Майя Шварцман

Майя Шварцман

Четвёртое измерение № 27 (303) от 21 сентября 2014 года

Чем я стану, когда отживу?

«Лёт лебединый»: конкурсная подборка

 

Пешки

 

Две пожилые пешки движутся к краю

скользкой доски, ощупывая стопой

каждый порожек кажущийся, шагая

с ритмом игры стремительным вразнобой.

Больше в сторонку жмутся, боясь оплошки

хода фатального, толчеи, обид,

но не спастись.

                      Им время ставит подножку,

невозмутимо свой проводя гамбит.

 

Сказка

 

У Вильгельма и Якоба Гриммов

в старой бюргерской сказке, которую 

знают все – про четырёх пилигримов,

пенсионеров понурых, на скорую 

руку сбившихся всуе в одну компанию, –

был другой вариант, не включённый

в детский сборник. Во взрослом издании            

петуха собирались зарезать, поскольку оный

хоть ещё голосил вовсю в Богородицын

день и цыплятам казал горделивую стать,

да топорщил на тыне хвост, когда распогодится,

но – «не мог уже кур топтать».

 

Он, конечно, пошёл со всеми,

как умел дружил, примечал огонёк в лесу,          

на разбойников лез, и друзей караулить в сени

на шесток взлетал, отоспаться позволив псу,

но на донышке петушиной своей души

он-то знал, что всё прошло на его веку:

как ни ешь да спи, и перья как ни ерши,

но гаремного, сладкого, сытого кукареку

не пустить корнет-а-пистоном уже, и время

миновало, чтоб взмыть на иглу золотую в конце пути

в иллюзорный, хмельной, утраченный город Бремен,

до которого не дойти.

 

* * *

 

Молодую рассаду прищипкой

выправляя, ненужный побег

хладнокровной рукой без ошибки

удаляет садовник-стратег.

Я стою зеленеющей стрелкой

под навесом суровой горсти,

угрожающей мне переделкой,

и стремлюсь незаметно расти.

 

«Кем ты станешь?» – склонясь над куртиной,

вопрошают, готовя привой,

досаждая опекой пчелиной,

сбором проб, подслащённой водой.

Я учусь с осторожностью лисьей

выставлять запасённые впрок

безмятежные гладкие листья,

лишь бы скрыть утаённый росток.

 

Из листка сбережённого стебля

разрастётся когда-нибудь сад.

Но, когда, прорастая сквозь дебри

новой зелени, зашелестят

ответвленья былого вопроса, –

листопадом ложась на траву,

я подумаю тихо и просто:

«Чем я стану, когда отживу?»

 

Не проснувшись, без мысли, без цели

потянусь сквозь тяжёлый подзол,

через глину впитаюсь в мицелий,

через корни – в течения смол.

Потеку холодком в междуречьях,

прорасту на поляне простой

для бесхитростных трапез овечьих

белым клевером, тонкой травой.

 

Стану лютика запахом кротким,

остью ржи, шелухой от овса,

разбужу клокотание в глотке

у большого пастушьего пса,

что учует меня в предрассветном

сквозняке и, стряхнувши росу,

встрепенётся во сне; стану ветром...

Лай, собака, а я понесу...