Михаил Гробман

Михаил Гробман

Четвёртое измерение № 6 (282) от 21 февраля 2014 года

Душа травы витает в облаках

 

* * *

 

Ире Врубель-Голубкиной

 

Тоскливый день расправил два крыла.

О вечное подобие стекла!

Кристалл неумолимый и густой,

Наполненный печальной чистотой.

 

Жемчужное строенье молока,

Полёт стрелы, дыхание стрелка,

И летний день, и сон, и облака,

И зарево вечернее – тоска.

 

Тоскливый день – два белые крыла.

Игра неутомимого стекла.

 

* * *

 

В бездомной комнате завешено окно.

Свет холоден и слеп. Деревья голы.

Небес полуживое полотно,

Воды едва живое слово.

 

Свет холоден и слеп, скользит его душа

По мертвому стеклу в припадке пробужденья.

Белёсый плод. Белёсо-серый шар…

Свет холоден и слеп, как первое растенье.

 

* * *

 

В упругой влаге сентября

Колдующее чернолесье –

Дождя глухого ласка песья –

О, ржавый призрак сентября.

 

Благое золото полей –

Оно упало в день туманный,

Белёсый день больной и странный

На крыльях медленных полей.

 

Но торопись молочный свет

Впитать, как жалкое лекарство –

Нас душит собственное барство

И сон, и лепет поздних лет.

 

Так неожиданно гремит

В сезонном мраке голос Божий.

Он в волосах, глазах и коже

Центростремительно гремит.

 

Который раз тебе дано

Над чёрной влагой наклониться,

Дождя и морока напиться…

Судьбы холодное вино.

 

* * *

 

Душа травы витает в облаках,

Деревья наклоняются к дороге –

Здесь медленные солнечные Боги

Являются с улыбкой на устах.

 

Стопою лёгкой зыбля лёгкий прах,

Они скользят сквозь летние чертоги,

Их контуры торжественны и строги,

Их волосы в цветочных лепестках.

 

Дитя капризное бежит за ними вслед,

Спешит и спотыкается, и плачет –

И падает рассыпанный букет,

И катиться, подпрыгивая, мячик…

 

И на мгновенье оглянулся мальчик –

И в нём узнал себя стареющий поэт.

 

* * *

 

Белоснежная рыба – золотое перо – золотистый ободок –

Холмистое чудовище на беспечных полотняных песках –

Какой безумец спроектировал и закрепил тебя

В тысячах лиц,

Какой слепец запутал твои тёмные струны,

Какое слово, какой крик, какое последнее рыдание

Произнес этот пигмалион,

Когда ты подобно создателю

Погрузилась в себя.

 

* * *

 

Был дождь и град, и озноб в этот солнечный день.

И зимние улицы уходили и бесконечно смыкались между собой.

И сны повторялись,

И шаги стучали утомительно, словно бессонница.

 

На дорогах, у моря, в кафе – позабудь о себе –

Это последний дар,

Отданный одиночеством

Господу Богу.

 

* * *

 

Терезе-Марии-Элизабет Брожковой

 

Возвращается Утрехт, он снова и снова в глазах и в сознаньи,

Он возник Афродитой из коричневой пены земной.

Что искал я в тебе? Я нашёл в тебе тень расставанья.

Что нашёл я в тебе? Безнадёжность осталась со мной.

 

В этом городе Утрехте сонно мерцают каналы,

И над городом Утрехтом тихо плывут облака.

О в какой же мучительно-тысячный раз вечность мной обладать перестала –

Я опять не могу отвести от неё глаз и виска.

 

В этом медленном Утрехте, Утрехте, Утрехте дальнем,

В незапамятном Утрехте, городе длинных зеркал,

Я опять обручён с этим светом и миром прощальным

Я опять нахожу то, что я никогда не искал.

 

* * *

 

Терезе-Марии-Элизабет Брожковой

 

Я отрекаюсь от ног твоих, рук и от плеч.

Отрекаюсь, Тереза, от тела твоего,

Отрекаюсь от ресниц, воды, камней и стрекоз –

День медленно стоит над моей головой.

 

Так слово стремится вспять, волна уходит вглубь, взгляд остывает.

День безмолвно стоит над моей головой.

И растут облака словно мысли безрадостных птиц.

 

Не торопись уснуть –

Нет отреченья без ангела, готового принять последний-последний вздох души.

 

* * *

 

Почему гуляет море
Бьёт водой о низкий брег
Почему такое горе
Коль утонет человек?

Вот бежит по полу мышка
Попадает в западню
Этой крошке тоже крышка
В мышеловочном меню

Вот в слона стреляют негры
Полой пулей разрывной
На ходу гиганта свергли
А слезинки ни одной

Или будем плакать дружно
Над любой душой рыдать
Или уж совсем не нужно
Младших братьев убивать

Чем несчастная колибри
Хуже каждого из нас
В этом жизненном верлибре
Полном божеских прикрас
 

* * *

 

Бизоны – великое племя

Шершавой индейской земли

Зачем провинился и чем я

Когда приказал – застрели –

Зачем я заставил танкиста

Броню застегнуть и опять

Со скрежетом гулом и свистом

Бизоновый мир расстрелять

И там где стучали копыта

Где звёздный прополз геноцид

Ракетами почва изрыта

И мрак над землёю дрожит

И плачет Уолт седовласый

У речки чей сон Потомак

Я отодвигаюсь от кассы

Но мне оправдаться никак.

 

* * *

 

Играет кошка башмачком

А башмачок пищит

И панночка покинув дом

Над крышами летит

Такое бледное лицо

Такой печальный принц

За ним ночное колесо

Деревья клонит ниц

Не остановит никогда

Никто опасный лёт

А там за панночкой беда

Свои круги плетёт

Читают мальчики псалмы

Теряя строчек связь

Принц улетает в монастырь

Лежит там мёртвый князь

А на холме гремит бидон

В телеге Янкель спит

Он слышит колокольный звон

Из-под церковных плит

 

* * *

 

Ласковыми словами

В лесу говорю с зверьми

Крутят они головами

Прекрасны они вельми

Никак понять не могут

Откуда сей милый звук

А я беру недотрогу

За крыло или лапу вдруг

С каждой живою тварью

Говорю на её языке

Вот крашенная киноварью

Сидит на моей руке

Вот ляпис лазурь вот кадмий

А вот густой изумруд

И каждый крылатый рад мне

Что я оказался тут

Люблю вас птицы и звери

Я обожаю вас

В души пушистые верю

Чудные без прикрас

Вы тихие дети Бога

Дети нежной любви

Вам жить на земле недолго

Вы тоже здесь не свои