Ирина Мудриченко

Ирина Мудриченко

Золотое сечение № 7 (391) от 1 марта 2017 года

На изломе неожиданной секунды

* * *

 

Тягучего имени сладкую каплю

губами ловила.

Как варежка ловит ладошку снежинки,

огонь – мотыльковые крылья

– и –

мимо.

И мёртвой лягушкой распластана капля

– тяжёлая капля –

на вязком асфальте, на грязном асфальте.

И плакать

«…не надо, не надо» –

цепляют за ворот кленовые лапки.

Тебя не сберечь мне

и ныне…

(цепляют кленовые лапки за плечи)

О, мой безымянный…

 

Почитай мне Александри

 

Между нами только звёзды.

Василе Александри

 

Внимательно смотришь

На огонь погасшей спички.

Вжимаюсь в тебя лицом,

И не понять –

Что под щекой:

Кирпичные влажные стыки

Или тёплое плечо.

 

Почитай мне Александри.

 

Ночные стёкла полнятся

Твоей памятью.

Там люди кричат, как злые птицы,

И знамёна хлопают,

Как отсыревшие крылья.

Красные, трёхцветные…

Зелёные (ну так, для разнообразия).

 

Почитай мне Александри.

 

А было ещё:

Целый рай

Чёрно-багровых крестов

От окна на тюремном полу.

Но об этом не надо,

Лучше

(Пусть я не пойму ни слова)

 

Почитай мне Александри.

 

Да Бог с ней, с этой спичкой!

Что по списку дальше-то:

Петля на шею, дуло к затылку

(Что тебе, а что мне – поделимся?).

Никак не найдёшь первой строчки.

Ладно, сжалюсь,

Вот она:

 

«Между нами только звёзды».

 

Не ищи в темноте моих пальцев…

 

* * *

 

Лучше всех обо мне

написал бы, конечно, ты.

Разумеется, стихотворение –

всё любимое в нём поселив:

золотой уголок

облупленного окна,

две заглавные буквы,

что чьи-то пальцы

обронили в твою ладонь,

а ещё – голос травы,

не смятой под башмачками фей.

 

Вижу сейчас твой блокнот

(ты пристроил его на колене),

вагонный скачущий свет

и, как водится, огрызок карандаша.

«…апостол сказал, что любовь

длится дольше пророчеств и знаний…»

С глаз сдуваешь смешно

лохматую чёлку.

 

А я, нерождённая,

жмусь лбом

в пыльно звенящие стёкла.

 

Лучше всех обо мне

написал бы, конечно, ты...

 

Не грусти, пожалуйста

 

Если откроешь глаза,

когда солнце не прогнало ещё ночного дождя

(а так – лениво отмахивается),

томит ли тебя неразрешимое,

или кого-то сонно обнимаешь –

прочти на светлеющих стёклах

в перекрестье синих потёков

то, что больше тебе не понятно,

то, что когда-то было моим именем

и…

Солнце потянется, зевая,

на щеке у него –

узор смятой облачной наволочки

(к обеду уже не будет виден)

…и

не грусти, пожалуйста.

 

Одна колыбель

 

Ты родился в Заречье,

Где серый волчок бродил

И сказки сплетали ветви,

Пряча твою колыбель.

Пела тебе мама-птица,

Как вырастают цветы

Из капель крови.

И знал остроухий месяц –

Волчок его сторожит.

 

Я родилась далеко-далеко от твоей Реки.

Здесь сказки – плесень на стенах домов,

Приговорённых на слом.

Из наших чёрно-багровых луж совсем ничего не растёт.

Но вот я тихонько сползаю на край кровати –

«Баюшки-бай…» –

И вижу не месяц, а хитрую серую морду в окне.

 

Я знаю –

У нас с тобою была одна колыбель.

 

Первые капли

 

Октавиану Раку

 

Расскажи мне,

как в сёлах у вас

дождь вызывают,

как, бывает, пыль затаится

перед взрывами первых горячих капель,

а когда увлечёшься,

на изломе самой нежданной секунды

спрошу я тебя о том,

чего ты не знаешь

(да и знать, конечно, не можешь):

 

«Почему люди

Не могут не любить друг друга?

Почему люди

Не могут друг друга не убивать?

Почему всегда

два берега у реки,

один из которых

непременно зовётся «наш»,

а другой…»

 

Прохладной доброй ладонью

твоё молчание

ляжет на губы мои –

горячие, как первые капли,

что пушистую пыль готовы взорвать…

 

Слушая най*

 

так язычок пламени пробует на вкус кусочек темноты

 

так медлит капля на щербатом клинке травинки

 

так тысячи горлышек дождя жадно тянут свет

 

так молчишь ты, моя любовь

 

_________

* Най – продолговатая многоствольная свирель (флейта Пана).

 

 

Новый способ безумия

 

...да это остатки древнейших песочных часов.

Джордже Албою

 

Новый способ безумия изобретён:

на листках календарных писать твоё имя

(начинаю уже второй)

и смотреть, смотреть –

как летят эти серые птички-ладошки

в жерло древних песочных часов –

золотая пасть шелестит

и по букве слизать норовит

карандашные красные шрамы.

 

К сожалению, я не безумна...

 

Автопортрет

 

Кто-то лепил

из камня,

из воды,

из пламени –

в общем, из всего,

что убегает,

обжигает

и неподатливо

молчит под пальцами.

 

Оттого и глаза растекаются,

и тропинки лучатся от губ,

и не чёлка на лбу –

а налипшие сорные травинки.

 

И в финале, как всегда, вопрос:

неужели

Кто-то и вправду думал

(напевая вполголоса),

что всё это сгодится

не для жизни, нет,

и не для чьей-то даже любви,

а хотя бы для плача?

 

Он и Ты

 

Он – задумчивый и странный.

Он – творец, и Он – творенье.

Он – строка в Небесной Книге.

Он – слезинка на щеке.

 

Он – изгнанник и владыка.

Он – безжалостно любимый.

…Я однажды, словно в шутку,

Вместо «Он» сказала «Ты».

 

* * *

 

Если и слов таких нет – сказать на родном языке,

Кто тебе я.

Александра Ластоверова

 

И не с тобой, а ждать в тебе останусь.

Дан Негарэ

 

Нет людских языков –

Сказать – что такое «ты».

Разве – птичий крик

Со смятой и порванной высоты.

Разве то, о чём тепло молчат

Ангелы и коты.

Разве то –

Что разводят и сводят разрушенные мосты.

Ну а если есть «ты», то где-то должно быть «я» –

Безглагольная осыпь

Тугих лепестков дождя

(На которых гадает небо –

С ноября и до ноября).

В их трёхтактной жути – одно:

«Как же мне без тебя!..»

Хоть я знаю –

«как» – это моё всегда.

В подреберьях мостов

Дождевая цветёт вода.

Хоть я вижу – в небе: стального пера пробел.

Нет людских языков – сказать:

«Не с тобой, а в тебе».

 

Так слушай же

 

Привет тебе из города любимых!

А. Л.

 

Так слушай же:

Теперь ты не прочтёшь

Мой колченогий перевод Виеру,

Который под шумок сжевала почта.

Так слушай же:

Теперь к тебе на «ты»,

А в жизни никогда бы, никогда бы…

Так слушай же:

Теперь меж нами нет

Того, что смертью глупо называть

(Ведь смысл её, наверное, лишь в том,

Чтоб не читать дурные переводы).

 

Вот выдумал, совсем я не смеюсь!

А надо бы, ведь в том казённом факте,

Что ты сейчас не дышишь, есть и радость –

Теперь мне тоже можешь «ты» сказать.

 

Дерево

 

Serce jaskоlki,

zmiluj sie nad nimi.

Wislawa Szymborska

 

Были бы руки мои ветвями,

Прятал лицо бы ты в мокрые листья.

Нет, не сказали б худого люди,

Видя, как лапы корявые гладят

Плечи твои.

 

Ну а глаза мои… не озёра,

Нет, если б было

как мне хотелось –

сотнями б луж придорожных стали –

путь твой стеречь.

 

Если бы солнце твоё отняли,

Сердце моё бы рвануло в небо

Острые белые свои крылья,

Нет, не светить –

Чтобы крик твой слышать:

«Ласточка, ты?!»

 

Если же всё-таки Град отыщешь,

Где, говорят, беззакатно небо...

Нет, не прошу тебя, чтобы помнил,

Просто корявое у дороги

Дерево обними.