Михаил Сипер

Михаил Сипер

Четвёртое измерение № 34 (346) от 1 декабря 2015 года

Не нажимайте ENTER, господа!

Вероника

 

Люблю я имя «Вероника»,

В нём вера и победа есть,

В нём отсвет не лица, а лика,

В нём и любовь, и боль, и честь,

В нём полумира содроганье,

В нём нервный оклик: «Не балуй!»,

И листьев шелест под ногами,

И безотрывный поцелуй.

 

Люблю я имя  «Вероника»…

Когда неясен путь во мгле,

Когда дошла судьба до пика,

И нету места на земле,

И опустел сосуд скудельный,

Что раньше нам надежду лил…

В ночи бесплодной, безраздельной

Твой Лик мне утешеньем был.

 

* * *

 

Рукою Музы осчастливлен,

Очками сузив окоём,

Живёт на юге Феликс Кривин

В уютном домике своём.

 

Он молча смотрит в небо сине,

И, хоть с погодой нелады,

Вокруг него лежит пустыня,

Внутри него цветут сады.

 

Он зря не сделает ни шагу.

Блеснёт очками голова –

И на стандартную бумагу

Мчат нестандартные слова.

 

Он не фальшивит, не лажает,

В чужую дудку не дудя.

Кровать ночами окружают

Смеяна, вежа и годяй.

 

И, хоть ужасен звук набата,

Но есть защита от косы –

Вон он стоит в лучах заката

И усмехается в усы. 

 

Это жизнь

 

Встретились как-то два юдофоба,

И оказались евреями оба.

 

* * *


Каёмку кружки крупной солью посоли.
На липкий стол, пропахший бывшей рыбой,
Ты положи свои короткие рубли.
Что нам теперь Мальдивы и Карибы?

Шипит окурок в мрачной луже у стола.
Скажи, когда нам дождик был помехой?
Нас не касаются погодные дела.
Сегодня Вовка в небеса отъехал.

Сидим, у воблы нежно рёбрышки сосём.
Уже второй за скомканное лето…
Был-был, и нету. Это коротко, но всё.
А что ещё, когда был-был, и нету?

У павильона мнётся очередь всегда,
При входе в рай – шумливая толкучка.
Хозяйка, нам бы повторить ещё сюда!
Хоть заорись. Она не слышит, сучка.

Что смотришь, парень? У меня всё нормалёк.
Ещё круган – и можно дуть до хаты.
Так незаметно день меж пальцами протёк.
Есть чёрточка, а по бокам – две даты.

 

Тимуру Кибирову

 

Средь творческих сортиров
Одна отрадна весть –
Ещё Тимур Кибиров
На белом свете есть.

Пусть он меня не слышит,
Но вести неплохи –

Вовсю Кибиров пишет
Бессмертные стихи.

Живу себе в Коньково,
Брожу, где он бывал,
Беру, как он, спиртного
Под вывеской «Квартал».

«Островитянов» – имя
Не чуждое для нас,
И каждый легитимен
В ночи нетрезвый глас,

И каждый сердцу близок
Таджик, узбек, еврей.
Сюда не нужно визы,
Закрытых нет дверей.

Не поломав устоев,
Воспел он свой район.
Когда-то был Запоев,
Теперь Кибиров он.

Теперь он светоч слова,
Теперь – король пера.
И выкрикнуть готова
Гортань моя с утра:

«Не надо нам Шекспиров,
Что хочут в душу влезть.
Ура! Тимур Кибиров
На белом свете есть!»

 

Банальность

 

Несмотря на всю ничтожность бытия,
Несмотря на непрерывный волчий вой –
Будем вместе навсегда и ты, и я,
И зелёная листва над головой.

Несмотря на то, что солнца мутен круг
И что мрачные толпятся облака, –

Неизменно слышен слева мерный стук,
И в моей руке опять твоя рука.

Хоть пугают почерневшие кусты,
Я уверен, что надеялся не зря,
Не смотря на стены, лужи и мосты,
На тебя одну без устали смотря.

 

Шестёрке

 

Ты палочки за кухнею носил,

А чтобы дуть, так это мимо кассы.

Здесь не татами, здесь не надо сил,

От мандража не писай в маракасы.

 

Тебя учили лабухи хай-класс,

А ты их слил, присвоив нагло трости.

Закочумав, забыл законы масс:

«Зажавши парнус, не канают в гости».

 

Ты отлабал три свадьбы вместо двух,

Не катит здесь музон такого роду.

Ты видишь, что народ друшляет вслух?

Хиляй на коду, чувачок, хиляй на коду.

 

* * *

 

Генка, ты скоро умрёшь.

Скоро умрёт и Маринка.

Дом из густого суглинка

Вас ожидает, ну что ж…

 

Мы ведь умеем летать,

Сразу всё станет иначе.

Я обниму тебя, старче.

Будем часы коротать.

 

Кинотеатр «Заря»

Красит ночные сугробы.

Сдвинем рюмашки мы, чтобы

Выжить внутри декабря,

 

Ну, а потом – ни одной.

Станем дышать белизною.

Правда, неплохо со мною?

Не умирай же, родной.

 

Генка, так дымно вокруг…

Это от «Примы» с «Памиром».

Не овладеть целым миром,

Что ж, кочумаем, мой друг.

 

Братка, пойми, ты неправ –

Банка с вареньем конечна.

Можно вгрызаться беспечно,

Это забава забав.

 

Сохнет вино на губах,

Губы засохнут на лицах.

Снег на страницы ложится,

Ветром сдувается прах.

 

Не довелось подмести

В дальнем углу коридора.

Генка, умрёте вы скоро.

Так оно будет. Прости.

 

* * *


Девочка Ната,
Чего тебе надо?
Была ли ты рада
Сбежать из Ленинграда?

Там, где бабушкины морсы,
Пропилеи, контрфорсы,
Антификсы в кровли влиты,
Антижизнь, антисемиты…

Девочка Ната,
Удержись от мата,
Помнишь это стадо,
Кричащее: «Так надо!»?

Облака над головою,
Белый морок над Невою,
Гауптвахты, равелины,
Моря сизые равнины.

Девочка Ната,
Вот тебе лопата.
Ведь Земля, как вата,
Пушиста и пузата.

Сквозь зарницы-сполохи
Ты пиши-пиши стихи.
Их пущу по вене я,
Только в них спасение.

Девочка Ната,
Чего тебе надо?
Ничего не надо,
Кроме Колорадо…

 

* * *

 

Уже написан текст, прямой и резкий,

В нём отразились горечь и беда,

Но даже если повод очень веский –

Не нажимайте ENTER, господа!

 

Горит в желудке чистым жаром Chivas,

Отмщенье мне, и аз тогда воздам!

Но двадцать раз вздохните и, прошу вас,

Не нажимайте ENTER, господа!

 

Он другом был. Она – почти женою.

Но слово… Слово рушит города.

Чтоб не остаться с совестью больною,

Не нажимайте ENTER, господа!

 

Когда поймёте, что одни в печали,

А голова по-прежнему седа,

То, что бы вам по злобе ни кричали,

Не нажимайте ENTER, господа!

 

* * *


Прости, Господь, за грубость языка,
За робость, уводящую в сомненья,
За то, что не приемлю вдохновенья
От взгляда Твоего сквозь облака.…

Прости, что я не жгу Тебе свечей
И жизнь свою веду не по скрижалям,
А тех, кто слепо верит – просто жаль их,
Уснувших под журчание речей.

Прости, Господь, за то, что не блюду
Твои законы, правила, заветы,
За то, что сам ищу себе ответы,
Но не убью, да и не украду.

Когда в уста вливает время яд,
Когда ужасны и дела, и речи,
Я буду жить, Тобою не замечен,
Не слушая, что люди говорят.

Всего и надо – верить в чистоту
Мелодии душевного покоя.
Прости, Господь, что мне родней мирское,
Доверенное белому листу.

Я смерть друзей оплачу, как потерю,
А не счастливый в кущи переход.
Я пробиваюсь к истине, как крот…
Прости за то, что я в Тебя не верю.

 

* * *


Красные маки на Монте-Кассино
Хрен расцвели бы во время хамсина.

Плавится мозг. Размягчаются кости.…
Холодно в Арктике? Глупости бросьте.

Скрип вентилятора, ветер горячий,
Даже не верю, что где-то иначе.

Сохнет слюна, утонув в бороде.
Воду. Воды. За водой. По воде.

 

С вечера до утра

 

Негромко щёлкает пластинка
Жуком, свалившимся в ручей...
Кружится первая снежинка…
Над скорбной Родиной моей.

Ещё синеют небеса,
Но замерла уже природа,
Дрожат озябшие леса,
И умирает время года.

Ведром с пропавшим коромыслом,
Светясь во тьме застывших дней,
Луна тяжёлая повисла
Над серой Родиной моей.

Пойми, что я пока не умер,
Не всё засыпала зола.
Брось кочумать, талифа куми,
Ещё не кончены дела.

Вот тени, буйны и кудлаты,
Как Козерог и Водолей,
В ночи бредут без адресата
По спящей Родине моей.

Не бойся, детка, я с тобой,
Не страшен заоконный холод,
Нам не впервой бросаться в бой,
Я стар и молод, серп и молот.

Земля, уколота о лучик,
Полна мерцающих огней,
Как будто сам лечу сквозь тучи
Над длинной Родиной моей.