(стихи их книги)
* * *
Противлюсь сам, тебя учу тому же
И буду с теми, кто был против нас.
А снег разглажен, будто проутюжен
В последний, может быть, последний раз.
И на меня её наденут тоже –
Последнюю рубаху бытия,
Но вырвется и улетит, быть может,
Душа непостоянная моя.
За то, что видел дальше, поплачусь я,
А близкого и даром не возьму.
И я хотел прославить захолустье,
Но не прославил, судя по всему.
Я видел мир в просветы между досок,
Чердачной пылью тридцать лет дышал,
Полжизни задавал себе вопросы
И сам на них полжизни отвечал.
И в мире не найдя себе подобных,
Я, если говорить начистоту,
Противиться готов, чему угодно,
Кому угодно – только не Христу.
* * *
Стану бродягой, чтоб гнали меня взашей
От порога дома с белым заборчиком.
Идти по мосту и бояться летучих мышей,
И писать, словно врач в поликлинике, неразборчиво.
Видеть другую столицу, не ту, которая
Нарисована на коробке конфет «Киев вечерний»,
С теми, кого в пять утра забирает скорая,
После драки на Гончара у кафе «Харчевня».
И пока не открыли метро, тишина сладкая,
Обволакивает, убаюкивает: сдайся,
Но к тебе не добраться, никак, ни с тремя пересадками,
Ни с помощью GPS или других девайсов.
* * *
Матери
Оживаю для слова: ни жизни, ни смерти не рад,
Я ещё не сказал, я ещё не успел, подождите!
Но уводят меня в вечный холод, и хохот, и смрад
И пусть я не пожил, вы хотя бы ещё поживите.
Тихий ангел ещё не коснулся чела, я успею
Возвратиться туда, где я первые сделал шаги,
Где шумела трава и деревья качались быстрее,
Где я чувствовал мать, на её засыпая груди.
И не зная ещё языка и законов природы,
Я был частью Вселенной, и крохотным сердцем своим
Ощущал, как из мрака земли пробиваются всходы,
Как зерно умирает и небо рыдает над ним.
Оживаю для слова и временной жизни не знаю.
День сгорает, как спичка, и падая камнем в постель,
В полусне-полуяви я ясно теперь ощущаю:
До сих пор твои руки качают мою колыбель.
* * *
Дикое время, пропахшее водкой и потом,
Завтра не будет меня и тебя, ну и пусть
Будут работать за нас полтора землекопа,
Новое время, я больше тебя не боюсь!
Слово моё догорело, и скоро погаснет,
Пепел его не выносят, как сор из избы,
Господи, как это страшное время прекрасно,
Как же обидно его отдавать без борьбы…
* * *
Памяти Д. С.
Ситцевым временем не дорожи, изгой.
Междоусобица, осень, трамвай в отстой.
– Ну-ка, построились в очередь, – рёв и рык.
Ради забавы Адаму размять язык.
В нерукописное время, в туман людской,
На «единице» от площади до Складской.
Всё тебе впору, бессмертие, всё как раз!
Выключи прошлое: кухня, угарный газ.
* * *
Аукнется мне, откликнется,
Сидится мне и не пикнется,
Который уж год подряд.
От серости и от пресности,
Заплеванные окрестности
И чёрный, как уголь, сад.
Такая судьба мне выпала,
Голытьба и та мне «тыкала»,
Друзья не пускали в дом.
И сам я – не ножкой шаркаю,
С Петровкой и Пролетаркою
Я думаю об одном.
* * *
Живёт под Макеевкой, днём спит,
Хоть и не лыком шит.
А звёзды с балкона видит почти
Так же, как москвичи.
А как понаедут к нему друзья
(Мне ведь туда нельзя),
Он обо мне им плетёт за глаза,
Мол, у меня шиза.
* * *
Оплетают меня сомнений змеи,
Разное: «to be» там, «or not to be».
Если взломают пароль емейла,
Повешусь на кабеле USB.
Буду доказывать: «Я не робот»,
Капчу любую осилю враз.
Вдруг резануло: любимую трогать,
Если в последний раз?
Место намолено: здесь и я был
После тебя, до тебя, когда
Вдруг навалился листвой ноябрь
На полусогнутые города.
* * *
Местночтимым поэтам ничейного времени пригоршни
Насыпают в подол и бессмертием кормят из рук,
А я шёл через город, до ночи тебя не увидевший,
Полуслеп, близорук.
Но, когда почернев, вдруг подсветится небо софитами,
Убегу и напьюсь, в страшный ливень шагну я, взбесясь,
Только скрипнет калитка, тобой до конца не закрытая,
Потаенная связь.
И в неслышимом мире, где тень, как скала, неподатлива,
Мне дышать тяжело, как зашедшему в воду по грудь.
Ты мне с птицею белой пшеничного хлеба печатного
Посылать не забудь.
© Иван Волосюк, 2011 – 2014.
© 45-я параллель, 2014.