Галина Ушакова

Галина Ушакова

Четвёртое измерение № 26 (374) от 11 сентября 2016 года

Тоненько тянется нить бытия, как паутинка

* * *

 

Тоненько тянется нить бытия, как паутинка,

Тянется песня – поёт из винила пластинка.

Окна открыты – май на дворе, год сорок третий,

Мы вчетвером играем в футбол, мы – просто дети.

Мы, чьи отцы не вернулись с войны, хилы и босы.

 Нам их заменит усатый, рябой дядя Иосиф.

– Сталин – отец всех детей на земле, – грянем мы дружно.

Только физик наш, инвалид, взгляд отведет натужно.

 

* * *

 

Куда идти, кого искать, зачем?

Любить иль не любить краснокирпичный Кремль?

Как ровно сшит на площади булыжник,

А по России там и тут чапыжник

И разговоры о минувшей жизни.

 

Но это где-то очень далеко…

А тут, на площади, просторно и легко,

Туристы мельтешат меж москвичами,

И красное уже не реет знамя,

И не понять, кто против нас, кто с нами.

 

Вот Воскресенские ворота, два музея.

От стен старинным русским духом веет.

Вот маршал каменный на каменном коне.

В своей суровой воинской броне

Напоминает всем прохожим о войне.

 

И всё ж – идти куда? На Запад, на Восток?

И сколько лет? Сто? Или сто по сто?

 

* * *

 

Какой-то звук иль чье-нибудь лицо

Разбудят вдруг во мне воспоминанья.

И вижу я знакомое крыльцо,

И слышу голубей любовные стенанья.

Как сладок запах утреннего чая,

И чёрный хлеб с искристым сахарком,

И город в красных флагах первомая,

И маршей первомайских звонкий гром.

Какое счастье – школьный двор в цветах –

В бумажных розочках на веточках зелёных,

Учителя в костюмах, орденах,

Оркестра медные сияющие звоны.

Но только жаль, что рядом нет отцов,

Зато есть вождь, родной товарищ Сталин.

Его усатое, с улыбкою, лицо,

И три звезды на кителе сияют.

Ему «ура» мы дружно прокричим:

Нам так тепло и так надежно с ним.

Но почему сегодня плачет мать

Над карточкой отца – мне не понять.

 

* * *

 

Емайлы, телефонные звонки,

Реклама в синем ящике почтовом,

А во дворе – соседские кивки,

Чужая дама в парике лиловом,

Два бака с мусором и колченогий стул,

Раскрошенный для птичек бутерброд.

Я думаю: вот жил бы здесь Катулл,

Сменил бы пыл любви на натюрморт.

Кому же дать перо? Я не Катулл,

Тем боле, не Сафо. Стихи? Читаю.

Но Родину свою не понимаю,

Мне кажется, что дух её уснул.

Москва – не Рим. И прежних лет урок

Всё не идет нам, россиянам, впрок.

                              

Поэтам-шестидесятникам

 

Айда, Андрей Андреевич в кино!

Айда царапать руки о шиповник!

Какая прелесть вспомнить, как давно

Стихи писал худой советский школьник.

И, стоя в зале перед микрофоном,

Вытягивая, как гусенок, шею,

Он собирал оваций стоны, звоны,

Порою скромничая, а порой – шалея.

«Нас было трое...». Это кто сказал?

Их было вся страна и, может, даже боле.

Их слово вознеслось на пьедестал,

Свободное, прекрасное, живое.

Евгений, Робка, Белка и Андрей!

Вам от миллениума шлём свои приветы.

Но признаём, мы не нашли ответы,

Как в коммунизм продвинуться скорей.

Сегодня, как тогда, нам не нужны поэты…

И жить совсем не стало веселей.

 

* * *

 

Ну что – окно? Ну что – пустынный двор?

Соседских бабушек невнятный разговор,

Весенняя распущенность ворон,

И стоны голубей со всех сторон.

Но почему я этим дорожу?

Но почему за свой удел цепляюсь?

И почему в чужих краях я маюсь

По неприветной родине моей,

Где столько непогодных, мрачных дней.

Кто б не спросил меня, одно скажу:

Люблю! Люблю! Навек приговорён

К любви моей я до конца времен.

Кем и зачем? Сказала же Марина:

«Когда увижу куст, особенно рябину…».

 

* * *

 

Мне всё любимо здесь и всё знакомо:

Черемуха у старенького дома,

Калитка со скрипучею петлёй,

Развешенное чистое бельё.

Вот бак для сбора дождевой воды,

Вот летний, светлой жести, рукомойник –

Былой цивилизации следы,

Которые оставил век-разбойник.

Кто годы доживает здесь свои?

Кому ещё здесь свищут соловьи,

И золотых шаров кусты сияют?

Я ничего о жителях не знаю…

Что они мне? И что для них я значу?

Я прочь бегу и по дороге плачу…

 

* * *

 

Небеса так ярко-сини, что болят глаза.

На отаве лёгкий иней, тает, как слеза.

Постарею, побелею, только этот луг

Буду вспоминать как счастье посреди разлук.

Вспоминать свою походку, лёгкую, как пух,

И тебя в рубашке белой, незабвенный друг.

Как бежали через мостик мы рука в руке,

Как шумела электричка где-то вдалеке.

Я не знаю, то ли годы, то ль века прошли,

Мы с тобою две пылинки в глубине земли.

 

* * *

 

Вспоминая цветенья весны,

Вспоминаю минувшие дни.

И сегодня мне шепчут они

С фото дачных и южных:

Посмотри на нас вчуже.

Мы лишь сны, только пёстрые сны.

 

Это я? Это ты? Это мы?

Мы смеёмся и рожицы строим,

Мы по вечности просто так бродим,

Мы не знаем, что всё это – сны.

 

Вот очнемся, заплачем и вскрикнем,

И в дверном неожиданном скрипе,

В щёлке света от света в прихожей

Мы увидим себя непохожих

На сегодняшних, старых и сирых,

В одиноких и ветхих квартирах.

 

Отвернись! Это сны, только сны!

Мы такие, как были всегда,

Круглый год в ожиданьях весны

И цветения вишен в садах.

 

* * *

 

Будешь вспоминать свое детство,

Как все любили, ласкали тебя.

Орешник, что рос по соседству,

Во время паденья орехов был братом дождя.

Сирень прижимала свои душистые губы

К лицу твоему, наполняя его радостью

Пчелы, почуявшей сладкий нектар.

И как тебе было не понять этой сладости,

От нежности щеки бросало в жар.

Мамин голос был всех утешнее,

Потому что был всё и во всём.

Чернели детские губы от спелой черешни,

Пахло на чердаке свежим бельём.

Любовь разливалась как сибирские реки

Без удержи, распускаясь, как плеть.

И, если ночью смыкались веки,

Это был только сон, но не смерть.

 

* * *

 

И этот день, и тот, что был и будет,

Безумный в радости, кинжальный от беды –

И тот, расчётливый, и этот, безрассудный,

Оставит незабвенные следы.

Ах, как внезапно старость наступает,

Как плачет сердце, замедляя кровь,

Ведь было всё, что называлось раем,

И никогда не требовало слов.

Ромашечный по лугу вился запах,

Река плескалась в тихих берегах,

И багровел в крови закатной запад,

И поцелуи прятались в руках.

Молочный свет струили тихо звёзды,

И было то ли рано, то ли поздно.