Эмигрантский вальс
Это век виноват! Оглянись на толпящихся всуе.
На ошибочный мир, застилающий лучшие дни.
Проклят чеховский сад: не вишнёвое время рисует
безымянный хранитель купели родимой земли.
Он обманут тобой, он в надёжной защите нуждался.
В суматохе измен, слово чести уже не в чести.
Это век виноват! Верный конь по тебе убивался,
в час, когда пароход не вмещал обещавших спасти.
Над кормою кружат белокрылые пахари сини.
Словно души бойцов, у подножия вечных лампад.
Уходить по воде – не ходить по ней, как по России.
Если прочь, значит так, чтобы сердцу – больнее сто крат.
И теперь хоть куда… Примет всякого Чёрное море.
А вода глубока, как слеза материнских тревог.
Укачай тебя жизнь, нахлебавшись солёного горя!
Это век виноват... Потому: не суди тебя Бог!
2016
Исход
Снег возвращается туда, откуда родом…
Снег покидает теневые города…
Качнётся время философским пароходом,
и поплывёт по переулкам в Никуда.
И будут отзвуки прощаний за кормою
страдать отсутствием любимых голосов,
и мостовые твердокаменной тоскою
покроют лестницы обратных адресов.
А дальше – брызги пересортицы окраин.
И перекличка среднерусских звонарей.
Бинты лесов врачуют пролежни проталин,
да треплет ветер подноготную полей…
Снег возвращается, как будто возвращает
долги простору разменявшему века.
И промедления уже не обещает,
хотя оно могло спасти наверняка.
Снег поднимается до небыли сюжета,
в котором солнце холодеет от утрат…
На верхней палубе Приснившееся Лето
зачем-то молит отпустить его назад.
2015
* * *
Кормят дожди землю весной неба.
Колоколам впору церквей своды.
Надо успеть мир занести в требы,
чтобы собрать с пасеки зорь мёда.
Да накрошить сдобы-листвы птицам,
да запереть в дальнем лесу нечисть.
И перестать разным чужим сниться,
если своим время смолить Вечность.
Будет Ковчег старцам святым – келья.
Будут круты гребни морей горних.
Тот, кто хранит, не бережёт перья.
Тот, в ком болит, не стережёт гордых.
Вера моя, птаха моя, плаха!
А без креста, как без души – слепо.
Там высоко будет тебе Знахарь.
Кормят дожди землю весной неба…
2017
* * *
Под мерный хруст армейского сукна
их вынесло на русскую равнину.
Стояла ночь, как память холодна,
за спинами представленных к помину.
Натружена походом ледяным,
глотала степь твердеющие слёзы,
пока метель дыханием парным
толкала обречённые обозы.
Тянули лямку кони-бурлаки,
влачили замордованных войною.
Архангеловы вечные полки
испытывали верных пеленою.
Колючей, обжигающей, да так,
чтоб злее пульс выносливости волчьей.
Казалось, чем решительнее мрак,
тем смертные шеренги непорочней.
Слова молитвы с песней казаков
мешались в неразборчивые стоны.
И блик непререкаемых веков
ложился на имперские погоны.
Последние источники тепла,
крестов нательных тяжкие вериги,
венчали безымянные тела
избранников ничтожных и великих.
2017
* * *
А снег под ногами теперь уже не скрипит.
Размокшую землю вращает по часовой
последний романтик, что за зиму не убит,
последний синоптик планеты пороховой.
Последний свидетель, закрывший глаза своим.
Своих приструнили посулы пурги большой.
Свои причитали: «Да что же мы всё стоим?!»
Но ветер паясничал: «Это же хо-ро-шо!»
А снег под ногами не станет следы хранить.
Темнеют сугробы, как сорванные бинты…
Он в самом начале не выжить хотел, а жить,
как саженец неба, в которое смотришь ты.
Но время решило иначе, ему видней!
Все сны перемирий оплачивались с лихвой.
Остаться последним, наверное, тяжелей,
чем траурно таять на линии фронтовой.
А снег под ногами – раздробленная вода.
Идёшь по нему, как по морю Ученик…
Идёшь, чтобы выйти и ясно понять – куда,
когда тебя встретит вербами материк.
2017
Баллада о неизвестном
Пока выискивает смерть
среди живых его усталость,
он постарается успеть
запомнить то, что оставалось
всегда, в любые времена,
из довоенного «когда-то»…
Пока пасхальная весна
на кроткой родине солдата
ждёт не дождётся письмеца
с той стороны, где мир непрочен,
вздыхает мама «весь в отца!»
и «живый в помощи» бормочет.
А зайчик солнечный дрожит
на занавесочке воздушной.
А мальчик маленький лежит,
и вырастать ему не нужно.
Пока выискивает смерть
на ком сегодня отыграться,
он молит Бога потерпеть,
он чёрта просит не цепляться.
А под ногтями соль земли…
А пулевое чуть дымится …
Ещё бойца не погребли,
не окунули остудиться
в непродыхаемую муть,
ветрами стёганую сушу.
Не позабыл бы зачерпнуть
хранитель праведную душу!
Благословил бы замполит
новорождённого героя!
А мальчик маленький лежит
на необъятном поле боя.
2017
Жовто-блакитный вальс
Кругом не то чтобы ни зги,
но как-то сиротливо
от диогеновой тоски
имперского разлива.
Покуда солнце и луну
скрывают веки Вия,
окраинами на кону
бескрайняя Россия!
У свеженажитых могил
лишь вороны-кликуши…
Где оптом Чичиков платил,
там Гоголь ищет души.
Скрипит кондовый тарантас,
артачатся овраги…
Остановить бы век за час
до свиста передряги!
Задобрить взмыленных гнедых
нечаянной свободой…
А вихри бьют и бьют под дых
лужёным небосводом!
Темна украинская ночь,
Свечной оплот потушен.
Здесь чёрт прославиться не прочь!
А Гоголь ищет души...
2016
Снег над линией смерти
Я проживаю и это…
Запричитали юродиво
стёклышки тусклого света –
битое зеркальце Родины.
То ли кружочки колечками,
то ли колечки оковами,
то ли на окнах насечками
круговороты бедовые...
Я проживаю и это…
Ближнего боя брожение
треплет страницы Завета
и не находит решения.
То ли стервятники вымысла
Лазарю служат поминную,
то ли апостола вынесло
на заграждения минные.
Я проживаю и это…
Верные не откликаются.
Носит под сердцем планета
не пожелавших состариться.
То ли позёмка вдоль заводи
перестудила везение,
то ли защитники загодя
встали на путь вознесения.
Я проживаю и это
горе по самое горлышко.
Плачет дитя моё где-то,
недорождённое зёрнышко.
То ли зовёт колыбельную,
что никогда не услышится,
то ли порою метельною
боязно ангелу дышится.
Я проживаю и это!
Этому нет объяснения:
прошлое с видом на лето
выбрало снегопадение.
То ли толчёное облако
ловят морозные луночки,
то ли из белого войлока,
тянутся райские улочки...
2017
Вальс осаждённых
Поделит голод,
на карамельки лёд.
Бессильный Город
облюбовал налёт.
Потёмки сказки,
разрывы бороздят.
Скрипят салазки…
А по кому скрипят?
В поту продроглом
любые «против» – «за».
Закрой-ка окна,
как мертвецам глаза!
Коптит буржуйка.
Жива ещё. Пока…
Тоску пожуй-ка,
не изводи пайка!
Где святки-гладки,
пустого места нет.
А мы – в остатке
на весь Небелый Свет.
2017
Донская бессонница
Здесь всё ещё заоблачны просторы,
и камыши хрустальны на заре.
Ночами деревянные опоры
скрипят былины сонной детворе.
Столетний дом в нахлебниках у неба:
свисают звёзды с пыльных черепиц.
Подковы счастья маятник нелепый,
пристанище для странствующих птиц,
качается на сгнившей древесине…
Тень на плетень наводит поздний час.
Кусты сирени в дымке тёмно-синей
теряют целомудренный окрас,
как будто безутешные вдовицы,
хлебнувшие прогорклой темноты.
Безмолвный плач притихшая станица
несёт в себе предчувствием беды.
Дрожит луна в ловушке паутинной
на створке приоткрытого окна.
Дубовый стол с посудою поминной
потеет под прохладою сукна.
А ветер занят чисткой дымохода.
И пахнет сеном скошенным кувшин.
И бравая мышиная пехота
готовность к наступлению шуршит.
В консервной банке смятые окурки…
След копоти крестом на потолке…
И дедова простреленная бурка
ворочается в старом сундуке.
2016
Кабул. 31.12.82.
Дни мандаринами пропахли, но
ночами явь задымлена.
Мне снится клюква в пудре сахарной*
и новогодняя война.
Как перепуганным смотрителем
звенел стеклянный ангелок,
пока снимал с предохранителя
погибель праздничный мирок.
В начале светопреставления
с Большой Землёй пропала связь.
И балагуры пополнения
по одному уткнулись в грязь.
Их опоясывало холодом,
да так, что вспышкам не согреть.
Плескалось марево над городом,
мешало мальчикам взлететь.
Мне снятся сладости с кислинкою…
Пушистый иней на броне
батальной плавится картинкою –
последней весточкой родне.
А вихри птиц, почуяв крошево
(заманчив ягодный приплод!),
клочок планеты припорошенный
принять готовы за оплот.
И чудится: вот-вот рассорятся,
за счастье вкусно поклевать…
У арыка медсёстры молятся:
не поспевают бинтовать.
Летят снежинками осколочки,
найти живучих норовят.
Теряют ёлочки иголочки
и синим пламенем горят.
Дрожит подзорное окошечко:
не миновать взрывной волны.
И плакать хочется… Немножечко.
А ровно в полночь – ти-ши-ны!
Мне снится клюква в белых корочках
под звуки боя во дворе…
И я сижу в углу на корточках
в забытом Богом декабре.
2016
____________
*В этот день нам прислали посылку из дома.
Среди прочего в посылке было и моё любимое лакомство.
Оно продавалось тогда в Союзе в ларьках «Мороженое».
Когда начался обстрел, я стояла на балконе
и смаковала московскую клюкву в сахаре…
© Лаура Цаголова, 2015-2017.
© 45 параллель, 2017.