первые в гробах…

Молитвы времени разлома

Блуждают смутно на губах.

* * *

В. Громову

Слева – чаща. Леса.

А направо – обрыв.

А с небес – голоса,

Плачут души в надрыв:

О себе, о тебе,

Обо мне, обо всех –

Как по красному полю

Калиновый снег.

Лопнул свет-грозовей!

А за ним – темнота.

И распяло меня вертикалью плота.

Не видать ничего.

Я ослеп, что со мной?

Заливает глаза

Маслянистой волной.

Но устала река.

И вздохнула вода.

И великою тишью объяло года.

И пока я пытался понять – пронесло?

Поглядел, а в руках

Догорает весло.

Вниз по речке – закат.

Вверх – калина в цвету.

Без весла, без шеста

Я плыву на плоту.

А вода холодна-холодна!

И красна.

И на тысячу лет

Подо мной

Глубина.

* * *

Смешалась боль

Святых и подлых.

Не панацея – меч и щит.

Понятный в молодости подвиг

Иначе в зрелости звучит.

Больных идей, пустых иллюзий

Нет сил осмыслить, Боже мой!

Куда бы мы ни уходили,

Какой бы бред ни городили,

Придётся двигаться домой.

Ни бег нас не спасёт, ни битва,

Ни триединство, ни чума.

В себе – алтарь.

В себе – молитва.

В себе – свобода и тюрьма.

* * *

Страшись

Безликой тишины,  

Когда в безумной круговерти  

И жизнь, и смерть

Обобщены  

В таинственное жизнесмертье,  

Где по команде

Слёзы льют  

И выше смысла ставят фразу,  

И любят нищие салют,

И умирают по приказу.

Стыд и память

Бесконечно в юдоли земной

Стыд и Память

Плетутся за мной,

Год от года

И день ото дня

Загоняют в раздумья меня.

До Чечни

Со второй мировой

Поэтапно

Добрался живой,

Чтоб глядеть

Из сегодня

Туда

Через сумерки

Слёз

И стыда.

Третий ангел

Вновь третий ангел пред лицом

Ждёт, когда дождь падёт свинцом

И всё затмит-зальёт.

И проклянут

Отцы сынов.

Сыны пойдут против отцов

Сквозь красный гололёд.

Разгул. Животность.

Ересь-речь.

Народ и есть народ, не боле:

То табунами

Церкви жечь,

То бандами

На богомолье.

То реки слёз,

То крови брод.

Мне стыдно за такой народ:

За перекошенную внешность,

За нищедольные края.

Моя Россия –

Ум и нежность,

Душа.

Другая – не моя!

* * *

Тропа дана. Сума дана.

Любви отведен час.

И приговоров письмена

Начертаны для нас.

Играет власть –

Все карты в масть.

Власть сирых – плеть судьбы:

Назад – столбы.

Вперёд – столбы.

И по бокам – столбы.

Защиты нет. Пощады нет.

И свет в окне крестов.

И от тенет, и от клевет

Бессилен Храм Христов.

Так назревает для страны

Проблемы острый нож:

Не Богом мы разделены

На нищих и вельмож.

Одним – в цари,

Другим – в псари,

И предрешён вопрос?

Нет.

Умирает псарь,

Как царь,

И царь гниёт,

Как пёс.

* * *

Ужель до смерти мне отпущен

Путь среди чуждых сердцу вех?

Мольбы раскаяний в грядущем

За непонятный прежде грех?

И так – чем дальше,

Тем суровей?

То слепо кайся, то греши.

На белом поле

Капли крови

Измученной моей души.

* * *

Упаду, упаду,

Поцелую родимый порог.

Мне не стыдно:

Пусть слёзы бегут,

Запекаясь в пыли.

Я прополз на коленях

Последние дюймы дорог,

Хоронясь от прохожих,

Чтоб спрятать,

Как сердце болит.

Мне сочувствий не надо,

Потому что от них тяжелей,

Чем от ран на коленях,

Рассаженных о голыши.

Моя жизнь подсказала,

Что мир не способен жалеть.

Хоронюсь же затем,

Что мне некуда больше спешить.

Я хотел одного лишь –

Вернуться бы только живьём,

Где в минувшем лишь только

Мне видится радость да лад.

Поклониться землице

За горькое счастье моё,

Поклониться могиле,

Где та, что меня родила...

Хлеб

Поле,

Полюшко послевоенное...

Как ни бейся,

Как слёзы ни лей,

Тощих речек

Иссохшими венами

Не могли

Напоить

Мы полей.

Век от веку,

Родные,

Как водится,

Вам нельзя

Уставать и болеть!

Дорогие мои богородицы,

Берегини российских полей...

Слёзы вдовьи

Везде одинаковы.

Но тогда,

Когда бился народ,

Вы по-русски,

Особенно плакали,

На сто лет выгорая вперёд.

Шаг за шагом,

Без крика-безумия

На валёк налегали вдвоём...

До сих пор

Под железными зубьями

Разбивается сердце моё.

Бороздою

И пристяжью пройдено –

Тот не знает,

Кому не пришлось.

Не познав

Родословную Родины,

Не поймешь

Родословную слёз.