* * *
В дешёвеньком кафе на рынке
Такие пёстрые картинки,
И голуби, и мягкий свет.
Вкушай ненужную свободу,
Исследуя свою породу
На склоне дня, на склоне лет.
Она была взрывоопасной,
В наивности своей прекрасной,
Упрямой в поисках лица.
Остались эти стоны птичьи,
Листвы осеннее величье
И грусть без меры и конца.
* * *
Принесла домой картину.
Листья осени. Букет.
Тонких веток паутина
И сиреневатый свет.
Пусть подделка и дешёвка…
Мне понравилась она.
И горит моя обновка
На стене, что у окна.
Сны из детства навевает.
Говорит: «Себя пойми.
Так случается, бывает –
И с картиной, и с людьми».
* * *
С утра, пока не прибрано в дому,
По комнатам блуждаю – тень живая.
Газеты на столе перебираю,
Кому они нужны сейчас, кому…
Сметаю сор, и кажется: вот-вот
Расставлю всё, что было, по порядку,
И прошлое, став правильным и гладким,
Меня укроет и убережёт.
Так пробегает час, за ним другой:
Опять – провал, опять не получилось…
И я посуду мою, чтоб лучилась,
И кофе пью из чашки голубой.
* * *
Пузырились котлеты на огне.
Румянились с утра в духовке пышки.
И всё это готовилось при мне,
Уткнувшей взгляд в зачитанные книжки.
Пытаясь те шедевры воссоздать,
Кляну себя за неуклюжесть пальцев.
Но продолжают надо мной витать
Родные с детства образы скитальцев.
Они идут с дорожною сумой,
Создатели стихов и философий…
И у кастрюли с простенькой стряпнёй
Гляжу им вслед и пью остывший кофе.
* * *
Померещилась мне госпожа Бовари
В старом парке, в ажурной беседке
За аллеей, где тускло горят фонари
И туманом окутаны ветки.
Тот, кто рядом, не мил, он постыл и уныл.
Ты с ним связана узами долга.
Тот, кто мил, ненадолго к себе поманил,
А казалось, что это надолго.
На прохожего только на миг загляжусь,
Отмечая случайное сходство.
Жаль, что я никогда уже не заблужусь
В лабиринтах того сумасбродства.
Угасает полоска вечерней зари.
Отступает заветная тема.
Нам расстаться пора, госпожа Бовари.
Я люблю тебя, милая Эмма…
* * *
Время срастаться корнями и кронами,
Слушать ночами ветра гудение.
Листья, пожарами опалённые,
Кружатся в медленном вальсе смирения.
Из бунтовщицы я сделалась кроткою.
Помнишь, какой я была непреклонной?
А разговоры такие короткие,
Словно прощаемся мы на перроне.
* * *
У телефона-автомата
До нашей интернетной эры
Прокручивался диск щербатый
В кабине грязновато-серой.
Жизнь, как натянутая леска,
Звенела удалью и риском.
Хотя мне отвечали резко,
Поскольку не считали близкой.
Я шла от парка до вокзала,
Минуя палых листьев груды,
И слишком ясно понимала,
Что так любить уже не буду.
© Любовь Фельдшер, 2015–2016.
© 45-я параллель, 2016.