Ливень у Европейского
Вот надо ж!
Взял и разразился ливень,
Так что не видно больше линий,
которые оставил самолёт
поутру в небе
(чей не прерванный полёт
стал целью для дождя).
Но коль успешно всё прошло,
Остался след в истории,
Который
очень трудно смыть.
И даже дождь
не в силах это сделать!
Первый лист
Раскрылся первый лист,
Представив солнцу лик весны.
Расцветает время!
Я тебя жду
Помнишь,
когда мы простились до вечера, было пятнадцать,
а сейчас уже двадцать два.
За окном светло, как днём,
и потому я думаю, что ещё всё те же пятнадцать.
Видимо, белые ночи
несмотря на растущую осень
всё ещё правят балом...
Тебя нет дома. Волнуюсь.
Знаю,
что бесполезно
проверять морг и больницу,
звонить, вызывая милицию
на место, где мы простились –
поскольку нашего следа там уже нет.
Да и если бы что-то случилось
сама позвонила бы мне...
Приходи! Я жду тебя.
Ты слышишь?..
Только скорее! Я очень жду.
У окна с видом на море
Вот наконец и решилось всё то,
что давно известно тебе,
и более никому не известно,
поскольку место, которое ты занимаешь,
находится у окна с видом на море,
где ты, твой облик и все твои мысли
сливаются воедино с пространством,
которое было пустым...
Любовь
В тот день они смотрели в небо вместе...
Да только с разных половин Земли.
Звезда, не догоревшая в ночи,
Соединила взгляды и сердца,
Посеянные ночью семена
взошли,
И на востоке встало солнце.
В тот день всё стало ясным (небо тоже).
Его следы остыли на песке,
И этот странный иероглиф странствий
исчез под набежавшею волной.
Тогда в её потёртом дневнике
возникли строки: «Только будь со мной».
Наутро выпал снег...
Письмо с иероглифами
Нежданно выпал долгожданный снег,
В моём саду цветы от снега побелели...
Сегодня третий день, как он лежит.
В ту ночь луна была невыносимо яркой...
Ты помнишь?.. В мрачной свите старых елей
Стояла я, когда ты уходил.
Теперь я жду... всё жду...
И в ожиданье простыня моей постели
Покрылась слоем пыли, потеряла
Украденную снегом белизну.
Ещё чуть-чуть и, уподобясь археологам Помпеи,
Начну раскопки,
чтоб найти луну...
Красный свет
Сегодня ты сказал своё слово.
Молодец!
Решив, что тебя услышали,
ты замолчал,
словно древний вулкан.
Вдали над рекою тает туман –
над рекой, где больше нет рыбы...
Пусто. Вокруг тебя пусто.
Холодные взоры людей растворяются
в дыме прокуренной ночи,
но ты уже не спешишь ловить их внимание –
в этой реке больше нет рыбы.
Ты едешь домой.
В машине играет Шопен,
и лишь красный свет
удлиняет вечернее время.
Старый автобус уже никуда не едет...
Экспресс «Москва-Рязань»
Вот так бы каждый день:
сидеть в удобном кресле,
и писать стихи
о любви, о природе,
и смотреть на Коломну
из окна вагона,
пока твой поезд стоит
(и только музыка соседа
ломает плавность
восприятия
картины за окном)...
Послушай, мальчик
Послушай, мальчик!
Страна, в которой ты живёшь,
Не похожа на ту, о которой мечтал ты в детстве.
Да и детства у тебя не было, ибо родители
пытались тебя приучить к взрослой жизни
с помощью ремня.
Послушай, родной,
Воспоминания, которые тебя мучают – не твои!
Забудь о них, и – возможно! –
ты не постареешь,
когда придёт пора стареть...
Небо над Солотчей
Небо над Солотчей такое чистое!
Отраженье яркого ковша
большой медведицы,
отвлекает от дел чаек и рыб.
Рыба плещется и играет
в звёздном свете,
а рыбаки тихо завидуют
большой медведице,
поймавшей на крючок
всех птиц, и рыб, и наши взгляды.
В лодке сидит ребёнок
и черпает воду,
пытаясь достать звезду.
Рим
Не город Рим живёт среди веков,
А место человека во вселенной.
Осип Мандельштам
Облака плывут над Древним Римом,
как яхты в синеве…
Они держат свой путь на запад,
к заходящему солнцу.
Ты гуляешь на площади Piazza-del-popolo
(мраморный шарик, упавший с ладони,
скачет по плитам: «дель-поп-поло, поп-по-ло»).
Ты ловишь печальные взгляды римлянок,
тихо следящих за твоими шагами.
С их беломраморных губ
слетают еле слышные вздохи,
дрожащие в зное: «Нерон! Ты ли? Здесь ли?
Исчезнувший!».
Тишина.
Очарованный красотой, ты не замечаешь,
как и сам становишься памятником,
а твоя Джульетта
уходит к другому Ромео.
Московское метро в компании поэтов
Полночный поезд метро.
В вагоне пусто.
Можно отвлечься от дел
и думать о чём угодно.
Я еду домой и пишу стихи.
Первая строчка на Баррикадной,
последняя – на Рязанском проспекте.
Диктор бодрым голосом
объявляет: «Станция Пушкинская».
В вагон
вальяжной походкой
заходит кот.
Идёт направо по проходу
и речь о Киеве заводит,
налево... кот совсем не ходит –
там я сижу.
«Станция Таганская» – диктор
объявляет с непонятной хрипотцой.
По платформе ходит Гамлет с гитарой,
восклицая: «Быть или не быть?»,
а кот, делая вид,
что знает ответ,
смотрит на него и молчит.
И я молчу.
Мой выход.
Сталинские высотки
Сталинские высотки,
похожи на камни стоунхенджа.
По ним, как по солнечным часам,
можно определить время,
когда пора уходить.
На своих шпилях
башни держат небо,
а вокруг них растут леса
со множеством обитателей,
снующих вверх-вниз,
игнорируя небожителей
(старый Иггдрасиль, иссохнув от зависти,
сломался, обнажив годовые кольца:
садовое, бульварное и экватор).
9-е мая 2016 года
Над красной площадью
военный лётчик, как хирург,
вскрывает память ветеранов
и делит небо пополам,
на «до» и «после».
Сейчас для них поют,
их поздравляют,
цветами покрывают постаменты,
идёт «Бессмертный полк».
Но вот бьют куранты
и скоро кончится сказка,
как мирная жизнь
в сорок первом.
Первая воздушная тревога:
содрогнулась от ужаса даже вода в озёрах–
материнская боль велика,
как земной шар.
Ветер ерошит колосья пшеницы,
как отец, что уходит на фронт
и прощается с сыном.
Впереди – неизвестность.
Старая смоленская дорога.
Здесь каждое дерево помнит,
как это было.
Помнит и молчит.
Красная площадь. Парад.
Мимо нас идёт невидимый полк
зажигая звезду за звездой.
Салют!
Самурай
Пылающий горизонт поглощает облака,
как факир, глотающий пламя.
Опускается ночь.
О, горизонт! Я иду к тебе
вот уже много веков.
Я последний из эпохи Хэйан.
На меня смотрит восходящая звезда.
Меч в моей руке ждёт своего часа:
через минуту-другую, он вонзится в меня,
и больше не будет тем самым мечом,
на который я мог положиться в каждом бою,
а главное,
не будет больше меня
некогда сильно любимого вами.
Distractions*
под впечатлением от одноимённой песни Пола МакКартни
Холодное небо, наплывы облаков…
Занесённые снегом старые лондонские домики
Как игрушки из детской.
Который из них мой?
Может, этот – раз я к нему подошёл?
Или тот, с противоположной стороны улицы,
Что каждое утро утопает в лучах солнца?..
Вдоль дороги брошены чьи-то игрушки:
Велосипед без колеса, безголовая кукла с корзинкой в руке…
Прибывает вода
(медленно, но неотвратимо),
Отрезает мне путь к отступлению.
Откуда-то издалека доносится музыка.
Слушаю и вспоминаю,
как в детстве играл на скрипке;
Что-то длинное с роем пассажей и сломанных квинт…
Кстати, где моя скрипка?
Что с ней стало, когда я ушёл?
Изменила с соседом?..
Да, возможно, её просто отдали парню,
С которым мы вместе ходили в одну музыкальную школу.
Ведь он был сильным учеником,
Таким же сильным, как я.
Очень странно, что я его помню…
Всё забыл!
И не мудрено.
Мне сейчас сорок шесть… девяносто…
Сто двадцать – я только что вспомнил!
А когда я ушёл, было…
Сколько?
Сколько было, когда я ушёл из дома,
И уходил ли я вообще?
Если ж да – то зачем?
Ведь всё было прекрасно!
Куча вредных друзей и любовь…
(скука в школе комплектом)
Я всё потерял… и голову в том числе!
___
*Отвлечение, безумие, рассеянность (англ.)
© Кирилл Тремаскин, 2017.
© 45-я параллель, 2017.