Лариса
Морозова (Цырлина)

Mechlen lace*

Зря день-деньской, коклюшками стуча,

Сновали пальцы мастериц брабантских:

Бесцеремонно руки палача

Срывали кружева в воротах адских,

У гильотин и виселиц... Увы,

Чем дольше убиенные мертвы,

Тем нам они становятся милее –

И вновь готов венец для головы!

И кружева ... для шеи.

___

*Брабантские  кружева (англ.)

Orfeo

Всё не верилось, что исчезнут

крылья лёгкие за спиной,

и стоишь, заглянувший в бездну,

над разверзшейся тишиной:

там – Аид, где скользят в молчанье

тени слов, что вчера звучали?

И живых не найти нигде...

Там пустыня –

море печали

по ушедшей навек воде.

* * *

Акварель за окном промокла:

Листопад в голубом дыму.

Дождь царапает лапкой стёкла –

Скучно, бедному, одному.

И, не чувствуя совершенства,

С ним мурлыкают в унисон

Позабытый мотив блаженства

То ли осень, а то ли сон.

Клонят головы: «Спите, спите...», –

Волны нежности и тепла,

И легко золотые нити

Обволакивают тела.

Поворот временного круга

Замедляется в небесах,

Безмятежно обняв друг друга,

Стрелки замерли на часах.

Что им солнце, луна и звёзды,

Что века им, года и дни...

Лишь одно – что ещё не поздно –

И показывают они.

Апокриф дерева

Быть не может, чтобы Иосиф

Не учил сынка ремеслу,

Чтоб, ребячьи дела забросив,

Не вставал он порой к столу,

Где светились медово стружки –

С малолетства его игрушки,

Где и сам он смолой пропах,

Помогая пригнать друг к дружке

Части ладные на шипах.

Наводил на поверхность глянец

Под размеренный разговор

И, ссадив ненароком палец,

Умываться бежал во двор.

Ну, а где-то все эти годы

Ждало древо такой породы,

Что и время его не ест...

Может, в горестный день исхода

Думал он, что на совесть кто-то

Делал этот тяжёлый крест?

Не родной ли древесный запах

В смертный час ощутил он вдруг,

В  свежеструганых крепких лапах

Возносимый для крестных мук...

Милосердного омовенья

Ждал, не чуя прикосновенья

Злых шипов своего венца –

И, как мальчик босой когда-то,

Рад был, что ещё до заката

Возвращается в дом отца.

* * *

В Галилее трава шелковая,

Море ласковое у ног,

Горизонт голубой подковою

И тропы золотой вьюнок.

Пахнет лаврами и вербеною

Ветер, нежащий облака,

И течёт тишина блаженная

На холмистые берега.

Хорошо со звездой внимательной

Среди сонных шагать полей

В Назарет, засидевшись затемно

С разговором у рыбарей;

И, счастливым покоем знания

Преисполнившись от земли,

Просто следовать за призванием,

Оставляя следы в пыли.

* * *

Вам это, может быть, знакомо:

Вдруг, без причины, в поздний час

Вы так срываетесь из дома,

Как если бы позвали вас.

И вот бульваром заметённым

Вас гонит ветер января,

Ныряет месяц в небе тёмном,

И снег летит у фонаря,

Вдогонку вам несутся тени

Скрещённых веток, и во мгле

Смятенной памяти – виденье

Свечи, горящей на столе.

И, словно сад теней великих,

Бульвар затягивает вглубь,

И вихрь подсказок многоликих

Кружится возле ваших губ;

И всё стремительней в тревоге

Московской ветреной ночи

Несут вас мёрзнущие ноги

На свет невидимой свечи...

Но, наконец, в краях неблизких

Вас побеждает снегопад –

В смятенье от ворот Никитских

Вы возвращаетесь назад.

Вам не узнать в скитаньях ваших,

Случившихся в который раз,

Что, весь в снегу, на Патриарших

Шагает кто-то в этот час.

Зачем в полуночную смуту

Он вышел в холоде и мгле,

Оставив лампу почему-то

Гореть на письменном столе?

Как вам узнать, что этот вечер –

Ваш неиспользованный шанс,

Что не случившаяся встреча

Годами будет мучить вас;

Что избежать предназначенья

Ни одному не удалось,

И что судеб пересеченье –

Всего лишь времени вопрос.

* * *

Вдруг под ногами поплывёт земля,

И долго-долго будет падать сердце

В колодец счастья – бездну бытия;

И времени не будет оглядеться,

Раскаяться, ещё не согрешив,

Вернуть покой – бесчувствия ли, сна ли…

Паденье ли – полёт живой души?

Полёт звезды? Когда б мы только знали…

* * *

...всё ходит по цепи кругом.

А.С. Пушкин

Витает запах травяной

С утра над стриженым бульваром,

Зелёный Пушкин на Сенной

Печальным кажется и старым.

Он – тенью солнечных часов –

Скользит в кругу цепей тяжёлых...

Судьба – лишь эхо вещих слов,

И ясно слышен звон оков

В её насмешливых глаголах.

Но вот уже летит душа,

Чья песнь земная не допета,

Себе одной принадлежа,

Туда, где северное лето

Без ночи днём сменяет день,

Где у окон лиловым воском

Цветёт в Михайловском сирень,

Хохочут барышни в Тригорском,

Чеканя ямбы, конь несётся,

Блестит у стремени вода...

А впереди – любовь, как солнце,

И жизнь, и радость. Навсегда.

* * *

Помяни, Господи, Давида царя и всю кротость его

131 псалом

Грядущее укрыто тьмой времён.

Но знают тайну каменистый склон

И тишина, да ветхий полог неба:

Ждёт город со сладчайшим из имён –

Там всё сумеет взять от власти он,

И там придёт к нему его Батшеба.

Пока же спит пастух в своём шатре,

Припав щекою к вытертому меху...

Поёт холодный ветер на горе,

И смотрят звёзды яростные сверху.

Кто шепчет на забытых языках,

Что только этот миг в его руках,

А грешный путь – важнее результата?

К чему и знать, что жизнь твоя в веках

Останется, как стёртая цитата...

Пусть будешь ты удачливее всех,

Настанет день – оплачешь свой успех,

И скажет только близкая могила,

Как жизнь для искупленья коротка;

Но засияет всем через века

Звезда, что одному тебе светила.

Любовь пребудет, совесть устоит,

И чудо Слова – прочно в этом мире.

В худом шатре, покуда спит Давид,

Играет ветер на его псалтири.

* * *

Да будет сон... Телами души грея,

Мы странствуем повсюду налегке.

В будильнике царапается время,

Как майский жук, пленённый в коробке.

Не знает жук – надолго эти двое

Ушли, его оставив одного?

Им хорошо; у них над головою

Счастливый парус – больше ничего –

Да музыка, которой не запомнят

И не возьмут с собой из этих мест...

А жук сидит во тьме забытых комнат

И тишину, как лист зелёный, ест.

И что им жук? О бедном насекомом

Наверное, подумать недосуг.

По городам и весям незнакомым

Они во сне заканчивают круг;

Яснеют запрокинутые лица,

Дыхание становится слышней...

Ах, полно – никакая небылица

Дождливого рассвета не важней,

Улыбки просыпающихся улиц,

Потрескиванья майского жука...

Как хорошо, что вы сюда вернулись!

Пустите на свободу старика.

* * *

Давай уедем в Салтыковку,

Где есть зелёные пруды,

Где разрешается парковка

Велосипедам у воды.

Там лают дачные барбосы,

Бросаясь вплавь за пацаньём,

И нимф пленительные позы

Исправно множит водоём.

Нехитрый полдник на газетке

Заменит завтрак на траве,

А две берёзовые ветки

За нас сплетутся в синеве,

Дрожа от нежности и зноя,

И чуточку – от озорства.

Уедем позднею весною?

Пока не поздно? Чёрта с два...

* * *

За кулисами

            на

               гвозде

От души

        отдыхает

                 тело.

В бесконечной дневной

                      вражде

Так покоя

          оно

              хотело –

Отчего ж теперь в темноте

Повторяет

          осиротело:

«Где ж она, беспокойная,

                        где?

Не навеки ли отлетела?»

Но до им лишь известных пор

Из-за самых высоких гор

Возвращаются души в клетки,

Даже если клетка тесна,

Даже если заключена

В теле бедной

              марионетки.

* * *

Когда душа

            привыкнет 

                       к холоду,

Как книга – к пыли,

Идёте вы бродить по городу,

Где вас

         убили.

Здесь день

            ночным

                    кошмаром длится

Неумолимо,

Чужие улицы – как лица

Под гримом.

Любое время года кажется

Вам здесь зимою.

Кто домом звать его отважится?

Тюрьма тюрьмою...

Лишь суета сует

                 царит в местах,

Где было

          свято,

А радость

           тенью птицы

                        на крестах

Распята.

И вы, как призрак средь других людей,

Как тень, незримо,

По эшафотам старых площадей

Сквозь, над

             и мимо.

Кому печалиться по поводу,

Что здесь

           вы были...

Всего страшней –

                  ходить по городу,

Где вас

         убили.    

* * *

Ничто с ничем соединив,

Кто создал всё в одно касанье?

Вложил единственный мотив –

Любовь – в основу мирозданья

И разделил на жизнь и смерть

Всё сущее во тьме и свете, –

Чтоб, в вечность кутаясь, смотреть

В калейдоскоп тысячелетий...

Кружат пылинка и звезда

В едином ритме во вселенной;

Несёт гармонию вода,

Объединяет – свет нетленный,

Рифмует строгая спираль

Вьюнки, галактики и звуки, –

Но тайна формулы едва ль

Когда-нибудь нам дастся в руки:

Безмерной сложности узор –

Лишь хаос, с нашей точки зренья.

Каков у буквы кругозор?

Она внутри стихотворенья…

Пока же в книге бытия

Не перевёрнута страница,

Мы все, надежду затая,

Гадаем: долго ль сохранится

Божественное постоянство

Игры во время и пространство?

Одуванчики

Хотелось бы всех  поимённо назвать...

Анна Ахматова, «Реквием»

Дерзкие, как финки – остролистые,

Пробивая землю и бетон,

Вышли на свободу, неказистые,

И с собой у каждого бутон.

Стёганые справные зипунчики,

Точно телогреечки зека –

Всюду одуванчики-везунчики,

За зиму забытые слегка.

И, пока хозяин не спохватится,

Расцветёт неправильный газон,

Вспыхнут ослепительные платьица

Золушек из сумеречных зон.

Гроздья световодов на обочинах,

Берегах и станциях любых,

В сёлах и коттеджах навороченных –

Нет двора, где не было бы их.

И выходят миром – кто с косилкою,

Кто с совком, чтоб корень извести –

Только пух летает над правилкою,

От земли не видимый почти.

Но и там, где выпололи тщательно,

Снова пробиваются ростки.

Дети их заметят обязательно...

Всех не скосишь. Корни глубоки.

Песочница

Песочница? Песочные часы...

Внутри за годом год играют дети,

А Хронос*, старый дед, покуда сыт,

Бросает их сюда – пожить на свете.

Сквозь узенькое горло бытия

Мы все перетекли сюда, не зная,

Что соткан мир из горя и вранья,

И пряжа эта тонкая такая.

Не знали мы, что каждому из нас

Назначена своя длина паденья,

Что тем короче будет каждый час,

Чем дальше он от нашего рожденья.

Что этот мальчик сгинет в лагерях,

А этот – предпочтёт края иные,

Что девочка в каштановых кудрях

Погибнет в двадцать пять от пневмонии;

Что будет честью этот одержим,

А этот – слеп, и глух, и нем блаженно.

Что все мы ничего не совершим.

Что в жизни только время совершенно.

* * *

Погуляй со мной по бульварам

Под холодным солнцем осенним…

На скамейке под вязом старым

У Рахманинова – новоселье.

Там играет у ног маэстро

После множества репетиций

Беззаботнейший из оркестров –

Только невыездные птицы.

И, храня неизменность позы,

Наготове уже статисты:

Независимые барбосы,

Бесприютные шахматисты.

Может, тут и для нас, бездомных,

Будет выход на случай крайний –

Мимо пар лебедино-томных

Покатает трамвай желаний.

Немудрящих чудес так много,

Если просто идти бульваром:

По куличику на дорогу

Слепит нам малышня задаром;

Прямо под ноги сбросят клёны

Золотые свои излишки,

Потихоньку заманят звоны

Вниз, на самые на Кулишки;

И, кольцо разомкнув, свободно

Две реки побегут венчаться…

Погуляй со мною сегодня –

Завтра может зима начаться.

* * *

Течёт вода. Пески уносит ветер.

Стирается незыблемый гранит.

Лишь то, что люди видели на свете,

Лукавая история хранит.

Цари и войны, бывшие когда-то,

Не затерялись в сумраке веков;

Зачем-то помнят даже Герострата,

Убийц, тиранов и еретиков.

И, как скупец в своём унылом доме,

Мир копит всё в одном бездонном томе –

Но сгладил кто-то в памяти людской

И Господа шершавые ладони,

И запах глины в Божьей мастерской.