Лев Болдов

Лев Болдов

(17.07.1969, Москва – 19.02.2015, Ялта)

 

Родился в семье инженеров. Окончил Московский институт инженеров транспорта по специальности «прикладная математика». Работал преподавателем математики, журналистом, редактором.

Стихи писал со студенческих лет. Автор шести поэтических книг, в том числе «Транзитный пассажир» (2006) и «Секретный фарватер» (2009). Стихи публиковались в журналах «Кольцо А», «Литературная учёба», «Культура и время», «Радуга» (Киев), «Русский переплёт», «Колокол» (Лондон), «Гостиная» (США), в еженедельнике «Панорама» (Лос-Анджелес).

Член Союза писателей Москвы. Лауреат I Международного Волошинского конкурса (Гран-при, 2003). Стихи Льва Болдова переведены на иностранные языки. Член СП Москвы (1999).

Лев Болдов говорил: «Из всех поэтов мне интересны лишь те, кто ощущает себя живущими не только “здесь и сейчас”, в чьих стихах, как в раковине, шумит Время, Гумилёв, Пастернак, Арсений Тарковский, Окуджава... Я считаю, что поэт – это прежде всего мироощущение, а не профессия. Это тот, кто живёт на ином градусе души, нежели большинство людей, и не боится обнажать свою боль, рискуя, что у многих это вызовет лишь кривую усмешку... “Всё прочее – литература”, как сказал Верлен устами Пастернака…»

 

Памяти Льва Болдова

 

Разведчик звука рано умер,

Зажёг последнюю свечу

Стихотворенья в теме сумерек

Февральских, о каких молчу.

 

Смерть по-иному освещает

И жизнь поэта, и стихи.

Оттенки верные включает

В реестры счастья и тоски.

 

Внизу остался зимний город,

На пальмах, впрочем, снега нет.

И смерть есть в пользу жизни довод,

Когда скончавшийся – поэт.

 

Александр Балтин

 

2015, февраль – март

Москва

 

Вечного рая заложник

Ночь стимулирует поэтические возможности: отсекая обыденность дня, погружая в бесконечный расплав мудрой и таинственной темноты, иногда проколотой звёздами, ночь точно запускает затейливые механизмы, чья работа обеспечивает бытие стиха:

 

Я живу по ночам – как поэты и воры.

День мой гнусен, он отдан во власть палачам.

Не забиться в нору от крикливой их своры!

Но даровано мне воскресать по ночам.

 

Днём я заперт в себе, словно в банке консервной.

Все желания спят. Но сгущается тьма –

Кровь приходит в движенье, вибрируют нервы,

И я дерзок и смел, как герои Дюма.

 

Лев Болдов умер 12 февраля 2015-го, немногим более пяти лет назад. Он не дожил до своих июльских сорока шести, точно подтвердив грустную формулу о недолгой жизни подлинных поэтов.

Он был подлинным, истинным, рано нашедшим свой голос, свою тропу, понявшим свой вектор…

Он вкладывался во всякий стих, как в последний, и поэтическое дыхание его мерцало жемчугами стихов на краю бездны, не позволяющей себя исследовать.

Хотя каждое удачное стихотворение – отчасти исследование бездны.

Полёт в незнаемое.

…воздушный шар фантазии проплывает над заурядною, всем известной конкретикой, но папоротники образов яснее становятся с высоты.

Лев Болдов выреза̀л стихи из причудливых материалов: из бумаги снов и шёлка отчаяния, из вымпелов стремительности и нотной бумаги, исписанной грустью, из морского прибоя и лучей звёзд, прокалывающих тьму, что провоцирует поэтов…

Крепко и чудесно раскрывался Крым Болдова:

 

Есть особенный шарм у поэтов, сроднившихся с Крымом,

Эта терпкая грусть в сладкозвучье их неповторимом,

Этот эллинский дух, что как факел горит, не сгорая,

Это тайное братство заложников вечного рая!

 

Рай пахнет морской волной, а эллинский дух не допускает уныния…

Его (уныния!) и не было в стихах, рвавшихся к вечности, несших ей в дар свой драгоценный, хрупкий, наполненный созвездиями созвучий космос…

 

Александр Балтин

 

2020, март

 

...человек из будущего

Лев Болдов не издаёт толстых книжек. Он чрезвычайно требователен к своему имиджу, который не допускает «проходных» стихов. Болдовская осень – совсем не чета Болдинской. Лев Болдов говорит, что никогда не гонялся за количеством стихотворений, предпочитая качество. А отправной точкой ему служит «корпус» его собственных лучших стихотворений. И пляшет поэт не «от строки», а от замысла, от «духа» стихотворения.

 

Как эта осень дивно хороша – 

В своём неброском домотканом платье!

Как будто отболевшая душа

Раскрыла небу детские объятья.

 

Какая правит миром тишина,

Как сыплет сквер дукаты золотые,

Как будто вновь надежда прощена

За все свои посулы холостые.

 

Какой над рощей розовый закат,

Как тени облаков скользят по лугу – 

Как будто я тобой ещё богат,

Как будто мы ещё нужны друг другу.

 

Странное ощущение! Это стихотворение мог написать, например, Иван Бунин. Ничто не выдаёт в нём эстетику Льва Болдова. Тысячу раз прав был Игорь Меламед, говоря о так называемой «благодатной» поэзии. Когда сама душа стихотворения настолько универсальна и народна, что за ней не видно автора.

Я познакомился со Львом Болдовым много лет тому назад, в кочующем «Салоне всех муз» Анны Коротковой, современном аналоге «Бродячей собаки». Мы что-то долго отмечали и потому были изрядно навеселе. Лев Болдов прочёл свои стихи. «А чем Вы ещё увлекаетесь, кроме поэзии?» – спросил я, чтобы продолжить разговор. Надо было видеть в этот момент лицо Болдова. «Я – поэт!» – рявкнул он, внезапно протрезвев. Хорошо, что я не стал ему возражать. Время вполне убедило меня в правоте этого человека.

Есть какая-то незримая «фронда» во многих стихотворениях Льва Болдова. Он словно бы вышел вещать один против всего остального мира. Хотя ничего такого «крамольного» в его стихах, пожалуй, нет. Просто он «милость к падшим» призывает. Как в своё время Пушкин. Засверкали светлыми красками такие монстры прошлого, как Троцкий и Дзержинский.

 

«Юноше, обдумывающему житьё,

решающему, делать жизнь с кого,

скажу, не задумываясь –

делай её с товарища Дзержинского».

 

Эти крылатые строки Маяковского вспоминаются «наизусть и всуе», когда мы читаем цикл Льва Болдова, посвящённый историческим персонажам нашего недавнего прошлого.

И, читая Болдова, понимаешь, что нельзя до такой степени чернить людей, владевших умами миллионов. Эти люди уже за всё заплатили сполна – собственной жизнью. Лев Болдов, пишет ли он о Колчаке, или, наоборот, о Троцком, выступает за многомерную историческую справедливость. И ещё, конечно, Болдов, поэт-романтик, по-своему щадит и оправдывает своих героев. Ведь первые большевики, по Болдову, были больше романтиками, нежели злодеями. И он пишет о поэтах и политиках прошлых лет так, как будто создаёт собственную антологию из цикла ЖЗЛ, и его совсем не смущает, что многие из былых кумиров давно развенчаны. Болдову представляется несправедливым, что этих, безусловно, грешных людей развенчивали те, кто не годится им и в подмётки. Поэт с нескрываемой горечью отмечает, что выстрадавших свою «религию» лагерями и ссылками, интеллигентных и по-своему честных «донкихотов» Дзержинских победили «серые кардиналы» вроде Романа Абрамовича, дело не в национальности, а в масштабе личности.

Поэзия Льва Болдова завораживает магически. Не тем, чем она, по идее, должна завораживать – блеском метафор, неопознанным воздухом инобытия. Или мудростью, пришедшей не отсюда. Я уже никогда не смогу забыть болдовского пассажа про улицу, которую не сможешь перейти, когда внезапно схлынет благодать. Но самое интересное –  это Болдов-рассказчик. Откровенно говоря, я не люблю ни Питер, ни Колчака, ни Галича, ни многое другое, о чём взахлёб пишет поэт Болдов. Но сила его любви к своим героям так велика, что я невольно заражаюсь этой силой. Почитайте его стихи о Галиче. Я долго не мог понять, что он нашёл в этом барде, который так немилосердно фальшивит в своих песнях, словно мамонт ему на ухо наступил. Но Болдов подаёт нам жизнь Галича как подвиг, как СЛУЖЕНИЕ. И почему-то не сомневаешься ничуть, что так оно и было на самом деле. Вопреки неабсолютному музыкальному слуху.

Болдов любит своих героев из-за перенесённых ими испытаний, он сострадает им всеми фибрами своего большого сердца. К сожалению, многие читатели и слушатели «не расслышали» его замечательное стихотворение о Дзержинском. Нашли в нём «идеализацию палача». Двухмерное духовное пространство представляет необратимую сложность для нашего деградировавшего современника. Люди не понимают (или не хотят понять), что плохой человек может быть одновременно хорошим, в другом измерении, или, наоборот, хороший человек может быть также и плохим. Это совсем уж «сносит крышу» у простоватых людей, они не знают, чему им верить. А верить надо – поэзии. Поэзия всегда оставляет нам веру в лучший исход, в прощение и понимание. И в этом плане Лев Болдов – человек из будущего. Он уверен, что реабилитировать нужно не только Колчака, но и того же Дзержинского. Ради нашей с вами общей истории. Поэт популярно объясняет, почему нам надо быть милосерднее. Чтобы конечная победа не досталась пигмеям, которые свалили титанов и пожинают плоды своей пирровой победы.

 

Александр Карпенко

 

2009 – 2013

Москва

 

_____

* «45»: рекомендуемая ссылка – эссе Сергея Скорого: Секретный фарватер – таверна «Коктебель»…

Подборки стихотворений