* * *
мой брат на склоне дней
мы больше не враги
попридержи коней
а лучше распряги
и отпусти в луга
где травы зелены
и возлюби врага
до будущей войны
Гражданская лирика
на кухне опять втихаря и тайком
сутуло и всё-таки прямо
присядем рядком и обсудим ладком
просодию у мандельштама
начнём наконец-то мужской разговор
забудем о дрязгах и спорах
силлабо-тонический хор до сих пор
звучит на российских просторах
забудем что кремль существует и что
на выданье чахнет невеста
умрём как один чтобы лет через сто
вернуться на лобное место
мы даже мечтать не могли о таком
в стране победившего хама
присядем рядком и обсудим ладком
просодию у мандельштама
* * *
Посреди октября
снеголёт, снегопад,
кто не спрятался – я, –
как никто, виноват.
Кто замёрз на бегу,
не отправившись в путь,
по колено в снегу
и в печали по грудь.
Кто не спрятался – тех
никогда не вернёшь;
но октябрьский снег
превращается в дождь
и бежит по лицу,
собираясь в ручьи,
приближая к концу
и приблизив почти.
Чтоб столетье спустя
возвратиться назад.
Кто не спрятался? Я.
Виноват? Виноват.
* * *
как снегом занесённый куст
за столько зимних лет
оттают оживут к весне
рассеивая тьму
мои товарищи на вкус
товарищи на цвет
на языке понятном мне
и больше никому
Тютчев
За столько лет,
за столько зим,
стал белый свет
невыносим.
Я, как умел,
его любил
за то, что бел,
за то, что был.
Поблек и цвет
и время с ним
за столько лет,
за столько зим.
Влюбился. И
на склоне лет
в цвета любви
раскрасил свет.
* * *
Памяти Бориса Пастернака
под небом надвое расколотым
гусиным клином или громом
лежали молчаливым золотом
и мокли листья перед домом
и выйдя на крылечко мокрое
и сбросив сновидений бремя
я память разукрасил охрою
и выкрасил в багрянец время
* * *
освобождение суля
ещё мертва природа
в последних числах февраля
тридцать шестого года
но вдребезги разбитый лёд
форелью серебристой
уже по волковке плывёт
в кладбищенскую пристань
* * *
от прокуренных жабр что толку на дне морском
целый век бы лежал не думал бы ни о ком
ни о чём не думал лежал бы и в ус не дул
дирижабли-рыбы и вечности синий гул
и в себя глядел бы прислушиваясь не дыша
как с земли на землю смотрит моя душа
* * *
Так неприятно, так некстати
вдруг вспомнить прожитое зря,
как влажное рукопожатье,
что вытираешь втихаря
о брюки, чтобы не заметил
хороший, в общем, человек,
и дальше с ощущеньем этим
жить целый век.
* * *
Главное – вовремя, главное – в срок,
главное, чтоб не «потом»;
тени своей испугался сурок,
но покидает свой дом.
Он не жалеет уже ни о чём, –
разве что – только чуть-чуть.
И помолчит над зеркальным ручьём
прежде, чем тронуться в путь.
* * *
Всё путём, и сомнения нет, −
диалектика, брат:
ты когда-то смотрел на рассвет,
а теперь на закат.
Ты смотрел на рассвет, не дыша,
и боялся спугнуть,
и росла у ребёнка душа,
как в термометре ртуть.
Но важней и дороже смотреть
на закат старику,
и в закате увидеть не смерть
и не тлен и труху,
а возможность, уйдя далеко,
разминуться с концом
и рассветное пить молоко
жёлторотым юнцом.
* * *
молодо зелено глухо и пьяно
сеть золотая в бриллиантах капкан
две половины пустого стакана
не променяю на полный стакан
переливается через и даже
край навсегда превращается в дно
где в незнакомом до боли пейзаже
время со смертью теперь заодно
* * *
И смешно и нелепо
представлять, будто смерть:
ножки кверху, и в небо,
не мигая, смотреть.
Безболезненно, быстро
и не страшно ничуть –
как в июле на Истре
от Москвы отдохнуть.
* * *
зеленеет листьев медь
на прибрежном парапете
не писать как умереть
и не жить до самой смерти
то ли яуза-река
то ли брента то ли лета
я пожалуй жив пока
написав с утра вот это
* * *
Хотелось бы без слов –
совсем, но как без них?
Так ловит птицелов
не птиц, а песни их.
Потом несёт домой –
живых едва-едва,
чтоб слушать их зимой
и подбирать слова.
© Феликс Чечик, 2012 – 2014.
© 45-я параллель, 2015.