Все стихи Инны Богачинской
Баллада о невписываемости
Я не вписываюсь
в заурядную замкнутость групп,
в безапелляционную хрестоматийность
компаний,
Я не вписываюсь туда,
где элегантно друг другу врут
и обаятельно ямы друг другу копают.
Заключённо, как в списке,
Отвергаю молву.
Я живу без прописки.
Я крылато живу.
Я не вписываюсь
в имена, этикетки, застолья,
шаблоны и культы.
Меня нет среди вас.
Я притянута зовом высот.
Мне скучны ритуалы,
кликуши, чины, разговоры о кухне.
Обывательский облик – по мне –
будто пуля в висок.
Принята я соснами,
Бездностью небес.
Вся, как есть, осознана,
С шишками и без.
Я не вписываюсь
в подпевалы, инвестменты, правила,
в макси и мини.
Только Космос в ответе
за то, что меня приручил.
Существую я с вами в одном,
но раздвоенном мире,
Где обычно пеняют на следствие,
но не находят причин.
Я, как кошка Киплинга,
Сама по себе.
Пробегаю гибельно
По своей судьбе.
Учащённое дыхание жизни
пульсирует в строчках.
Рифмы моих стихов ускользающи.
Ритмы – тахикардичны.
Они будоражат дух.
Раздражают блаженность.
Разрушают привычки.
Но это –
не болезненная одышка.
Просто –
я не вписываюсь в статичность.
Ночь трагедией пропитана,
Как дождём земля.
Никуда – увы! – не вписываюсь.
Не вписываюсь я.
Может быть, я – мишень,
Но во мне – Паганини
со вспоротым нервом,
Оглушённый Бетховен,
петля на цветаевском горле,
разъятые мифы Дали.
Я не вписываюсь в торгашей,
в поучителей, снобов, придворных,
Но прописана в каждом,
в ком празднество Духа царит.
Доскажу свои истории
И шутя уйду
По дороге непроторенной
На свою звезду...
В поисках определения неопределяемому настроению
Заполнена каким-то
пагубным огнём,
Не столько от свечей,
сколь от душевной смуты.
Бывает, от себя
защитно увильнём,
Чтоб свой огрех
потом вчинить кому-то.
Проделки ль это
надорвавшейся судьбы,
С которой не всегда
случалось мне смириться,
Иль все обугленные
«если б да кабы»
Взроптали, как строптивая царица?
А если это спазм
пред девственным листом,
Как перед первым,
неуклюжим поцелуем.
И не предугадать,
что выстрелит потом –
Анафема иль аллилуйя.
А то – напротив –
строк растрёпанный косяк,
Прорвавшийся из ящика Пандоры.
И как ни повернёшь –
ни так всё, и ни сяк,
Как будто все вкусили
яблоко раздора.
Зияют ли в душе
змеиные нули,
Или тряхнуло Землю
где-то в Перу или в Чили.
А, может, просто
не мою звезду зажгли,
И музыку не для меня включили.
Затянется на мне
из песен моих жгут,
И я освободиться не сумею.
И, как еретика,
они меня сожгут.
Или висеть заставят,
как камею.
Уверовала, что
досье моё завершено.
Хотя на мне ещё
сверкает пена Афродиты.
Но бита карта.
Хоть открыто казино.
И снова кто-то приглашает:
– Заходите!..
Ещё раз злоключениях прожектёра
Наталье Мизури
Мы – депозитарии диагнозов.
Полигон для студентов Медина.
В бесполезные раунды загнаны.
И в глухом разобщеньи едины.
Стимулянтами нашпигованы.
Недосказаны. Не согреты.
Лишь тогда разлучаемся с гонками,
Когда вносят нас в «скорой» кареты.
Перекрыты товарными бирками.
От закупорки в душах синюшны.
Каждый общим пороком зомбирован.
В метраже своей славной конюшни.
Запряжённые в штампы и в комплексы,
Ангажированы паранойей.
Бьёмся в кровь об уступы знакомые.
А потом – о судьбе своей ноем.
Мы – заложники модулей массовых.
Под их дудку танцуем поныне.
Прикрываемся царскими масками,
Проживая свой век крепостными.
Жизнь – процесс познавательно-ждательный.
А познание – не санаторно.
Есть в нём кражи, дурдомы, предательства,
И пульпит жизнетворных моторов.
Каждый свой выбирает аквариум.
Мне зависимость – что гильотина.
Пусть – пустыня. Пусть – рифы коварные.
Я за вольный свой дух заплатила.
Можно дурью и умностью маяться.
Защищать эскадрон диссертаций.
Но важней – жизни вычислить матрицу,
Чтоб с навязанной догмой расстаться.
…Пора предаться Истине, пора!
Она себя ни в чём не исчерпала.
Всё остальное – блеф и мишура,
Проказы эфемерного опала*...
---
*Опал – драгоценный камень, меняющий свою окраску.
И там, и здесь
Я на крыльях стального гиганта
В перескоке Одесса – Нью-Йорк.
А Земля, будто ёж на пуантах,
Что нам всем ожидать от неё?
А мысль плутает в ритме мёда и кнута
И здесь, и там.
И здесь, и там.
И здесь, и там.
На весы водружаю две чаши –
Там ли? Здесь ли? Она или он?
– Приезжайте в Одессу почаще! –
Призывает друзей легион.
Я разведу розарий кукольных Одесс
И там, и здесь.
И там, и здесь.
И там, и здесь.
Там электричество пасует в проводах.
И в кране бойкотирует вода.
У телефона – аритмия и отит.
А на зарплату не прокормишь даже птиц.
Но гости в дом приходят просто, без звонка.
И в судный час поддержит чья-нибудь рука.
Там даже стены греют в пик январских вьюг.
И гнёзда брачные там из акаций вьют.
Я свой маршрут коронный в жизни не предам –
И здесь, и там.
И здесь, и там.
И здесь, и там.
Здесь чинно и местами слишком сыто.
Не журавлей здесь выбирают, а синиц.
Здесь каждый жест продуман и просчитан.
А путь наверх порой уводит вниз.
Здесь блеск и судороги полного корыта.
Всё «Comme il faut»* с прохладой за душой.
А суть нарядными улыбками прикрыта.
Ну, в общем, «дым Отечества», хоть сладкий, но чужой.
А я гоняюсь за приколами чудес
И там, и здесь.
И там, и здесь.
И там, и здесь.
Беру в задел мудрейшего судью.
Вердикт мой: ввек ты не угомонишься.
Одесса ли – Гуд бай! Или Нью-Йорк – Адью!
Какая-то в душе всегда бунтует ниша.
Но вызов я бросаю нормам и годам
И здесь.
И там…
---
*Comme il faut (фр.) – Всё так, как должно быть.
ИННАстранные размышления
Я смотрю этот фильм
с отрезвляющей долей сарказма,
Где рождённые ползать
доползают до главных ролей.
Где гонимо добро.
Где светящих клюют безотказно.
Где не жизнь – выживанье.
А козырь – у тех, кто наглей.
Я смотрю с высоты
галактического охвата,
Как мелки океаны
и хрупки сверхстальные мосты.
Как родные чужды.
Просветлённые – чудаковаты.
Как в тюрьме кабинетов
шипят должностные шуты.
Я смотрю на микробность молвы.
На чванливость мурашек.
На бредовость
маниакальных боёв за престол.
Этот зверский расклад
беспощаден, уродлив и страшен.
Он орлиный размах
в черепашье низводит ничто.
Я смотрю на рассыпчатость дружб.
На соломенность брачных концернов.
На ущербность властей
и плебейское рабство служак.
Ничего, неужели совсем ничего
этот мир не исцелит?!
И куда же, куда нам
из этой психушки бежать???
Я смотрю на монашество вещих
и на похотливость монахов.
И на то, как мы не научились ценить,
предварительно не потеряв.
Я – в смятенье.
Скольжу. Спотыкаюсь. Срываюсь.
Однако
Свой запутанный путь
всё же одолеваю не зря.
Говорю себе: – Это ведь фильм,
полный ужасов и наслаждений.
Это – блажь сценариста.
Фуга* фарсов, интрижек и драм.
ИННАродный я странник.
Постигнуть хочу беспредельность.
И всех раненных в душу
излечить эликсиром Добра.
---
*Фуга – последовательное повторение одной музыкальной темы несколькими голосами.
Кое-что об эффективности рецептов мудрецов
Прикрываю отверстие в сердце цитатой Сократа.
На Руси пятаками смыкали глаза мертвеца.
Разрушительна память. Рубцы её бредят возвратом
В ту главу, что без анестезии нельзя созерцать.
На вселенских весах «далеко» соревнуется с «близко».
Залпы глаз атакуют. Который из них – наповал?
Это бойня полов. Нет, скорее, турнир обелисков
Между тем, чего жаждало тело, а разум скрывал.
Мой удел – иллюстрация схемы «чем хуже – тем лучше».
Раз терниста тропа – значит – мной Наверху дорожат.
И всегда посылают мне знания знаковый лучик,
Что хранит и в петле, и в темнице, и в зубьях ножа.
Нет, не то, чтобы тянет в молочно-медовые русла.
Пусть бы хоть отпустило. Чтоб душу не грызло сверло.
Чтоб – былой антураж. Чтоб подсолнухи пели по-русски.
И чтоб дуло беды от Разумных Существ отвело.
Но всё та же пластинка заладила тот же мотивчик.
Будто кончились ноты. Или в них утонул звукоряд.
Получается так, что теперь от него не уйти мне.
Всё своё, говорят, mecum porto*. И это не зря.
Вот и я век ношу в себе взрывоопасные слитки.
Век учу: в лик Победы прописан пробел и провал.
Пью пилюли из Будды, Спинозы и Гераклита.
Посмотрите. Возможно, что эти рецепты помогут и Вам…
---
*Omnia mea mecum porto – (лат). «Всё своё ношу с собой»
(афоризм, который Цицерон приписывал легендарному мудрецу Бианту).
Особенности весенней географии
А весна в Нью-Йорке – маниакально-депрессивна,
То в истерику впадает. То – в экстаз.
Это явно не разгульная Россия,
Где летать куда важнее, чем считать.
А весной в Нью-Йорке ветер крутит шашни,
Задирает юбки, заводя Гудзон,
Будто сводит счёты с вьюгою вчерашней,
Будто мост последний от зимы сожжён.
А весной в Нью-Йорке ОРЗ остреет.
О глобальных сдвигах говорят не зря,
Что Ирак вдруг стал послушней, чем Корея,
Но не заживает вторник сентября.
А весной в Одессе правят Афродиты.
Воздух лихорадит вирусом любви.
Небеса выносят брачные вердикты.
И Нью-Йорк женой Одессу объявил.
А Москва весною блудит Царь-Девицей,
Будто сорвалась из золотых цепей.
Лихости её не устаёшь дивится.
Требует натура: Пой. Люби. И пей.
А во мне весною бесятся гормоны.
Все мои стихии сходят с тормозов.
Становлюсь девчонкой, как время оно,
Очертя бросаясь на весенний зов...
Предзакатные мотивы
Закат блудил маниакально,
Одежды ночи растрепав,
То подставлял себя под скальпель
Луны – заложницы серпа.
То, не томясь и не смущаясь,
Запахивал глазницы дня,
То проносился обещаньем
Любви, полцарства и коня.
Его мишенью становились:
Искатель истины Платон,
И драматурги водевилей,
И королевы шапито.
Был он монархом и монахом,
Прельстившимся чужим плодом.
Бывал и мыслящим инако,
И оправдавшимся потом.
Он утвердил свои уставы,
Хоть несогласных – большинство,
И всех поверить в то заставил,
Что мир немыслим без него.
Размышления о захлопнувшихся дверях и новорождённых шансах
Двенадцать часы ваши пробили.
Но новые есть обороты.
Ваш поезд разбился? Попробуйте
Летать самолётом.
Андрей Вознесенский
Даже если лодка сломана,
И вокруг сплошной пустырь,
Не хватаюсь за соломинку.
У меня надёжней тыл.
Йогой телеса измучаю.
Тайны мудрых перейму,
Чтобы смесь моя гремучая
Не сожгла меня саму.
Пусть мелодией вечернею
Строчка горло пережмёт,
Вняв, что жизнь – круговерчение,
И полынь приму, и мёд.
Ни дельцы, ни потребители
Широтою не грешат.
В дверь, иллюзией пробитую,
Только нищий входит шанс.
Нам даётся привилегия
Выбрать волю или грош,
Чтоб мирским божкам не следовать,
Видеть Истину и ложь.
Не резон себя обкрадывать.
На свой счёт фальшивки класть.
Есть пронзительнее радости,
Чем имущество и власть.
Ни к чинам, и ни к регалиям
Пиетета не держу.
Королевски пробегаю я
По Дамоклову ножу.
На привязанностях свергнутых
Невозвратности печать.
Попрощаемся с неверием.
Будем новый шанс встречать.
Пусть – тупик. Пусть неприкаянность.
Дверьзапрут – окно пробей.
Верь: фортуны лик сверкающий
Повернётся и к тебе.
Рифмованные прелюды о творческом люде
Поэт – это ранение огнестрельное
Прямо в сердечный меридиан.
Поэт – это струна менестреля,
И тотальное незаживание ран.
Поэт – это революция терновая
На территории отдельно взятой души.
Поэт – это опальная коронованность,
И пожар, который даже потопом не потушить.
Поэт – это прилюдная экзекуция
На фоне необитаемости бытия.
Это линия жизни – ухабистая и куцая,
И бессонных терзаний благословение и яд.
Поэт – это «blackout»ы*
в отношениях.
С мелкотой разъярённой
рукопашная дуэль.
Поэт – это
Божественное отшельничество.
И с одиночеством звёздный дуэт.
Поэт – это крайности и максимумы.
Никаких компромиссов и середин.
Это – болезни из области психосоматики,
И смертельная схватка с собою – один на один.
Поэт приютит некормленного прохожего.
Стихотворной россыпью отделает небосвод.
А сам обрушится под кровом своей обескоженности
Но не понизит планку. И не предаст никого.
Поэта красит венец непризнанности.
Не к лицу ему лавры и пузатый престол.
Ему восставать из руин. Потешаться над собственной тризною,
И чтя привилегию избранных –
писать в стол.
Поэт – в эпицентре всех землетрясений,
Чёрных речек, терактов, путчей, коррид.
И на передовой он в лихорадке весенней.
Пульс поэта – tempesta**.
Состояние сердца: горит.
Поэт – это торжество нерентабильности –
Искра выручки при срыве душевных жил.
Но своё занятие ни за что не оставит он.
Потому что «писать» для него переводится «жить».
Хоть Карамазовым будь, хоть Карениной.
В каждого целится свой термоядерный срок.
И когда призовут, я отчалю в своё измерение
С охапкой верных, спасительных строк.
---
*блэкаут – отключение света (англ.)
**«бурно, смятенно» – музыкальный термин,
определяющий темп и характер исполнения.
Стихи о двойственности явлений
Гробовщикам выгодно
обилие похорон.
Врачам на руку –
разгул эпидемий.
Журналисты сражаются
за сенсационный трон.
Адвокаты делают из преступника
профессора Ангельской Академии.
Коммерческие асы приветствуют
взвинчивание цен.
Детективы ищут нарушителей,
как писатель эффектную тему.
Священники, раввины
и монахи, исповедующие дзен,
Борются за души
правомерно, продуманно и системно.
О транспортной забастовке
грезят водители такси.
За количество выписанных штрафов
поощряется полицейский.
И вирус этой двойственности
над каждым висит.
Его излечить не под силу
даже современному Парацельсу.
Так всё в мире вращается
вокруг собственной оси.
Несчастья одних
могут стать благословением любого.
И поэтому в человеческом хоре
одна из партий: «Господи, спаси!»
А другая: «Слава, слава Богу!»
Стихи о заточении, предназначении и об исключении
Мне в словотворном заточении,
тире свечении,
тире лечении,
Ну, а, скорей, в кровоточении,
И в том ещё, что не пойму,
Назначено сквозь все течения,
системы
и ограничения
Светить в сердца,
в потери,
в тьму,
И быть за это исключением,
не подчинённым никому.
Стихи о неизбежных нелепостях
Путь мой земной нелеп.
Свой замыкаю склеп.
Еле дышу в петле
Всех обручальных колец.
Стих из меня полез,
Как вирусная болезнь.
Другие живут в тепле.
А я – в раскалённом котле,
Или в ледовой мгле,
На тонущем корабле,
А то – в остывшей золе.
Утерян счастливый билет,
И с ним – мой червовый валет.
Остался в архиве лет
Только надежды скелет.
«Завтра» с «сегодня» в узле.
А я у «вчера» в кабале.
Глупо о бывшем жалеть.
Но мой актив на нуле.
Голос отчаянья слеп.
Сбились листки на столе.
Не удержалась в седле.
Дух вознестись мне велел.
Оставлю ли на Земле
Яркий, светящийся след?..
Стихи о полнолунном определении полулунного статуса
Г. С.
Вы подхватили меня, как автобус,
На перекрёстке рассудка и без.
Кто Вас заслал?
Неужели же, чтобы
Имидж создать, что свалились с Небес?
В шпилях губных зреют Ваши печати.
Импульс магнитный треножит тела.
Что это – повести новой зачатье?
Или в безбрежье волна занесла?
Очередной ли Вы протуберанец,
Вспыхнувший часика на полтора?
Раз мизансцену свою отыграли,
Значит, со сцены податься пора.
Ось ли сместилась?
У звёзд ли цунами?
Или на Солнце исчезло пятно?
Что в этой повести мы распознаем?
Жанр и сюжет превратятся ль в одно?
Корень неизвлекаем из лавы,
Из абонента, чей номер умолк.
Невычисляем вопрос этот главный
Самым компьютероносным умом.
Вы проявлялись фантомно и зримо,
Отодвигая руинность конца.
Я удалю Вас, как функцию грима,
С только что выходного лица.
Мне, завербованной гонкой за сутью,
За магнетическим зовом листа,
Мне, за которой обвалы несутся,
Выбор предписан: светить и летать.
Не для меня роль Ассоли на сутки.
Песни – в полтакта. Короны – на миг.
Время свои приговоры присудит.
Только вот сбудемся ль? Сбудемся ль мы?..
P.S. Мне сегодня быть бы гейшей, завязав с шалуньею!
Но в полсердца, в полстраницы блудит полнолуние…
Стихи о прохождении сквозь…
Я пройду сквозь Вас,
как через переход аэропорта,
Что приводит в расставаний зал.
Чемпионы так выходят
из большого спорта.
Так пульсируют слова,
что не сказал.
Я пройду сквозь Вас,
споткнувшись о знакомый контур
Спаянных одной волной фигур.
Задержусь на миг,
поствкусием влекома.
И, похоже, что на выход не смогу.
Вы – мой проходной вагон,
Летучий мой голландец,
Озаривший протоколы дней.
Неземная знаковость свела нас.
Мы, как ноты, зазвучали в ней.
Сложится ль из них
симфония сплетённых веток?
Или сольно вверх уйдёт сосна?
Жребий брошен.
Но сюжетный код неведом.
Звёздный зонд нацелился на нас.
Номер сыгран.
В невод ночи рухнул вечер рваный.
Обнажённей стал души моей наряд.
Это значит – я пока болею Вами.
И костры гвоздик в глазах горят.
Нас сцепило
будто бы коротким замыканьем
В сотни тысяч человеко-вольт.
Видно, в сердце новое созвездье возникает.
Как впервые.
Будто не было доселе никого.
Я иду сквозь Вас.
Нет-нет. Я от себя сбегаю,
От дерущихся во мне стихий.
Для меня модель придумана тугая.
В ней низы берут за горло и верхи.
Но, направив луч свой
в планетарный корень,
И из общей выпорхнув сети,
Я иду. Вольна и непокорна.
С Вами ли, без Вас…
Мне главное – идти.
Стихи-напоминание о том,
чтоб «не говорить с тоской: “их нет”, а с благодарностию: “были”»
У каждого – свой болевой синдром.
Своя неразрешимость. Обделённость.
Свой Ренессанс. Свой крах. Свой космодром.
И разговор, как домна, раскалённый.
У каждого – свой каверзный клубок.
Свой щит и меч. Олимп. Петля и пристань.
Свой полудемон или полубог.
И колебанье полюсов капризных.
И кладбище разъединённых уз,
Когда-то обещавших нерушимость.
И заблуждений взрывоносный груз,
И бунт всего, что так и не свершилось.
И с этим надлежит нам пересечь
Земные перевалы и провалы.
И подключиться в неземную сеть,
И отпустить всех, с кем не удавалось
Перекликаться ритмами сердец.
Друг друга оккупировать зрачками.
И от костра дыханий обалдеть.
И тормозить момент маниакально.
Жжёт каждого раскаяний очаг,
Несовпадений, обгоревших крыльев.
И так порой заноет по ночам,
Как будто шрамы от ранений вскрылись.
Не стоит сокрушаться и бледнеть,
Притронувшись к тому, что стало пылью.
Пусть то ушло. Пусть прежних сказок нет.
Но были. Ведь они когда-то были!..