* * *
Август в открытые двери вошёл,
Легкая грусть расставания с летом…
Крутится неба тяжелый котёл,
Росные входят утрами рассветы.
Лунной тропой за звездою пойду,
В августе месяце точные сроки,
И, ощутив, я, наверно, приму
Осени токи, щемящие токи…
Мне светлячок путь укажет в ночи,
Словно бы друг на моём бездорожье,
Светится искра горячей свечи
Между мечтой и мятущейся ложью…
* * *
В глубинах седых мироздания
Уголья потухших костров…
И мчимся мы к ним на свидание
Сквозь годы и плен облаков.
Мы мчимся и вот уже ближе
И чётче планетная быль.
На тропах таинственно рыжих
Легенды рассеется пыль,
Осядет, и встанут чертоги
Чужой, неизвестной земли,
Которые древние боги
Когда-то на ней возвели…
И к нам приходили легендой,
Прозреньем далёких веков,
Какой-то оборванной лентой
Безгласных, не понятых снов…
И слово и зрячая память
Для нас эту боль сберегли,
И тайной непонятой ранят
Живые побеги земли,
И тянут – кругами, кругами
За пену седых облаков,
И мир выпрямляется в небо
Оттуда – из прошлых веков…
* * *
Вдохнуть полной грудью весеннего ветра,
Подснежник увидеть под мокрой листвой,
Ручей, что по каплям течёт из-под кедра, –
Всё это зовётся родной стороной.
К берёзе припасть, к белой русской берёзе
До самых глубинных и искренних слёз,
Греть руки друзей, остывая в морозы,
Всё это зовётся родной стороной.
Каких бы краёв ты вовек не изведал,
Как птицу весной, душу тянет домой –
К замшелым камням,
к песням прошлого дедов,
Всё это зовётся родной стороной.
2006
* * *
Великие стройки Китая,
Слетаются к ним москвичи…
Родные края покидая,
Чаи распивают в глуши.
Как дети большой перестройки,
Как птицы с упругим крылом, –
На запах большой новостройки,
Но дышат последним костром…
И я – их попутчик случайный,
За мной – всё тайга и тайга.
И движется медленно чайник,
И чья-то чужая рука
Нальёт мне с дымком и наваром
Впитавший леса кипяток.
И жизни другой голос с жаром
Меня позовёт за порог.
Войдёт и в меня перевалом,
Последней нелёгкой тропой…
Отсюда в Китай валят валом –
И что я с какой-то тайгой…
И что там все наши проблемы…
Их встретит великий Китай.
И новые светлые темы,
Их хватит на всех через край.
И лишь на вопрос мой серьёзный:
«Что будет вот с этой страной?»
Ответ я услышал несложный:
«Прокормитесь вашей тайгой.
Напьётесь берёзовым соком
Загадочных русских берёз,
И, может, решите с Европой
Таинственный русский вопрос…»
2001
* * *
Друзья уходят и не расстаются,
В осенний день, когда ещё тепло…
Как будто листья в небеса сорвутся
И догорят, и просто, и светло…
В осенний день, когда старуха осень
Листком прощальным стынет на стекле,
Когда в высоком мире светлых сосен
Я начинаю думать о тепле…
Друзья уходят, просто так уходят,
И на прощание рук не подают…
И только в память, в эту книгу, входят,
Как путники, обретшие приют…
* * *
Искали нам гармонию в бараках,
В дурмане снов, в нашествии вина.
В долбящих душу неподдельных страхах,
Где тишина была истреблена.
В осьмушках хлеба и под
строгим взглядом,
Сличавшим всё на стареньких весах,
Она жила неподалёку, рядом,
Забытая когда-то в небесах.
Каким-то позабытым древним греком,
Оставившим расколотый горшок.
Он был другим, небесным человеком
И для него нам не хватило строк…
Мы суетились, торопясь писали,
Что было плохо – торопливо жгли,
Лишь только греки с тех небес взирали,
Как наши венценосные божки.
Нас обжигали кирпичами в печке
И за собой настойчиво вели,
Мы шли вперёд, горели словно свечки
И в сторону шаг сделать не могли.
И вот теперь титаны новояза
Приставят к нам игольное ушко,
Коль не пройдёшь, твой рот прикроют сразу
Или посадят думать на горшок.
Как всё знакомо, тот же самый ветер,
И будет горца палец нам грозить,
Но под рукой живой горячий пепел
И думать нам о нём не запретить…
* * *
Одна лишь в том твоя вина,
Что я пишу, когда Луна,
Когда весенний солнца луч
Разрежет молчаливость туч.
Я всё пишу, я всё спешу
И немоту строкой крушу.
Хочу на тысячу веков
Разбить молчание строк и слов.
Одна лишь в том твоя вина,
Что ты стройна, что ты вольна.
Ты, как журчание воды,
Когда весенние сады
Накроет самый первый дождь,
И в его древнем языке
Я отыщу свой путь к строке…
2006
* * *
Октябрь. Холодеет берёзовый лес,
Играет по нотам осенний оркестр.
Нам жёлтую ноту сыграет смычок
И красную ноту кленовый листок…
И листья ложатся – соцветия нот,
За то, что нас в жизни
ещё что-то ждёт…
Цветного оркестра я слушаю весть,
Каким в этом мире
нам цветом процвесть…
Играет, играет и ноты звучат,
И только – вперёд, нет дороги назад…
По жёлтой листве, что падёт на порог,
Что прямо ложится поверх моих строк…
И осень бросает загадочный взгляд,
Любовь и печаль в нём сегодня звучат,
И трогают душу невинно рукой,
Меня провожая осенней тропой.
2007
* * *
Пальцы твои почернели в земле,
Пальцы твои прикоснулись ко мне.
Пальцев твоих незабвенная власть
Раньше меня на земле родилась.
Но почему твои пальцы остры,
Может быть, в них затаились костры?
И обжигают, касаясь меня,
Пальцы твои языками огня…
Но почему твои пальцы черны?
Может за то, что мне были верны,
Может за то, что весенней порой
Пальцы твои породнились с землёй,
И до песчинки поля перебрав,
Стали праматерью всходов и трав.
Подражание Андрею Платонову
Вставайте, товарищ Умрищев,
Служили вы в разных местах,
Поповские трудные тыщи,
Держали в продрогших руках.
И стали вы, будто не чётки,
И персонально чужды,
И даже уездные тётки,
И местных разливов вожди
Планировать вас перестали
На тридцать безвестных годов.
Вы есть, но навечно остались
Неясными сонму богов.
Вы жили, и будто не жили,
И шли, и как будто не шли.
И справку для вас, что вы жили
Ещё до сих пор не нашли…
Шумит ювенильное море,
Настойчиво гонит волну,
Набат его с будущим спорит,
И тянет упорно ко дну…
Поезд из Китая
Спалось в поезде китайском… Стук колёс, и новый век.
На последнем перегоне, в переполненном вагоне
Заблудился человек…
Водку пил и, чуть растаяв, говорил и говорил…
Всё, что видел в жизни этой, он соседям подарил…
Обмотавшись лентой скотча, он притих, видать устал.
Словно спрятался от порчи или ждал,
чтоб кто-то сдал…
А в купе за нами сели новорусские князья.
Проводник метался гадом и шипел – туда нельзя…
На меня смотрели твёрдо из соседнего купе.
Жизнью налитые бёдра, груди в девичьей узде…
Ну а в нашем горько пили и, изрядно захмелев,
Прикорнули, позабыли про дела и этот хлев…
Поезд, груженный мешками, таинство невольных встреч.
Небо давит облаками, темнота, не видно свеч…
По свече, свече на брата.… Много их, нетленных свеч.
Нам к вечернему закату каждому свечу зажечь…
Чтоб для каждого явилась та, нетленная звезда.
Не пропала, не забылась и светила сквозь года.
Чтобы в этих светлых бликах осенью или зимой,
В разговорах, перекриках помнил я, кто был со мной…
Кто затих в углу, забился и уснул, и видел сон –
В полумраке путь светился – перегруженный вагон…
2006
* * *
Прощай, расстаёмся, уходит
Двадцатый, проверенный век,
А новый ещё только бродит,
Готовый пуститься в забег…
Ещё только первые почки
В его подоспевшей весне,
Ещё только пишутся строчки,
Стучат наяву и во сне…
Куда он торопится с места?
Куда он направит коня?
Частичка останется сердца
В двадцатом, как капля огня…
Твои обгоревшие хаты
И аист весной над трубой,
Твои уходили солдаты,
Забывшие сон и покой.
И их безымянные строки
Не знали ни ночи, ни дня,
Накала высокие токи
Сквозь них пролегли до меня.
Сага о челноках
I
Челноки
Друг, это наша пора подошла,
Может, и мы перелетные птицы,
Через кордоны и через границы,
Как-то неслышно, душа перешла…
Дождь нам навстречу, и капелек рой
Вьётся. Осенние мглистые дали,
Птица в испуге крылами. Живой,
Может, и это всё нам нагадали…
Что же завещано нам впереди?
Осень, дороги, дела и печали,
Песню её нам прошепчут дожди,
Ветры споют на седом перевале…
II
Приграничье
Поля пусты, заросшие полынью.
О русский крест, Россия,
За тобой дожди косые набегают синью,
Где дальний луг с нетронутой травой.
Дома пустые, взгляд разбитых окон,
Опоенных неведомой травой.
Орда прошла, и только женский локон,
И птичий клин вверху над головой,
Как два моих нетронутых начала,
Которых невозможно отобрать,
Нельзя разбить, иначе б закричала
Душа моя, которой вековать…
III
Мадонна челноков
Любимая,
И ты серьезней стала…
Разбили стан и вывезли весло…,
И женщину столкнули с пьедестала…
Любимая, тебе не повезло…
Но ты жива, в эпоху дальних странствий
Сквозь пыль дорог мелькнёт твоё лицо.
Ты молода, проста в своём убранстве
И на руке забытое кольцо…
Так новой Евы вижу я черты,
Прокуренной, ветрами всеми битой,
Но всё равно, ещё совсем открытой,
Как хорошо, что это нам дано…
И вслушиваясь в голос новой саги,
Где караванов пролегает путь,
Спешу я в белизну клочка бумаги
Вписать твою непознанную суть.
* * *
Слепой поэзии остов,
ржавеет слово…
Мне душно в буйстве
сорных слов,
В сплошной полове,
В белёсых, тоненьких ростках
Взошедших слепо…
Уголья тлеют на кострах
Уже нелепо…
Тех, над которыми в ночах
Теплели руки,
Тех, на которых мир кричал,
Рождая звуки,
Той запредельной высоты,
На восхождении,
Где точно ставились следы
И шло рождение
Обретших жизнь нелёгких фраз
Без сожаления,
Забывших в тот далёкий час
Земное тление…
2005
Степная гроза
Русская степь над тобою
Бьётся в июле гроза,
Капля сорвётся слезою
Первая – прямо в глаза.
Слушаю голос дороги –
Песню моторов и шин,
Что-то от древнего бога
Есть в этом гуле машин.
Вижу бурлящее небо,
Там, где степная гроза
Небо разрежет на части,
Каплей скользнёт в волоса.
Ливня летящие струи
Встанут фонтанами брызг.
Пылью взлетят над асфальтом,
Ветром разбитые вдрызг.
Песня степного простора,
Взором и вздохом ловлю
Дальние синие горы,
Свежего ветра струю.
Так бы вот, с ветром в обнимку
Мчать по дорогам в грозу,
Быть твоей малой дождинкой,
Чувствовать душу твою…
* * *
Упруга ты и как вода, ранима.
Твоё дыханье в мир обращено.
И мы куда-то уплываем, мимо,
Но только ночью слышно на весь дом,
Как время бьёт по наковальне, тонко...
Но мы с тобой забыли и о нём.
И слышим летней птицы голос звонкий,
И, согревая душу над огнём,
Уходим в день. Шумит трава густая,
И ветра гул я слышу за окном.
Страницу лета новую читаем –
Зелёную, об этом и о том...
* * *
Я вышел из моря, из пены морской.
И вот по земле я ступаю нагой.
Следы на песке оставляю и я,
Здесь память проходит, проходит моя.
И тысячи волн перетёрли в песок
Любовь тех, кто был и упрям и высок…
Следы их в частицах песка нахожу,
В скорлупках, служивших когда-то ежу…
И в гальке округлой шершавость стекла…
Здесь жизнь незнакомая раньше текла
И стала добычей мятущихся волн.
В их рокоте слышу я стонущий горн –
Высокую ноту любви и огня,
Прошедших когда-то вот здесь до меня.
2007