Константин Матросов

Константин Матросов

Все стихи Константина Матросова

* * *

                              

Твоё лицо мне так знакомо,

Как будто ты жила со мной.

А. А. Блок

 

Какой-то праздник. Кутерьма

Снаружи, хоть и дождь и полночь,

Чтоб снова не сойти с ума,

Желанье праздника исполнишь:

Всего-то выйти из подъезда,

Идти со всеми по пути,

С толпой затаптывая вместе

Окурки, пластик, конфетти.

 

Деревья, побеждая боль,

Бредут, друг друга взяв за лапы,

Гирляндой скованные, вдоль

Бетонной стражи по этапу.

Луна рассыпала червонцы

По лужам, бесполезны при

Грейпфрутовом нектаре солнца,

Зажглись вдоль улиц фонари.

 

Бухая молодёжь, плевки,

Смех, летом сальный неизменно,

Люд выстроился вдоль реки,

Как комары вдоль тёплой вены.

Зонты летят нетопырями,

Здесь сотни глоток в гул сольют

Восторг, следя за тем, как пламя

Меж туч взрывается – салют.

 

Я от скопления иду,

Поклоном с фонарём знакомлюсь,

Выблевывая еду,

А он отхаркивает конус.

 

…Среди автомобильной пыли

И встречных равнодушных мин

Твои черты так часто плыли

Ко мне из пропастей витрин.

Я вижу, хоть почти что слеп,

Что кто-то скрылся за колонной,

Оставив в воздухе свой след

Дезодорантодеколонный.

 

И так бывает очень часто,

На фоне неба – провода

Под ними легковушки мчатся,

С боков – циклопов череда;

За мост идут грузовики,

Чей семенящий шаг неровен,

Как спичечные коробки,

В себе катая груды брёвен –

 

Обычный и привычный вид

Трясущихся от боли улиц;

Циклопов мучает артрит,

Поэтому они согнулись.

Навстречу люди, люди, люди,

Чьих злых и незнакомых лиц

Отныне никогда не будет

В твоей судьбе, как лишних спиц.

 

И снова девушка не та

Идёт из темноты навстречу,

Когда же я тебя замечу,

Дрожащие от страха плечи

И не для пищи, а для речи

Ещё потребный прочерк рта?

 

Опять не в тот глядеть овал,

Что в размышленьях рисовал,

Наполненный совсем не теми

Чертами, дождь косой опять

Не преминёт заштриховать

Фигуру, вписанную в темень.

 

Не ты, не ты, не ты, не ты

Проходишь мимо, словно призрак,

Став жертвой летней темноты

И туч плаксивых и капризных.

За реку тянет, как магнит,

Где тьма, как акварель, размыла

В бетон одетые огни

Какого-то другого мира.

 

2011–2012

 

* * *

 

Лунным когтем с небесного купола,

Как вчера, – то есть наверняка,

К ночи будут уже отколупаны

Накипевшие днём облака.

 

Целый день, я, таскавшийся по лесу,

Утром бодрый ещё, а потом

Целиком измотавшись и полностью,

Прихожу в деревенский свой дом.

 

Загарцует колонка анапестом,

Из руки тут же вырвется мышь.

Я возьму телефон – просто-напросто

Это ты на него позвонишь.

 

Ты твердишь – одиночество в горле-де

У тебя застревает, что кость,

И хозяином буду я в городе,

Где я точно уверен, что гость.

 

Там, внутри, что-то, видимо, сорвано

И твердит постоянно оно,

Что теперь уже всё равно, всё равно,

Всё равно, всё равно, всё равно,

 

То, что жизнь вся зависит от случая

И, по сути, никто человек.

Говори, говори, я послушаю,

Смежив створки натруженных век.

 

Ни влюбляться в кого-нибудь по уши,

Ни трудиться не хочется, ни

Побеждать, а то снова напорешься

На холодные эти огни.

 

Мне судьбою, казалось, начертано

Половинку себе подсмотреть,

Но встречались мне, максимум, четверти,

У последней я сам был лишь треть.

 

Вместо жабр открываются жалюзи.

Мелких рыб в брюхо город берёт

Из села, как акула, безжалостно,

А со мною всё наоборот.

 

На диван брякнусь, сунувши за щеку

Леденец, как совали обол.

Посмотрю, что гоняют по ящику:

Шоу, новости или футбол.

 

2010

 

 

О тополе

 

А. М.

 

Здесь раньше было в три обхвата дерево –

Не то чтобы родное – вроде деверя

Твоей душе, из интернета вылезшей,

Натыкавшейся в скорый ужин вилочкой

И вышедшей на крону эту пялиться –

Нависшую над домом, словно палица,

Движеньями манерными и ловкими

Вбивая никотин и смолы в лёгкие.

 

Я приходил к тебе, и пили водку мы,

То ночью, сквозь окно грозой уфотканы,

То днём – по преимуществу последнее,

Лелея настроение не летнее.

Порядком нахлеставшись, мимо тополя

Мы по двору, раскачиваясь, топали,

Светло ли или в эту пору поздно, как

Зимой к калитке шли, как будто по снегу.

 

И выходили в лето вдруг – на улицу,

Чтоб высмотреть в короткой юбке умницу,

Без точек зрения, но с пятой точкою

Красивой – я сисястую, ты – тощую.

Постановленье вышло от правительства,

Чтоб двор твой летом от метели вытерся,

Что в жаркую погоду это лишнее –

В июль засунутая вьюга личная;

Избавиться от этого десантника

Зимы, как бы ей ни было досадненько.

 

Тем более, что двор, отняв у пасынка,

Наркотики засовывал за пазуху.

И спилен был, нависший, словно палица,

И не на что теперь в окошко пялиться.

 

Когда в квартире занят будешь печкою

С какой-нибудь студенткою беспечною,

Суя ей в пасть порубленное деревце

(Конечно, печке, а не этой девице)

Ты вспомнишь о трясущем перхоть тополе,

Чей вид в окне так запросто откнопили,

Что всех делов осталось – ткнуться замертво

В компьютер, загружающий параметры.

 

2010

 

из города

 

I

 

слизнула сливки с города весна,

пополнилась банкнотами казна

деревьев, что свои продали шубы.

в пространство ливень вставлен, а не кокс.

светило демонстрирует свой бокс,

пятиэтажкам выбивая зубы.

 

мне здесь не нравится совсем. ни бар,

ни улица, с которой отблеск фар,

ни смех порнокопытных тёлок, скорчен

чей фейс, солому держащий во рту

пластмассовую, лучше я пойду,

пока к столу не прилепился скотчем.

 

очередной подросток, что ни день,

здесь быстро превращается в мишень

для странного замедленного дартса:

как дротик тычет он по венам шприц

в надежде выиграть какой-то приз,

но сомневаюсь, что ему удастся.

 

одни себя укутали в бетон,

другие копят деньги на батон,

а третьи в шёлке, бархате и плюше.

безжалостные кулаки домов

под дых закат мутузят и с боков,

кромсая облака и солнце плюща.

 

я не хочу с похмелья поутру

в автобусе капустой кенгуру

кормить, чтоб не сказала, что я заяц.

и не хочу я с некоторых пор

быть выше – как естественный отбор

диктует – наравне и пресмыкаясь.

 

а выбравшись из транспорта потом,

идти, чтоб кашу или суп с котом

расхлёбывать – шагать, к тому готовясь,

что будет драть семь шкур свирепый босс.

в селе пребуду лучше – нищ и бос,

чем дрейфовать сквозь ус китовый в офис.

 

II

 

угрюмый лес, промокнувший в дожде –

всё это небо ходит по нужде,

расстёгивая с грохотом ширинку.

вдоль леса, как канаты, – провода

столбы несут, пришедшие сюда

затем, чтоб очертить пределы ринга.

 

жонглируют пернатыми – то вниз,

то вверх деревья скидывают птиц;

их тени отделяются от бора

и мечутся, как ножницы, в траве,

а то стригут сам воздух в синеве,

тем замаскировавши цель отбора.

 

здесь издавна спокойная резня;

покинув в камуфляже березняк

крадётся врассыпную мокрой пашней

отряд берёз с намерением влезть

в ряды сомкнувший ветку к ветке лес –

с осинами сразиться в рукопашной.

 

внутри чащобы – в рубероидной мгле

топырят ветки об одном стволе

вповалку, в клинче или в виде дубля,

вразброс, фехтуя или же впритык

не в силах вытолкнуть из глотки крик,

беззубые вотще раззявив дупла.

 

пернатые летают вкривь и вкось

на тоже хищных как они стрекоз –

гибридов вертолёта с дельтапланом.

отхлёстанный деревьями закат,

отхаркивая кровь, ползёт за кадр,

прижавши облака к венозным ранам.

 

расстроен, ведь из города в село

желание покоя привело,

однако быть придётся наготове:

по стеблю ржавому ко мне шустрит

клещ и несёт в себе энцефалит

моей пока ещё здоровой крови.

 


Поэтическая викторина

начало зимы

 

наверное, в тот день пришла зима,

надели шапки на себя дома

и глаз, как старый фотоаппарат

ловил два цвета, а не всё подряд.

я выключил пищащий телефон

и вышел из изгвазданной маршрутки,

вокруг – типичный поселковый фон,

луна навроде некого шурупа

закручена по шляпку в небеса,

у магазина грустная дворняга,

которой снились шпиг и колбаса,

витрина отражала нас двояко.

 

но даже здесь – плечом к плечу с природой

уже был несвободен человек

и упивался этой несвободой,

меся наваленный горбами снег.

огромный дух природы был обуздан:

сама земля, закрученная, вскачь

летела прямо к человечьим бутсам

в меридианах, как футбольный мяч.

как новый зевс, столбами был спелёнат

железный трансформатор, бигуди

носящий, и как боги только стонут

протяжный стон дрожал в его груди.

великий бог, теперь – домохозяин

туда, откуда пятится зима

в анестезию городских окраин

он стрелы посылает задарма.

и люди в кухнях, полузасыпая,

где стёкла жирный скрадывает чад,

глядят сквозь них, как снег всё засыпает,

не отрываясь сквозь стекло глядят.

 

деревья берегли фрактальные структуры

и сбросили желтеющие шкуры,

что превратились в перегной и слизь,

а позже в полушубок облеклись.

и робко, будто бы скрывая корысть,

они тянули сотни тощих шей

в корыто света – тускловатый конус

торчащих как попало фонарей.

 

я на мосту над маленькой рекою.

пока мы спим, идём и говорим,

зима своей холодною рукою

на лёд ссыпает кучей героин.

природа, чтоб никто не заподозрил

втихую с ветерком вдохнув его,

тайком поспешно вытирает ноздри,

как и не совершала ничего.

 

я той зимой подобен был ребёнку,

в больнице засыпал к стене впритык.

без исключенья под одну гребёнку

всех окружающих знакомых стриг.

и отключал я звук у телефона

и видел – от тебя идёт звонок,

и окромя того, как удивлённо

никак на это я смотреть не мог.

я уходил к рождению от смерти,

в прошедшее сквозь толщу всех времён,

от ежедневной глупой круговерти

на сто лет или даже миллион.

я думал, как бы вскоре, может, завтра

не выдернули кто земную ось

и в новом мире от тираннозавра

с тобой бы нам спасаться не пришлось.

 

общежитие

 

н. б.

 

сначала в центре, как мокрицы в щель

вползают люди, грузчики – улитки

в базар. и воздух – порванный словарь.

и колоннада тянет ближе ель,

дорическую отскоблить улыбку

от граффити. понурясь, спит фонарь.

 

вдоль грязного забора, где бомжи

и гопники обычно с парой банок

спускаешься по тропке и идёшь

к родному институту, где баржи

в реке строгают воду как рубанок,

торчит у парапета молодёжь.

 

но этот навсегда привычный путь

пятиэтажка вдруг мне преграждает,

и засосав в холодный вестибюль,

всё не спешит обратно отхаркнуть,

поскольку так спасает от дождя, от

его накрывших город мокрых пуль.

 

я жил в общаге этой, мы тогда,

как ягоды, засунутые в блендер

пропущенные через турникет,

размешивались в этажах всегда,

спеша поверить россказням и бредням,

оставив у порога пару кед.

 

тот сессию не сдал, а та дала

тому-то в этом месяце по пьяни.

у коли на втором сегодня день

рождения, а куча всё мала

и сплетни длятся. в джинсах ни рубля нет.

из всей еды две кильки и пельмень.

 

но есть всегда на выпивку зато.

и время есть, просунув меж балясин

колено, находиться у реки.

несутся сзади шумные авто

на пешеходов нагонять боязнь.

разломанное солнце на куски

 

в воде. и, нагулявши аппетит,

идёшь туда, где подавился кашлем

бронхитным над посудой грязной кран.

на плитах исцарапанных скворчит.

туда-сюда порхают все в домашнем

девчонки. на тарелке таракан

 

обозревает то, куда попал –

кругом вода и не завёрнут туже,

чем надо заливает мойку до

краёв жестокий кран и остров мал

и далеко до кафелевой суши,

прощай, усатый, крашеный в бордо.

 

учёба, пьянки, девушки, друзья –

теперь всё это в недалёком прошлом,

мы разлились как будто ассорти.

и память, полустёртостью дразня,

играет так с воображеньем дошлым,

что даже сон сметает на пути.

 

общий компьютер

 

и видео и фото

с компьютера я стёр.

весь день играю что-то

в одну игру «сапёр».

 

все файлы и все папки,

где были мы с тобой

уведены за лапки

в корзину на убой.

 

вон там стоим в обнимку,

целую я тебя.

я очищаю снимки,

как память от репья.

 

компьютер – кладовая,

где общая из нас

та память, что, не знаю,

в мозгах не убралась.

 

компьютер – отпечаток

совместной жизни двух,

пока в пространных чатах

спор вовсе не потух.

 

как отоларинголог,

держа потёртый диск

по горлу пыльных полок

устраиваю иск.

 

теперь все фильмы, песни,

что вместе каждый день –

история болезни,

пространный бюллетень.

 

раз ты пока осталась

ещё в моём мозгу,

в компьютере, как старость

тебя стереть смогу.

 

поддельное пространство

ещё с тобой делить

не буду больше – баста –

«delete», «delete», «delete».

 

пароль на почту скоро

поставлю, как замок.

лишь твой рекорд в сапёра

побить так и не смог.

 

у вокзала

 

е. н.

 

провожаю тебя надолго я.

ни на век, ни на год, ни до вечера –

навсегда. твои взгляды колкие,

а мои теперь недоверчивые.

 

мы стоим у вокзального выхода,

в желтизне фонарного конуса,

в облачках наших общих выдохов

только точки из снега, как в комиксах.

 

посыпает как будто нехотя

проходящих, поскольку по фигу,

одноглазый неряха перхотью,

с видом согнутого дистрофика.

 

из одежды трусы бумажные

на всём теле его бетонированном

и среда для него не страшная:

он стоит на месте, что б ни было там.

 

и проносятся сумасшедшие,

на секунду в уши просовывая,

из окна приоткрытого шершни нам

песни глупые и попсовые,

 

уезжают, закинув за спину

хвост за ними скользящий волоком,

светофоры моргают заспанно,

небеса затянулись войлоком.

 

зацепиться мне больше не за кого,

я как снег, что течёт за шиворот,

как уедешь, замечу резкую

перемену – город завшивеет.

 

от набрякших слёз всё призрачное,

и щиты рекламные с брендами

исказились, публично капризничая

и толпа смешалась как в блендере.

 

ну, прощай. и пусть не потребуются

наши чувства, но будут в памяти,

как последние автобус с троллейбусом,

что сейчас убежали в панике.

 

ухожу я в сумерки снежные

в перехода тёмное лядвие.

наши жизни теперь не смежные,

хоть любовь не сломалась надвое.