Гурген Баренц

Гурген Баренц

Четвёртое измерение № 32 (92) от 11 ноября 2008 года

Наш век


Весенний мотив


Мы с тобой

Натворили бед,

Мы с тобой

Наломали дров…

То, что ты

Не со мною, –

Бред.

Годы вырыли

Чёрный ров.


Лишь себя я виню,

Лишь себя.

Нужно было стучаться

Сильнее,

Не сдаваться и ныть:

«Не судьба…», –

Двери с петель срывать,

Стервенея.


Как же нас

Угораздило так

Разминуться

На этой планете!

Я не знаю, кто друг мне,

Кто враг,

Знаю только,

Что порваны

Сети.


Между нами

Горит океан.

Пусть ревёт и бушует –

Не страшно!

Сколько гор, сколько рек,

Сколько стран

Между нами? –

Неважно,

Неважно.


В чувствах, в мыслях –

Смятенье, разлад.

Нет прощенья мне,

Нет оправданья.

Я прорвусь

Через прорву преград –

Над годами

И городами.


Мы с тобой

Натворили бед,

Мы с тобой

Наломали дров…

То, что ты

Не со мною, -

Бред.

Нету слов.

Только ров.

Чёрный ров.


* * *


Когда придёт

Пора считать цыплят,

В окно посмотрим

И увидим: осень.

Мы всё поймём

И ни о чём не спросим:

Нас провели –

Который раз подряд.


Мы подвели

Безрадостный итог,

Взглянули на потери –

Прослезились,

Себя мы без борьбы

И без усилий

Позволили скрутить

В бараний рог.


Мы вновь ни с чем.

Нас это не убьёт.

Лишь претворенье чаяний

Отсрочит.

Был шок. Нас передернуло,

А впрочем,

Мы видели

И этот поворот.


Мы вновь

Разочарованно вздохнём,

Вновь ожиданье

Побежит по кругу,

И новый вождь,

Победно вскинув руку,

Спасать наш мир

Рванётся напролом.


А мы – мы жить хотим.

Нам невтерпёж.

По горло сыты

Ложью и обманом.

Мечтать о переменах

Не устанем.

Нас на мякине

Вновь не проведёшь.


Мы разобьём

Кривые зеркала,

Прижмём к груди

Надежду, как причастье,

Быть может, мы

Прозреем в одночасье

И вырвем с основаньем

Корень зла.


* * *

 

Эх, старею я, видно, старею:

Обхожу муравьёв, не давлю семенящих жуков,

И не мщу комарам, что терзали всю ночь напролёт.

Убивать их? – Зачем? Из-за капельки выпитой крови?

Пусть едят мою кровь – на здоровье!

Пусть живут, наслаждаются жизнью.

Жизнь сладка, и к тому же так дорого стоит!

...Эх, старею я, видно, старею.

 

Конформист


Я пережил четырнадцать царей,

Четырнадцать тщеславных остолопов,

Я в ураганах выжил, как пырей,

Всегда был начеку и расторопен.


Я пережил четырнадцать эпох,

И каждой так недоставало света!

Ох, был бы плох державный скоморох,

Который б не мечтал прослыть поэтом.


А что ни царь – то новая метла.

Какие головы вокруг меня летели!

И чтоб моя в сохранности была,

Мне в выживанье нужно быть умелым.


Цари царили – я вершил дела,

Поддакивал – и диктовал решенья.

Дай спички им – весь мир сожгут дотла,

Их не корми – дай поиграть в сраженья.


Я – главный режиссёр интриг и свар,

Я закулисный, я творю за сценой.

Всегда целенаправлен мой удар,

Мне в целом мире не найти замены.


Я – соль земли. Начало всех начал.

Передо мной склоняются столетья.

Мне никогда не снится пьедестал.

Я – тень. Я – силуэт. Я неприметен.


Я – конформист. Я – серый кардинал.

Вы так считаете? Я тоже так считаю.

Нет ничего, чего бы я не знал.

Вам, глупым честолюбцам, не чета я.


Наш век


Ах, чем нас только не испытывал

С пружины соскочивший век!

Он гривой тряс, он бил копытами,

Брал для прыжка большой разбег…


Ах, как нас только не запугивал:

Шептал, закатывал глаза,

Плевал дождём комет обугленных

И рос, и вился, как лоза…


Ах, как нас только не запутывал:

Где ложь, где правда – не поймёшь.

Титаны стали лилипутами,

Руль управленья держит вошь…


Чего нам только не рассказывал, –

Моря кипели от жары…

В его повторах многоразовых

Взрывались страны и миры…


Мы насмотрелись и наслушались:

Семь поколений – псу под хвост.

На шар – безумный и разрушенный –

Летят осколки чёрных звезд.


Он нас держал над самой пропастью:

Не закричать и не вздохнуть.

Заглох мотор. Разбиты лопасти.

Навстречу мчится Млечный Путь…

 

* * *

 

Мы жили в блаженном неведенье,

Не знали, чем дышит страна;

И медленно, слишком уж медленно

Рассеивалась пелена.


Мучительно шло к нам прозрение:

Мы строили дом на песке.

Убиты, оплёваны гении,

Вольготно жилось мелюзге.


Мы были оболганы, преданы,

И трудно теперь нам понять,

Как можно так слепо, так преданно

Позволить собой погонять?


Мы жили в блаженном неведенье,

Мы славили в гимнах вождя,

А он всё предвидел заведомо,

С историей игры водя.


Стенаньями, плачем по Родине

Недолго накликать беду.

Ах, чёрт! – обернулся пародией

Расфранченный вождь-какаду.


* * *

 

Мы выросли немного малахольными,

В стране, где всё на свете набекрень;

Шли к истине дорогами окольными,

И жизнь свою ухлопали, как день.


Мы – люди с атрофированной совестью,

Привычные к разнузданнейшей лжи;

Мы между строк вычитывали новости

И сберегали жалкие гроши.


Нам скармливали рваную историю,

В ней жировал пришедший к власти Хам;

В плену была страна с её просторами:

Добряк-палач прибрал её к рукам.


Он сделал жизнь кровавою идиллией,

Мы с песней воздвигали эшафот;

Везде и всюду крепко начудили мы:

Был у свободы низкий небосвод.


И стала жизнь изгаженной малиною,

И рухнул занавес, на сцене – кавардак…

Мы от неправды шли дорогой длинною, -

Идите по другой, и да не будет так.


* * *

 

Ранним утром

В обнимку с Музой

Я вышел на берег моря.

Настроение было отличное,

В голове копошились рифмы,

И всё предвещало стихи

О любви, о «свободной стихии»

И других высоких материях.

Но вдруг

Мне в стопу вонзился

Осколок бутылки,

Разбитой какими-то суками.

И я завопил,

Взвыл от боли,

Семиэтажно просклонял этих тварей

По всем падежам;

Моя Муза схватилась за голову,

Расправила крылья

И полетела к другим поэтам.

И я, оставшись без вдохновенья,

Вместо стихов о любви,

О «свободной стихии»

И прочих высоких материях,

Написал, вопреки своей воле,

Вот такой «авангард»…


* * *


Я слышал, что Джульетта Капулетти

Однажды отдыхала в Кобулети.

Но сеял дождик мелкий через сито,

И море было грозным и сердитым.


Так продолжалось долгие недели.

Дожди с сердитым морем надоели…

Нет ничего печальнее на свете,

Чем бесконечный дождик в Кобулети.

 

* * *

 

У Черного моря – и юмор чёрный.

Море ластится, словно котёнок,

Просит погладить себя, мурлычет,

Играет, нежно бьёт тебя волнами,

Легонько опрокидывает навзничь…

Ты думаешь, что ты играешь с ним,

На деле же оно с тобой играет.

Запомни, море – не котёнок, – рысь.

Оно тебя катает, словно мячик,

Игриво лапой бьёт и теребит, и треплет,

Но если в нём проснётся дикий зверь,

Распустит когти рысь, тогда не жди пощады.

Играешь с этим ласковым котёнком? –

Играй, плескайся, будь ему мячом,

Но никогда не забывай о спящей рыси.

 

Мальчик и море

 
Я помню –

Десятилетним мальчонкой

Я забрасывал море камнями

И приговаривал:

– Вот тебе! Вот тебе!

Это тебе за то,

Что ты такое злое и сердитое.

Море в ответ

Равнодушно брызгало пеной

И катало по берегу

Разноцветные камни.

А сейчас, полстолетья спустя,

Уже на закате жизни,

Я снова приветствую море,

Обращаясь к нему со словами:

– Здравствуй, мой старый ворчун,

Величайший в мире шлифовальщик камней.

Я вернулся сюда за камнями,

Которыми бросался в тебя.

Верни их, пожалуйста, море.

В ответ на мои слова

Море выбросило на берег

Миллионы различных камней.

– Можешь выбрать любой, –

Равнодушно проворчало море. –

Вот уж чего мне не жалко.

…Я с собой увезу эти камешки

Самых разных цветов и оттенков,

Самой изысканной,

Самой причудливой формы.

Они мне дороги тем,

Что их подарило мне море –

Самый милый на свете ворчун.


© Гурген Баренц, 2008.
© 45-я параллель, 2008.