Михаил Моставлянский

Михаил Моставлянский

Четвёртое измерение № 26 (446) от 11 сентября 2018 года

Человек на берегу

Из цикла «Холодный материк»

 

Слепой

 

                               He says. I am.

                               Denise Levertov

 

 

Он повторяет: «Я».

                           Он одинок, как буква,

в которой заключён тот мир,

                           где направленье звука –

                                             единственный ориентир...

Он повторяет: «Я» –

            поскольку в царстве тьмы

                                 немыслимо местоименье «мы»:

его незрячие глаза устремлены

                                 вовнутрь, в тайники души,

упрятанной в глухую оболочку –

                                 он фактом слепоты в неё зашит,

где чувства все обострены –

                                 карандаши,

                                             прошедшие особую заточку...

Он говорит: «Послушай!» –

                                 вместо: «Посмотри!»,

себя он видит только изнутри, –

                                 в отличие от нас, что лишь снаружи.

Но он привык.

                 Он наступает в лужи.

                                 Февральский снег над ним незримо кружит.

И бесполезные мигают фонари.

 

St. Louis, 1995

 

Осень в центре холодного материка

 

Осень в центре холодного материка

Оглашается криком болотной выпи…

В тихом парке не слышно – ни матерка,

Ни столь привычного нашему слуху «Выпьем!»

 

Материк тот аршином никто не мерит,

Ум не терзаем вопросом: «Не оплошал ли я,

Навсегда покидая место рожденья?…» Из всех Америк,

Я счастлив, что выбрал эту. И нужное полушарие…

 

Осень в центре холодного материка

Кружит листья, словно юбки у дам в водевиле,

И высоко-высоко плывут в небесах облака,

Отражаясь в застывших фонтанах Hotel de Ville…

 

За садовой оградой, покрытой сурьмою и медью,

Как зверёк, притаился сверкающий лаком «Бьюик»…

Новизной поражает тот факт, что, думая о соседях,

Улыбаешься,  вместо привычного  там  «Я убью их!..»

 

Осень в центре холодного материка

Сохраняет зелень травы и её безупречность…

Время, похоже, остановилось… И даже река

Ровным течением мысли наводит на вечность…

 

Тонким кольцом Сатурна повисла над городом Арка.

Пароходный гудок хрипловато басит с Ривер-Сайда.

А вокруг ни души… Но в аллеях притихшего парка

Мне порою мерещатся тени – тени Сондры и Клайда…

 

Осень в центре холодного материка

Навевает приятные мысли о Сартре и Прусте…

И когда ты счастлив, то можешь взгрустнуть слегка,

Расставаясь навеки с той – безысходной и чёрной грустью…

 

Сент Луис. Ноябрь 1995 г. (Восстановлено по памяти сентябрь 2015)

 

Из цикла «Антология абсурда»

 

Поток осознания

 

И когда понимаешь, что не будет «потом»,

Вдруг хватаешь, как рыба, воздух ртом…

Воздух прозрачен – и ты невидим –

Так во мраке глубин скопления мидий

Не отличишь от подводных камней.

Жизнь в тебе. Только ты не в ней.

 

Круг людей, для которых ещё ты значим,

Сводится в точку – и ты прозрачен.

Ты становишься как бы частью пейзажа,

Как не востребованная пропажа

На складе давно забытых вещей.

Жизнь с тобою. Но ты не с ней.

 

Хоть и связан ты с нею множеством нитей,

Весь в плену ожиданий, открытий – Овидий,

Свои сочиняющий «Метаморфозы»…

Неутешительные прогнозы

Оставляешь за скобками вчуже.

Жизнь прекрасна. Ты ей не нужен.

 

Как хотелось прожить нам её иначе –

Вереницами лет, числами Фибоначчи,

Чтобы день предыдущие дни итожил,

Чтоб успех на удачу и время множил.

Чтобы нас понимали, и нас любили…

Жизнь – театр. Ты в водевиле.

 

Тёмен смысл, парадигма, посыл, идея –

«Завтра» боле не светит. «Вчера» не греет.

Ещё менее ясности в настоящем,

Ты бредёшь на ощупь – ни слепым, ни зрячим,

И вздыхаешь тяжко о доле лучшей.

Жизнь – теорема. Ты частный случай...

 

2015

 

Экклезиаст

 

Со-бытие, лишённое событий,

Наития души, но без соитий –

Жизнь зиждется на призрачных болтах.

 

Круженье по заезженной орбите...

В движенье губ привычное «Уйдите!»

Хохлацкий говорок залётных птах.

 

Происходящее вокруг не в прок исходит.

Про исходящее вокруг – как происк, вроде.

И обстоятельства, увы, не обстоят.

 

Светило то восходит, то заходит,

Круговорот свершается в природе –

Хоть бейся головою о стояк.

 

Бессмыслица по-прежнему горазда,

Бес смыл с лица черты энтузиаста,

Лишь без-образие на мутных образах.

 

И только у соседа-педераста,

Взгляд просветлён, как у Экклезиаста,

И мальчики кровавые в глазах...

 

2017

 

Свидетель

 

– Простите, вызывали?

– Вызывал. Теперь вы наш единственный свидетель – там был другой ещё, но в памяти провал.

А третий отдал душу в лазарете...

– Простите, вы сказали «Назарет»? Иль мне послышалось...

– Вы утром мыли уши? В больнице помер... Нынче на заре…

Нашли лежащим мёртвым – прямо в душе…

– Какая жалость… Был женат? Семья?

Наверно, молодой, и были дети…

– Вопросы задаю здесь только я!.. Пока что я хозяин в кабинете!..

 

– Итак, фамилия…

– Наверно, Иванов…

– Наверное?! А если вспомнить точно?

– Мы с ним знакомы шапочно… Заочно…

– Я про твою фамилию спросил!

– Тогда Петров.

– Как вас зовут, Петров?

– Пожалуй, Никодим… Да, Никодим Петрович Разгуляев…

– Ты издеваешься, иль дурака валяешь?!

– Я, извиняюсь, не совсем здоров…

– Скажите, где вы были в ночь на третье?

– В каком часу?

– Примерно, во втором…

– Так я же говорю вам – в Назарете...

– Ты выпил? Или тронулся умом?!

– Ни капли в рот! Ей Богу!

– Очень странно… Несёшь сплошную чушь и жуткий бред…

– Там был один... назвался Иоанном, – он тоже направлялся в Назарет…

– Довольно, хватит, ты меня достал! Ты будешь говорить, иль отпираться?...

– Условились собраться у креста…

– В каком часу?

– По-моему, в двенадцать…

– Не понял я, что значит «у креста»?!

– Ну, там, где римляне его вчера распяли….

– Ты очумел?! Довольно зенки пялить! Изволь мне отвечать лишь «нет» и «да»!

Горбатого решил мне тут лепить – и думаешь, что я тебе поверю…

Где были накануне? – не шутить!

– Да так, по-дружески справляли мы вечерю…

– Опять мне заливаешь… Говори, кто был на вечеринке?

– Лишь ессеи:  готовились послать депешу в Рим… Но только вкруг стола мы все расселись – нагрянул караул… Всех под арест – запрет ведь на собрания был в силе. Вначале всех, конечно, допросили, – но лишь ему, как видно, выпал крест…

Его судили – был там прокурор: фамилия Пилат, а имя Понтий… Он раньше был префектом в Геллеспонте… Пришили шпионаж… или террор… Не помню точно… Приговор суров – «вышак»: то ли распять, то ли повесить…

– Довольно, хватит… Слушай, Иванов, – тебе не надоело куролесить?!...

– Я Разгуляев…

– Знаю, Никодим…  Не так заговоришь у нас под мушкой! Дежурный, в камеру!.. Кончай светить макушкой! Эй, что там у тебя?

– Наверно, нимб…

 

2016

 

Не жилец

 

В этом мире, где только трава и листья

нам являют пример бескорыстья,

где лишь воздух, небо и облака

пока бесплатны – полагаю, – пока –

всё рассчитано на жильца:

дом, крыльцо, ступеньки крыльца...

 

Быть жильцом – это значит иметь и желать

то, чего ещё не имеешь... И благодать

нас посещает редко – ибо,

попадая в плотских желаний иго,

мы пускаемся в тараканьи бега...

Да, пока бесплатны дожди, снега –

то, чего мы проходим мимо,

нас увлекает игра, пантомима,

которую мы называем «жизнь», «life».

Жизнь лишь средство. Цель – вечный кайф...

 

Я не жилец, наверно, в том смысле,

что не имею желаний... И в коромысле –

даже если оно и имеет виды

стать весами на службе Фемиды –

вижу лишь палку о двух коленцах...

Барин, прижавший служанку в сенцах,

мой идеал. Но удел мой жалок –

сенцев нет. Нет имения. Нет служанок.

Нет ни дома, ни крыльца, ни ступенек,

нет ничего. Нет даже денег...

 

Я не жилец, ибо мои желанья

имеют форму женского тела – Евланья,

Евфросинья, Евлампия, Евдокия.

Меня со свету сживут ... нагие

намеренья. Я давно в грязи по пояс, а локоть –

хоть и близок – но не укусишь. Похоть

давно заменила святое чувство

любви. Но боевое искусство

соблазненья забыто. Соблазны

вызывают лишь брожение протоплазмы...

 

На плечах коромысло с полными вёдрами –

Евфросинья качает крутыми бёдрами.

И дрожит в ознобе – не Ежи Лец –

то в бессильной злобе – мой не жилец...

 

2016

 

Из цикла «Мой серебряный век»

 

Неврастения

 

О, сладкая неврастения,

испариной покрытый лоб...

Лелею в собственной тени я

свой поэтический апломб –

 

пломбиром тает и стекает

ручьями сладкими в рукав.

Над миром тайными стихами

вознёсся, вечер обокрав.

 

Я понял истину простую,

что явь – она всего лишь сон.

Лишь сон во сне. Но имя всуе

изречено, и мыслей сонм

 

рождает, разум будоража

тоской несбывшихся надежд –

как тонкий запах флёр д'оранжа

или весенний бульденеж.

 

А вечер, лилию лелея

на нежном матовом плече,

льёт мёд словесного елея –

с мечтой о лилльском палаче.

 

2018

 

Во имя чистого искусства

 

Во имя чистого искусства...

Но сон застыл у изголовья,

как изреченье Златоуста –

дыханье, смешанное с кровью.

 

Дрожащих век неслышный шелест

и пересохших губ шуршанье:

как будто ночь идёт на нерест –

чёрно-небесная пиранья...

 

Земля, сокрытая покровом,

под звёзд бесшумное камланье

лежит, как жертвенник, готова

принять священное закланье.

 

Как восприемница злосчастий,

душа во мне окаменела,

а ртутный столбик рвёт на части

изголодавшееся тело.

 

И так мучительно несходно

с мечтой случившееся в жизни,

что жаждешь скорого исхода –

при всей его дороговизне...

 

2017

 

Нопперапон

 

Качнулся маятник, чуть вздрогнул и затух...

Привычную утратив оболочку,

пустилось время дальше в одиночку,

едва переводя от спешки дух.

 

Лишённые опеки и препон,

ему навстречу движутся предметы,

теряя очертанья и приметы.

А бледный диск луны – нопперапон* –

 

клубком свернувшееся, спящее у ног,

мертвящим светом залил всё пространство.

Лишь звёзды, заблудившаяся паства,

мерцают светляками вдоль дорог.

 

Их факельное шествие в ночи,

как грешников толпа в преддверье ада.

В хрустальной тишине блестят фасады

застывших зданий блёстками парчи.

 

Уходит из-под ног земная твердь

оплывшего, как воск, пустого шара –

и соткана из сладкого кошмара

давно уже не жизнь, ещё не смерть...

 

_______

* Нопперапон – в японской мифологии оборотень, у которого вместо лица матовый светящийся шар.

 

2017

 

Когда ты пьёшь чуть тёплое Мерло

 

Когда ты пьёшь чуть тёплое Мерло,

а за окном весна... а, может, осень –

вдруг чувствуешь, как много умерло

(иль умерло) в тебе, а, может, вовсе

 

и не рождалось, не случилось, не пришлось,

не встретилось, иль пролетело мимо,

не дадено, не додано, иль врозь

с тобой существовало, иль незримо,

 

не ощутимо, не осознано, и не

тобою прожито, и не тобой любима

та, без которой истина в вине,

и не твоя печаль невыносима...

 

Когда поймёшь, что всё давно прошло,

и ты в сердцах других немного значишь –

налей себе чуть тёплое Мерло

и не стыдись, когда ты вдруг заплачешь...

 

2017

 

Из цикла «На берегу стоящий человек»

 

Зимнее море

 

Зимнее море – цвета гашёной извести,

как результат непосредственной близости

серого неба к безжизненной глади морской...

Оказавшись на берегу, рифмуешь себя с тоской,

одиночеством, отдалившись от суеты мирской,

способной под корень тебя извести…

 

Зимнее море… Ворон с профилем Монтескье,

оставляет следов нонпарель на песке,

сменив на посту белокрылых чаек…

Стоящий у кромки воды едва различает

линию горизонта – взгляд в пустоту

отражает соблазн подвести черту

мыслью о пуле и о виске…

 

Зимнее море, закон перспективы поправ,

меня не пугает – оно не кричит: «Ты неправ!»,

обвиняя во всём того, кто, ничего не украв,

просто живёт, как может – не засучив рукав…

Зимнее море любовно целует мои следы,

и они блестят, как слеза, как куски слюды…

 

Зимнее море – вместо волн буруны,

там, где парус и чёлн – граница страны:

покидая её навек, обретаешь комплекс вины,

словно ты – стреляющий из-за угла –

оправданье лишь факт, что земля кругла,

но, всё же, она – не круглей луны…

 

Зимнее море… И впору небу упасть

на землю… Рыбак собирает снасть –

чует – скоро, скоро подует норд-ост…

Вот и выход – и он достаточно прост:

зимнее море… оно – идеальный погост

для того, кто уже надышался всласть…

 

2016