Игорь Мальцев

Игорь Мальцев

Четвёртое измерение № 27 (267) от 21 сентября 2013 года

Тепло разборчивого солнца

 

* * *

 

Лесная земляника – прелесть лета!

Меж листьев огоньки такого цвета,

Что к ним бегу навстречу, забывая,

Что я в лесу, в районе Алтыная,

В каком-то незапамятном году...

Но я не заблужусь, не пропаду:

Со мной наш пёс... тебя я помню, Азик...

 

Полдня трудов... на всех – литровый тазик!

И каждой ягодки я вспоминаю вкус,

Хоть выразить словами не берусь.

Я помню девочку – подружку, ровню...

А тучи комаров – почти не помню.

 

* * *

 

Ты на снежной стороне оврага –

И оттуда лучше видно грязь.

Я скольжу по склону, бедолага.

Ты жестикулируешь: «Вылазь!»

 

На красу прохожий обернётся...

Ну а я на грязной стороне,

Где тепло разборчивого солнца

Просто так опять досталось мне.

 

Прицел и доворот

 

Я в чём-то инвалид военного замеса.

Гляжу на мирный вид с высокого крыльца...

Мне говорят: «Смотри, вдали – опушка леса!»

А я им: «Хорошо... простреливается».

 

Я всё ещё в плену своих воспоминаний...

Замечу вдалеке гуляющий народ,

Сидящий на траве, мелькающий с утра в ней, –

А у меня в глазах – прицел и доворот.

 

На Волге хорошо! Мне солнце светит, мы с ним

Взираем сверху вниз, а у меня в глазах

Прицел и доворот... и пробегают мысли:

«Такие реки днём форсировать нельзя».

 

А я хочу, как все, на мир смотреть. И вроде

Психолог обещал: когда-нибудь пройдёт.

Скорее бы, а то Она уже наводит...

И ей передают прицел и доворот.

 

* * *

 

Вороне нравится французский:

Она твердит картаво «кра!»

Ей переулок гулкий, узкий –

Аудитория с утра.

 

Влетают утренние звуки

Из приоткрытого окна,

Стамеской полусладкой муки

Дробят, дробят остатки сна.

 

Ворона, где твой репетитор?

Угомонись минут на пять!

Не для того окно открыто...

А... всё равно пора вставать.

 

Арбуз

 

Застолье, август, Волгоград –

Как будто в облаке нерезком;

И моментальный аромат

Арбуза, взрезанного с треском.

 

Как непослушно нож ведёт

Себя туда, где будет проще,

Как безбородый анекдот

Про чью-то будущую тёщу.

 

Вгрызайся! Сладкий статус-кво

С тобой, с тобой до самой корки.

Но только знай – после него

Всё будет горьким.

 

* * *

 

Под гирляндами акаций

Головой пыльцы касаться

И гулять! И мы гуляем

В своде солнечных аллей.

Может, это звали раем?

Впрочем, кто там был – видней им...

Мы снимаем, как умеем,

То бронзовок, то шмелей.

 

Тополя белеют пухом,

Птицы с музыкальным слухом

Дивным свистом, чудным пеньем

Размечают тишину.

Дышим воздухом весенним;

Ветер знает запах чая,

Дразнит, ветками качая.

Тише, ветер! Ну же, ну!

 

Ветер замер по заказу –

Все бутоны видно сразу;

Села пчёлка на цветочек,

Лепесточки теребя,

Трутся лапки пчёл рабочих.

Будет день незабываем!

Мы гуляем и снимаем:

Ты – цветы, а я – тебя.

 

* * *

 

В двадцать пять она страдала:

«Мне уже не двадцать».

В двадцать девять перестала

Петь и улыбаться.

В сорок пять – ей не до ягод,

Злится, что не тридцать:

«С каждым годом – старше на год!

Как не материться?»

А соседка – та, напротив,

Бойче год от года...

И орёт, как «Ту» на взлёте:

«Пенсия! Свобода!»

 

* * *

 

Каин о рейтингах, Авель о рангах.

Кабель оборван, кобель абырвалг.

Мирному – мир! Ювелиру – огранка;

Скауту – край, где никто не бывал.

 

Скажет читатель: «Я знаю, о ком он!»

Вот как? А я до сих пор не пойму.

Мы с лир. героем почти незнакомы.

Разве я сторож ЛГ своему?

 

Нет эвфемизации!

 

Чужая воля давит незаметно.

Легко нести, когда не знаешь вес.

Ты тоже, Брут, не вдруг увидел нетто

умышленно подобранных словес.

 

Вы те же, вас когда-нибудь в обмане

юристы и лингвисты обвинят.

Утешит ли тот факт, что ваши мани-

пуляции прозрачны для меня?

 

Мне мало. Я хочу, услыша слово

(давно ли Спартака динамил Красс?),

вернуть его отмытым до основы,

да так, чтоб суть торчала без прикрас.

 

* * *

 

К батюшке проситель –

Игроман и мот.

Говорит, спасите,

Карта не идёт.

 

И вообще, непруха

Три-четыре дня

И садится муха

Только на меня.

 

На других не хочет.

Значит, мой черёд...

Муха знает точно,

Кто скорей умрёт.

 

* * *

 

Ликуй и блаженствуй, глубинка!

Под ласковый шёпот икон

В стране имитации рынка

Рождается новый закон.

 

Он зреет по правилам века,

Он вырос из нас и для нас;

Над ним коллектив покумекал;

За ним наблюдает ГЛОНАСС;

 

Его обкатали на свинках,

На пчёлах и на муравьях;

В нём опыт ацтеков и инков,

Владельцев мигалок и яхт,

 

Старух и трёхразовых рыбок,

Емелиных щук и печей.

Так ждёт его, хрупок и зыбок,

Весь мир наш, де-юре ничей.

 

Но вступит он в силу – и сразу

На всех снизойдёт благодать

И все захотят без подсказок

До буквы его соблюдать.

 

Закрутится бизнес на благо,

Другим подставляя плечо,

Вращаясь под правильным флагом,

Как некий вселенский волчок.

 

* * *

 

Новизна, крикуны, эпатаж

Конкурируют бойко друг с другом.

Всё внимание слепо отдашь

То тому, то другому – по кругу.

 

Погляди, как шустры знатоки!

Как успешно бегут за новинкой

Параллельно таким же другим!

Ты готов прогнозировать бинго?

 

Добровольный дальтоник, привет!

Придурись толмачом при туризме.

Только мне почему-то по призме,

У кого привлекательней цвет.

 

Есть места в неохваченном спектре,

Там не та цветовая модель,

На которой застряла как в петри

Микрофлора забытых недель.

 

Там не царствует яркая плесень,

Там не мечутся речи над ней,

Там душа исцеляется песней,

Живоцветом народных корней.

 

Непонятно? Не конгенитально?

«Не вставляет», преграды круша?

Разве может быть тихою тайна? –

Недоступно базарным ушам.

 

Не поправить свой слух, как причёску ж,

Если сеткой сплелись голоса;

Кто позволит себе эту роскошь –

Дорогой тишины полчаса?