Леонид
Борозенцев

* * *

А голос сыпался на мраморные плиты,

Цепляясь стоном за чернеющих прохожих,
Срываясь в шёпот и беззвучные молитвы,
Уже не веря, что хоть кто-нибудь поможет.

И в сумерках навстречу плыли лица

Неслышащих и просто безразличных,

И сердце не могло остановиться,
И в рокот улиц пряталось по-птичьи.

Беженцы

Тишина в мехах аккордеона

Сладко дремлет, греется у печки.

Бородами оплывают свечи,

И капель в окошке монотонна.

Зарастает боль в груди тупая,

Что живёт под ребрами и между –

И опять затеплилась надежда.

…И война неслышно отступает.

* * *

Вечер тронул запястья задумчивых башен,

Наполняя предметы загадочным смыслом.

Хор сверчков был особенно тонок и слажен,

Полыхал горизонт под таинственной кистью.

Мы стояли у ветхой седой колокольни

И молчали, чтоб мыслей её не нарушить.

Ночь спускалась, и было на сердце спокойно

От закатной молитвы, струящейся в душу.

* * *

Время собирать камни –

это момент истины,

когда в тебя целятся из огнестрела,

целятся и стреляют,

а у тебя – ничего, кроме Слова,
и ответить больше нечем...

* * *

Говорливый апрель моросит –

Дождь иудит, уставившись в землю,

Сдвинув небо с привычной оси,

Бесноватости сумерек внемля.

Поднимаюсь на цыпочки лет,

Полумрак намотав на подошвы.

– Что там в мае? – Мистический бред:

Сны Вараввы и солнышка крошки.

Грамматика-2000
Введение

Для кого наши правила точат ножи?

Для кого мы придумали все падежи?

Мой предательный друг, обвинительный брат,

Для кого мы пред ложным взросли во сто крат?

А когда сотворительный главный падеж

В именительных нас попускает мятеж,

Кто в родительном взгляде потушит упрёк?

Если б Авель был жив…

Если б Каин не смог…

* * *

Жизнь на причале – чаинками в кружке –

Не отрекусь, не прочту, не нарушу

Чёрные линии, дни, многоточия –

Тайны порочные, мысли межстрочные.

Не удержавшись позёмкою, искрами,

Белыми буквами, снежными числами,

В ноги бросаясь случайному имени,

Не прошепчу на прощанье: «Верни меня…»

Жизнь на причале с разбитыми лодками,

Чайным отчаяньем, искрами ломкими

С окнами в небо, дождями весенними –

Светом молитвенным в дни воскресения.

* * *

No es asi, no es de este mundo

Vuestro son.

J. R. Jimenez

Нет, не из этого мира

Звон ваш…

Х. Р. Хименес

Звон отдалённых селений, стон колокольной молитвы.

Кто же он, этот последний, шедший по лезвию бритвы?

Звон. Поминальная песня. Запах цветущей полыни.

Кто он, кто жил с нами вместе здесь, на земле, на чужбине?

Плачут седые иконы, плавятся тонкие свечи,

Слыша дыхание звона, переносящего в вечность.

Кто он, идущий незримо – вечного мира наследник –

Здесь, мимо кладбища, мимо лиц, силуэтов, столетий?

* * *

И когда сквозь время – по сколу бритвы,

и когда, как снег, – сапогами в кашу,

я пытаюсь вживаться в слова молитвы,

«…яко же и мы прощаем должником нашим».

Игра в дым

Снег прошивает навылет распахнутый дом,

В окна впиваясь, в его заэкранное сердце –

Дом превращается в дым, в радиаторов ком,

Не успевающий рёбрами их обогреться.

Каждая прядь электричества нервно дрожит,

Жадно вдыхая азарт, беспокойство прохожих.

Ветер то стихнет, то вновь в переулках кружит,

Тонкие иглы нещадно тасуя под кожей.

Белая пыль пробегает по свежим следам,

В небо вздымается, снова отчаянно хлещет,

Снежно впивается в губ потускневший вольфрам

И беспристрастно холодные козыри мечет.

Лядово*

Душица и полынь, и ковыли…

Быть может, здесь – последняя дорога…

Юлия Броварная (Лядово)

Здесь по склону холма, нарушая привычный порядок,

Опускается небо в зелёные волны травы,

Там, где плещемся мы под мостами сверкающих радуг,

По которым попарно гуляют священные львы.

Здесь в бегущей воде православные лики застыли –

Говорят, это Время на миг задремало внутри,

Сквозь решётку ресниц наблюдая за кружевом пыли

И дыханием нежа в хрустальной росе ковыли.

Здесь стихи и мечты, и иллюзия города детства,

Родника говорок и букетов живых хохлома,

Здесь – последний приют, и незримое с Тайной соседство,

И небесная синь, что стекает по склону холма.

__________________________________

* Лядовский Свято-Усекновенский скальный монастырь,

расположенный на левом крутом берегу Днестра.

Украина, Винницкая область, с. Лядово.

О. С<кобельской>

Цепи событий, как цепи врагов одержимых,

Целью считая не нас, но идущих за нами,

Снова железом щетинятся в шквальном режиме,

Нас прошивая навылет тревожными снами.

Как удержать их – в затылок мне дышащих ради,

В явь просочиться не дать им волной смертоносной,

Кто-то, наверное, знал, расставляя в тетради

Тонкие сети из клеток над дымкой морозной.

Пусть прорастают и жгут, но внутри остаются

Кровью чернильной, строкой бесталанной занозной!

Катится яблоком сердце по краешку блюдца.

– Господи! Дай удержать, если только не поздно!

Поздний вечер на окраине города К

Колючей пылью мглится ночи прядь.

Мы всё идём, раскачивая землю,

К далёкой церкви, чтоб себя распять.

……………………………………………

…Но там не правят –

там молчанью внемлют.

* * *

Серебряное блюдечко луны,

И горький чай, и пепел сигареты...

Так хочется всё заново начать –

Кричать до судорог в распахнутое Лето,

Листать дорог затейливую вязь,

Снимая гарь, налипшую на душу,

И приручить удушливую страсть,

И, кроме Бога, никого уже не слушать.

* * *

Обессиленный всадник скакал
Гиацинтовым небом с монетой Харона.

                                                  Б. Руденко

Так оплывали губ бессильных уголки,

Пытаясь радугой заветной изогнуться,
Так оплывали взгляда угольки,
Не находя целебного безумства.

Так ночь неслась к последним берегам,
К земной черте оплавленного края,
Не оборачиваясь к сгорбленным богам,
Неся добычу, не скорбя, не понимая...

Чётки

Иконы окон золотит закат.

Вновь крестный ход домов в моленье замер –

Сдается Вечность в плен и напрокат,

И за крестами на стекле танцует пламя.

И, кажется, что в этой тишине

Мы можем наших мыслей шёпот слушать

И чувствовать, как кто-то в вышине

На солнца нить нанизывает души.

* * *

Эта ночь была липкой мучительной жижей –

Её капали в уши беспомощно спящим,

Подливали в вино неудачливым ближним

С видом преданных и безутешно скорбящих.

Ночь стекалась дождём с самых грязных окраин,

Ветром двери срывала с ржавеющих петель,

А в углу, меж иконами, чудился Каин

С чёрным списком в руке,

как безмолвный свидетель.

* * *

Я ангела видел в заутреннем сне:
Оставивший небо до судного срока,

Он падал. В лунной вышине

Во мгле цитировали Блока:

«…в белом венчике из роз,

впереди Иисус Христос…»

И тени ложились на снежность листа,
И вторила боль колокольному звону,
А мы снимали ночь с креста,

Как будто со стены – иконы.