Фёдор Ошевнев

Фёдор Ошевнев

Новый Монтень № 19 (367) от 1 июля 2016 года

«Слово о подразделении И…»

Приступ вежливости

 

 

Начальник штаба (энша) учебного полка подполковник Стецько слыл отъявленным матерщинником. Творчески совершенствуя бранную квалификацию, он щедро обогащал «великий и могучий» рискованными словосочетаниями, из которых самыми безобидными являлись:

– Чтоб тебя трах-тибидах-пли, а мне за это деньги несли!

– Чтоб у тебя хрен на пятке вырос: как отливать, так разувать!

– Ёханый бабай до безобразия, но – сушёна рать, однообразие!

На таковых и подобных восклицательных предложениях, считал отец штабной культуры, главным образом и зиждется учебно-воспитательный процесс солдат, прапорщиков и офицеров-подчинённых. А дать нецензурщику окорот оказывалось себе дороже: «бунтовщик» немедля брался на карандаш… И вот уже в подразделении, где проходил службу возроптавший, свирепствовала внезапная проверка внутреннего порядка. Поскольку же по части знания уставов Стецько был бо-ольшим докой, то вскоре рождался и приказ о наказании… понятно кого…

Впрочем, однажды и подполковнику пришлось-таки поступиться своими неординарными педагогическими принципами…

Тихим сентябрьским вечером Стецько стоял на плацу, перед отдельным зданием, где нёс круглосуточную службу дежурный по части. Энша только что обстоятельно выбранил начфиза из-за нескольких недовыловленных из открытого бассейна листьев: «Нарушение однообразия водной глади!», – и теперь ублажённо вертел на пальце кольцо со связкой ключей, мурлыкая под нос что-то новенькое из ругательного репертуара. Тут распахнулась дверь контрольно-пропускного пункта, и в поле зрения начальника возник сменившийся с караула лейтенант Супоров.

Толстый и ленивый, несмотря на молодость, он откровенно тяготился службой. А при ходьбе переваливался как откормленная утка, за что ещё курсантом и был окрещён Утей. За ним, как за принцем крови, угадывалась тень всемогущего дяди-генерала, обещавшего племяшу стремительную военную карьеру. Пока же Супоров-младший с неприкрытым отвращением имитировал исполнение обязанностей командира взвода.

Завидев Стецько, лейтенант нехотя изобразил отдание воинской чести начальнику. Тому это изображение премного не понравилось, и Уте пришлось ещё трижды отдать честь самому подполковнику и столько же – пирамидальному тополю перед «дежуркой»: энша захотелось оценить чёткость исполнения строевого приёма со сторонней позиции.

Напоследок ласково, по-отцовски обматерив «позвоночного» (о дядях-генералах следует знать и помнить), Стецько отпустил Утю сдавать пистолет в спецкомнату дежурной части, где за металлической дверью в стальных шкафах с сейфовыми замками хранилось личное оружие офицеров и прапорщиков.

Лейтенант вошёл в коридор «дежурки», поздоровался с сидящим за её пультом капитаном и, беззаботно насвистывая под нос – а чего, мол, имею полное право, боевой наряд пронёс без замечаний, – у стола для чистки оружия принялся разряжать пистолет Макарова, на сленге военнослужащих – «пээм».

Супоров извлёк его и запасной магазин из кобуры, снял «макарова» с предохранителя, машинально передёрнул затвор, при этом загнав патрон в ствол… Потом вынул магазин из пистолетной рукоятки и нажал на курок, производя контрольный спуск.

Выстрел хлопнул оглушительно. Пуля вонзилась в пол в шаге от дежурного по части. Капитан птицей взвился со стула, со страхом взирая на лейтенанта: уж не рехнулся ли Утя? Сам Супоров с тупым удивлением уставился на «пээм», пытаясь сообразить: откуда в нём, разряженном, мог взяться патрон? Как раз в этот момент дверь в «дежурку» слегка приотворилась, и в образовавшейся щели возник немигающий глаз подполковника Стецько. Вкрадчивым, елейным тоном начштаба почти колыбельно пропел:

– Товарищ лейтенант, я вас очень убедительно прошу: положите, пожалуйста, пистолет на стол для чистки оружия…

Супоров был изумлён вторично. Как? Разве энша умеет разговаривать в т а к о м  тоне? Он же всегда только орёт и матерится!

Окончательно сбитый с толку, лейтенант неосознанно развернул пистолет в сторону приоткрытой двери, и дуло оружия грозно нацелилось в тугой живот старшего офицера. Дверь, взвизгнув, резко захлопнулась. Начштаба, по-видимому, переместился подальше от неё и поближе к открытой форточке окна «дежурки», поскольку через неё-то и донёсся вновь его нежный уговаривающий голос:

– Товарищ лейтенант, я вас ещё раз настоятельно прошу: положите, пожалуйста, оружие на стол…

Утя наконец сообразил исполнить команду, высказанную в удивительном для начштаба стиле, но плосколобо не сообразил доложить о том. Меж тем из-под окна, как с заигранной пластинки, донеслось:

– Ну, товарищ лейтенант, ну я вас просто всесторонне умоляю…

– Да он уже давно положил… – перебил Стецько дежурный по части.

Мгновенное затишье – и за стенами «дежурки» раздался звероподобный рык. Ещё через секунду дверь в неё с грохотом распахнулась под чудовищным ударом на заказ шитого хромового сапога сорок седьмого размера, и энша ворвался внутрь разъярённым Кинг-Конгом. Подскочив к столу для чистки оружия, подполковник цапнул волосатой кистью разряженный пистолет и замахнулся им на присевшего, втянувшего голову в плечи и в страхе зажмурившего глаза лейтенанта.

– Урод водоплавающий! В ж… бы тебе его воткнуть! Салопровод ходячий, неврубант тугоплавкий, мать твою за красоту! Гвоздь беременный, презерватив лопнутый, верблюд двухцилиндровый! Чтоб тебе двенадцать апостолов и Христос…

Неожиданный приступ вежливости быстро сменился хроническим испусканием сквернословия. В особо крупных размерах.

 

Сверхбдительность

 

Старший цензор штаба округа полковник Птимов – крупный мужчина-чревоугодник – с отвращением вчитывался в лежащую на рабочем столе очередную полосу завтрашней армейской газеты.

С год назад офицер допустил непростительный для своей должности промах: не углядел, что в словосочетании «главнокомандующий генерал-полковник такой-то» в первом слове пропущено «л». Строптивую исчезнувшую букву прошляпили также и дежурная группа по выпуску номера, и секретариат, за что впоследствии кого из виновных в курьёзе уволили, а кого разжаловали. И напрасно Птимов пытался доказать высоким чинам из комиссии по расследованию факта публичной клеветы, что в цензорские функции не входит исполнение обязанностей корректора. Офицера обвинили в радикальной потере бдительности, из-за чего, мол, на газетной площади и утвердилась ярая крамола.

Как следствие, через две недели после выхода в свет нашумевшего особым образом материала Птимов уже сменил место службы под южным небом на отнюдь не курортный северный регион. В воинском звании полковника, правда, не понизили и оставили в той же должности. Но теперь, ежесекундно помня о роковом ляпсусе, он в своей работе свирепствовал, не давая послабления решительно ни единой строчке, вышедшей из-под военно-журналистского пера.

Впрочем, сегодня, сколь ни вчитывался в газетные полосы полковник, он напрасно выискивал крамолу, которую можно было бы «с чувством глубокого удовлетворения» обвести красным карандашом и перечеркнуть крест-накрест: прошедшие сито секретариата статьи и заметки военных корреспондентов были так же невинны с точки зрения цензорских «рогаток», как бесконфликтны, прилизанны и пусты.

Птимов корпел над последней страницей номера, когда его цепкий взгляд враждебно остановился на короткой заметке, подготовленной отделом культуры.

– Так-так-так, – многозначительно буркнул себе под нос полковник и настороженно принялся перечитывать заметку ещё раз.

 

ИНТЕРЕСНАЯ ВСТРЕЧА

 

На прошлой неделе воины одной из частей округа встретились со студентами местного педагогического института, и будущие филологи рассказали защитникам Родины много интересного о замечательном памятнике древнерусской литературы – повести «Слово о полку Игореве»…

 

Старшего цензора мгновенно прошиб холодный пот. Как: сплошное рассекречивание военных и государственных тайн! Да любой дурак может элементарно вычислить, где и когда происходила «интересная встреча» – много ли в округе областных центров с педагогическими вузами! Ну а додуматься открыто назвать имя командира целого полка… Вопиющая безответственность! Что они там, в культуре, вообще бдительности лишились? И секретариат туда же! Сегодня же отправлю докладную записку на имя командующего округом!

И полковник ожесточённо заработал красным карандашом…

В новой, цензорской интерпретации заметка стала выглядеть так:

 

СООТВЕТСТВУЮЩАЯ ВСТРЕЧА

 

Однажды воины Н-ской части встретилась с учащимися Н-ского учебного заведения, и будущие молодые специалисты Н-ского профиля рассказали защитникам Родины много интересного о замечательном памятнике Н-скорусской литературы, исполненном в Н-ском литературном жанре – «Слово о подразделении И…», в котором было чему поучиться в плане Н-ского передового опыта.

 

Донельзя довольный Птимов отложил в сторону карандаш, полюбовался на исчёрканную заметку и облегчённо подытожил:

–  Пусть теперь считают, что И… – это командир отделения, в крайнем случае, комвзвода. Как говорится, и волки сыты, и овцы в сохранности, и военная тайна с государственной. Бдительность – наше оружие!

 

Стакан водки

 

Эксперт-криминалист капитан милиции Валерий Войцов был известен как классный специалист даже в областном центре. Он знал все мыслимые и немыслимые марки отечественного и зарубежного оружия: от кремневых пистолетов и неподъёмных пищалей до кряжистого гранатомёта «Муха» и изящного израильского автомата «Узи». Так что при надобности мог провести технический контроль любого гладкого либо нарезного ствола. С боеприпасами, правда, работал без особой охоты, но всё равно безошибочно устанавливал по стреляным гильзам тип оружия и его отличительные черты. Ну и сам гвоздил отменно: из обоймы «пээма» – пистолета Макарова, – а в полной восемь патронов – шестью-семью рвал десятку…

Той январской ночью Валерий приехал с дежурства почти в четыре утра: ближе к полуночи в центре города прихлопнули коммерсанта, автомат имени товарища Калашникова бросили рядом с изрешеченным телом, – словом, работы эксперту досталось с лихвой. В конце концов удалось обнаружить на автоматном пенале один пригодный для идентификации «пальчик». Довольный собой, Войцов наскоро проглотил стакан чая с бутербродом и завалился спать, надеясь прохрапеть до обеда.

Не тут-то было! Уже через час капитана милиции разбудил нетерпеливый, настойчивый звонок в дверь. За порогом оказался знакомый старшина-водитель из дежурной части Управления милиции города.

– Одевайся, быстро! – выпалил старшина. – В кабаке «Золотой улей» скандал с дракой вышел, вызвали патрульных, а один новорусский, убегая, гранату через себя кинул…

– Она что, взорвалась? – не понял Войцов. – Кого-то убило?

– Пока нет, потому как не взорвалась. Так в снегу и лежит. В общем, давай в темпе! Зафотографировать надо и отпечатки пальцев снять. Этого-то, которого граната, патрульный всё равно достал, скрутил, уже в камере отдыхает.

– Да ты чё! – попытался вяло откреститься эксперт. – Тут не я… тут сапёры нужны. Какая, к лешему, фотография, какие «пальцы»! Она ж долбануть может ежесекундно.

– Вот и я о том же, – гнул свою линию старшина. – Разряжать надо срочно. Она ж ведь возле автостоянки упала, через час-два оттуда транспорт косяком пойдёт. Не дай бог… А сапёры – где их ночью искать? В штаб округа звонили, да ничего путного не вызвонили. Там пока рядом с гранатой бойца для охраны выставили.

– Ну вы и идиоты! – сплюнул Валерий. – Особенно тот, кто согласился свою смерть караулить…

Войцов умылся, оделся и вместе с водителем вышел на тридцатиградусный мороз. Дежурный «уазик» капризничал, насилу с рукоятки запустили двигатель.

Весь путь до места ЧП занял меньше десяти минут.

Невдалеке от группы людей, одетых в милицейскую форму, мёрз постовой в грязно-белом полушубке, валенках и с автоматом дулом вниз через плечо.

– Привет, Аника-воин! – поздоровался эксперт. – Ну и где тут наш боеприпас?

– А вон… – легкомысленно ткнул пальцем в сторону от тротуара парень.

Войцов прорезал темноту зимней ночи узким лучом фонаря: в снегу, наполовину утонув в нём, на пузатом ребристом боку лежала «эфка» – ручная осколочная граната Ф-1, в просторечии – лимонка. Зелёная, стало быть – боевая: учебная граната этой системы была бы выкрашена в чёрный цвет. С выдернутой чекой. И с примерзшим к запалу, не отлетевшим в сторону рычагом, удерживающим ударник на боевом взводе.

Мгновенно зафиксировав все эти детали в сознании, капитан милиции спокойно поинтересовался у постового-«самоубийцы»:

– Слышь, воин… Ты хоть понимаешь, что она уже тыщу раз рвануть могла? А у этой гранаты разлёт осколков до двухсот метров – от тебя бы одни валенки остались.

– Так ведь, того… Приказали же… – растерялся постовой.

– Ладно, – вздохнув, подвёл итог диалогу эксперт. – Вали от греха, да подальше. И всем остальным скажи, чтоб в машины сели и отъехали. Я уж тут сам как-нибудь…

Валерий снял меховые перчатки. Обрадованный мороз тут же вцепился в пальцы. Присев, Войцов бережно взялся за лимонку правой рукой – так, чтобы примёрзший рычаг ненароком не сорвался в сторону. Обнял гранату покрепче, вытянул из снега и зашагал от автостоянки, с которой уже кто-то из «ранних пташек» выруливал на дорогу.

Метрах в трёхстах к северу виднелась коробка недостроенного промздания. Туда и направился эксперт, внимательно глядя под ноги и сжимая гранату в ладони, прижатой к груди. Другой ладонью он подстраховывал «эфку» сверху. Пальцы всё больше и больше дубели…

Возле недостроя капитан встал поудобнее, чтобы можно было в случае чего сразу швырнуть лимонку в оконный проём, а самому укрыться за кирпичной стеной… Это если, конечно, удастся услышать щелчок разбиваемого ударником капсюля. А если не удастся… собирать будут по кусочкам. И попытался выкрутить запал. Чёрта с два! Наглухо прихватило.

Что делать дальше? Эксперт не знал… Может, просто сорвать рычаг и зашвырнуть своенравный боеприпас куда бог пошлёт? А ну опять не взорвётся? Жди утра и потом расстреливай? Как упадёт, а то и стрелок не попадёт...

Вконец замёрзшие пальцы на гранате стали уставать. Валерий гнал от себя захватывающий сознание панический страх.

«Попробовать отогреть гадюку… Может, тогда строну?..»

Минут десять эксперт стоял с гранатой, прижатой к встревоженному, убыстрившему ритм биения сердцу, а далеко в небе горели безразличные к судьбам людским величественные звёзды. Войцов хорошо различал среди них ковш Большой Медведицы, но вот научиться читать всю карту звёздного неба за тридцать шесть прожитых лет как-то не сподобился. Совсем некстати пришла в голову мысль, что разлетись он, капитан милиции, сей момент на кровавые куски, звёзды – иные из которых давно умерли, однако свет от них пока продолжает ровно литься на Землю, – так и будут беспристрастно взирать на суету людскую и после его, Валерия, глупой и бесполезной кончины…

Пошёл! Пошёл, стронулся с места запал! Пошёл!!!

Воспрянувший духом эксперт осторожно выкрутил его, отсоединил от корпуса гранаты, обмотал рычаг извлечённой из кармана лентой «скотч» и взялся за колпачок взрывателя. Чуть пошевелил, а тот возьми да сразу и отделись: запал оказался учебным.

Войцов выматерился – от души и в Бога душу. Потом поднял со снега уроненное колесо липкой ленты, рассовал по карманам части лимонки и быстрым шагом направился к коллегам, переживавшим за эксперта в «уазиках». Только сейчас капитан милиции по-настоящему ощутил, насколько промёрз и, не исключено, отморозил кончики пальцев. Для баллиста это почти такая же трагедия, как и для профессионального пианиста...

Валерия по его просьбе отвезли в городское Управление милиции. Там, за своим рабочим столом, капитан подробно рассмотрел трофей. Корпус гранаты действительно был аккуратно выкрашен зелёной краской, которую – надо полагать, с помощью пульверизатора – осторожно нанесли поверх чёрной, а внутрь вместо тола напихали земли. Обязательная же у небоевых гранат дырочка внизу корпуса была залеплена полиамидной смолой. Словом, боеприпас оказался учебным со всех сторон: что внутри, что снаружи. Зато мысли о бренности бытия Войцова посещали настоящие.

Наступило утро. Эксперт решил дождаться начальника отдела – всё равно надо было писать подробный рапорт о случившемся. А подполковник милиции Тальев имел обыкновение появляться на службе задолго до урочного часа – любил, грешным делом, до трудов праведных разложить на компьютере пасьянс или сразиться в преферанс с «болванчиком».

На этот раз, конечно, «раскинуть фишки» не получилось. Сначала Тальев слушал доклад Валерия. Потом пристально рассматривал трофей. И, наконец, залез в шкаф, нашёл на одной из полок недостающее до полного комплекта гранаты кольцо с усиками и сноровисто собрал «эфку». (Начальник экспертно-криминалистического отдела слыл великим аккуратистом.)

– Эх, Валера! – подытожил Тальев, пряча рапорт подчинённого и учебное приложение к нему в ящик стола. – Прямо жаль, что она небоевая оказалась. А то бы точно на медаль послали.

– Какая медаль, Сергеич! – откликнулся капитан милиции, отгоняя тяжёлую усталость. – С меня бы за глаза и водки стакана хватило!

– А вот спорим, и правда налью! – совершенно неожиданно заявил Тальев.

И… действительно извлёк из сейфа бутылку «очищенной». – Тебе всё равно домой, отдыхать, а я команду дам, чтоб с ветерком доставили… Давай! – И налил Валерию от щедрот почти полный двухсотграммовый стакан спиртного.

Войцов рассудил, что раз шеф угощает, отказываться не след. Да и душа требовала – стресс до сих пор ещё не отпустил. Да и промёрз… А другого способа живо снять напряжение, расслабиться в городском Управлении милиции, как и в любом другом российском околотке, отродясь никто не знал и знать не хотел.

И лучший баллист города поднял наполненный стакан, провозгласил короткий, но ёмкий тост: «Ну, будем!» – выдохнул и в несколько глотков расправился со спиртным.

В ту секунду, когда эксперт, взамен закуски, сочно крякнул, незапертая дверь кабинета отворилась. И возникли на пороге трое: подполковник и майор из вышестоящего управления, а также «родной» замначальника отдела кадров, тоже в майорском звании.

– Внезапная негласная проверка несения службы, – объявил дородный подполковник. И тут же последовали выводы: – Стало быть, пьянка на рабочем месте и в рабочее время… Уж от кого-кого, а от вас, Виктор Сергеевич, никак не ожидал. А ваша фамилия, должность? – обратился он к Войцову. – Представьтесь и удостоверение служебное на стол!

Валерий механически назвался и выложил краснокожую «ксиву».

– Ага, – продолжал радоваться проверяющий. – Стало быть, в едином застолье начальника и подчиненного вся сила ЭКО… Может, просветите, по какому случаю пьянка?

– Сейчас объясню… – заторопился Тальев. – Понимаете, он всю ночь гранату разряжал…

– Боевую? – подал голос «неродной» деловитый майор.

– Да нет, учебную… Только сначала она вроде как боевая была, это уж потом выяснилось…

– Надо же! Андрей Юрьевич, – повернулся подполковник-проверяющий к замначальника отдела кадров, не дослушав Тальева. – Полюбуйтесь на вашего незаменимого специалиста: целую ночь затратить на разряжание одного учебного боеприпаса, а с утра хлестать водку! Как вы его на должности-то держите? И начальник тоже хорош!

– Да всё ж совсем не так было! – воскликнул Войцов, чувствуя, как пьянеет от пахнущей крупными неприятностями ситуации. Впрочем, тут сошлось всё: и недосып, и мороз, и усталость, и нервное напряжение, да и злосчастный стакан водки на пустой желудок, как бы там ни было, делал своё дело… – Вы ж разберитесь сначала!

– В Управлении собственной безопасности будем разбираться, – пообещал подполковник. – От несения службы пока обоих отстраняю.

– Надо бы начальнику горуправления позвонить, – подсказал пунктуальный майор.

– Да, порядок есть порядок, – согласился старший проверяющий и поднял телефонную трубку. Пока набирал номер, безапелляционно заявил: – Я бы таких пьянчуг, как этот капитан, вообще выгонял без суда и следствия; вон, еле на ногах держится, позорище…

Дальнейшие действия эксперта квалифицировались как крайне импульсивные.

– Выгоняли бы? – переспросил он. – За один стакан водки, пусть даже и в рабочее время? А желаете, я вас всех сейчас сам выгоню?! Без суда и следствия! В момент! И в вечное увольнение!

Рванув на себя ящик стола, Валерий выхватил злополучную липовую лимонку. Побывав в заботливых руках начальника ЭКО, она приобрела вполне товарный вид.

– Зелёный цвет видите? – демонстрировал виновницу всех бед Войцов проверяющим. – Соображаете – боевая? – Он уже почти кричал… – Вот так вот!

Эксперт вырвал кольцо с усиками и катнул гранату аккурат в направлении подполковника, стоящего у телефона.

Пока два майора совместными лихорадочными усилиями брали дверной проём, намертво застряв в нём, грузный подполковник в оцепенении, с выпученными в ужасе глазами и перекошенной физиономией пялился на зацепившуюся за его ботинок лимонку. А на его серых форменных брюках, вокруг ширинки, быстро расползалось обширное мокрое пятно.

«Дело Войцова – Тальева» впоследствии разбиралось в самых высоких милицейских инстанциях. Причём с Тальевым решили быстро: направили с понижением в должности в район, «на землю», откуда подполковник милиции сразу же подал рапорт на пенсионирование. С капитаном разбирались долго – проверяющий с подмоченной репутацией настойчиво требовал возбуждения уголовного дела. Но для этого так и не смогли подыскать подходящей статьи – редчайший случай: человек есть, а статьи нет. Разве что мелкое хулиганство, что выглядело очень несолидно. Правда, эксперту две недели пришлось отлежать в «психушке», но там его признали вменяемым.

И в конце концов Валерия тоже потихоньку убрали из органов внутренних дел – не помогли ни прежние блестящие характеристики, ни авторитет лучшего баллиста города. Но пенсию всё-таки назначили: как-никак, полтора года Валерий отвоевал в Афганистане, их надо было умножать на три, да плюс милицейская служба – двадцать лет стажа как раз и набралось.

Говорят, капитан запаса теперь весьма неплохо зарабатывает ремонтом различного рода оружия…

А подполковника – где бы он теперь ни появился – за глаза все называют просто: Писун. Подполковник знает об этом. Обижается. И очень переживает…

 

Экспроприация экспроприаторов

 

За раскрытие тяжкого преступления – убийства, совершённого с особой жестокостью (бывший муж в состоянии наркотического опьянения нанёс бывшей жене множество ножевых ран, труп оскальпировал, вырезал груди и интимное место, а тело позднее прикопал за городом в лесополосе), начальник уголовного розыска Свердловского ОВД капитан милиции Олег Бессонов был поощрён солидной денежной премией. Основную часть шальной наличности он тут же отвалил на вещевом рынке за новенькую, с переливающимся мехом норковую шапку-обманку насыщенного чёрного цвета. Старая-то тёмно-коричневая нутриевая ушанка, ровесница лейтенантских погон оперативника, уже чуть ли не расползалась по швам.

На остатки бонуса офицер решил обмыть покупку. После затянувшегося, как обычно, рабочего дня несколько розыскников тишком собрались в кабинете Бессонова и стартовали с очищенной «Российской»… Заглянцовывали на финише баночным пивом «Туборг», приобретавшимся в складчину.

Часам к девяти вечера сослуживцы разъехались по домам. Бессонов уходил из кабинета последним. Навёл порядок на столе, пищевой мусор и пустую стеклотару засунул в пластиковый пакет, готовясь выбросить его где-то за пределами райотдела. А то недавно начальство скомандовало с выставленной в туалете батареи водочных бутылок снять отпечатки пальцев в ЭКО (экспертно-криминалистическом отделении), затем элементарно вычислило «виновников торжества», и сразу последовали крутые репрессивные меры.

…На улице мела позёмка, январский мороз безуспешно пытался пробраться под новую шапку оперативника – по специфике службы он постоянно ходил в «гражданке» и милицейскую форму надевал лишь на строевой смотр да при вызове «на ковёр» к большому начальству.

Благополучно избавившись от пакета со следами пиршества, Бессонов почти сразу сел в нужный троллейбус. Жил капитан от места работы сравнительно недалеко: на городском транспорте – всего четыре остановки. Но здесь уже была территория, подведомственная соседнему райотделу милиции.

Начальник угрозыска сошёл с рогатого автобуса и устремился в проходной двор, выходящий на параллельную улицу, откуда до родного дома оставалось рукой подать, но… Но в тёмном «проходняке» коренастого офицера нагнали двое дюжих парней-«качков». Оба в кожаных куртках, в ботинках на высокой шнуровке, в тёплых вязаных шапочках.

Сотрудник угрозыска опасность почувствовал спиной. Приостановился, стал разворачиваться лицом к нагонявшим его «сиамским близнецам». Однако на долю секунды опоздал: страшной силы кулачный удар в скулу – будто по ней пудовой гирей шарахнули – свалил его на свежий снег. Впрочем, сознания Бессонов не потерял и неотрывно следил глазами, как подскочил к нему один из «качков», – шестым чувством оперативник угадал, что бил именно он, – и вороватым движением сцапал слетевшую с головы обманку. Его подельник выставил вперед чуть согнутую в локте руку. Щелчок – и розыскнику был продемонстрирован  автоматический нож с длинным клинком. Качнув «выкидуху» вправо-влево,  громила приглушённо произнёс:

– Подымешь кипеш – враз кишки выпущу. Усёк, вонючка?

Полагая, что сказано вполне достаточно, он не спеша направился прочь от поверженной и ограбленной жертвы. «Качок» с шапкой в руке молча последовал за дружком.

Парни отошли уже шагов на десять – уверенные в себе, не оглядываясь на какого-то там между делом обобранного лоха, – когда Бессонов пружинисто вскочил на ноги, переполненный злобой к залётным преступникам. Явно залётным: напасть именно на него, начальника уголовного розыска ОВД, пусть даже и на «чужой» территории – да кто бы из местных бандюков на это отважился, будь они хоть самыми крутыми? Ну, сейчас «сиамским близнецам» аукнется!

Рывком – одна пуговица отодралась  «с мясом» – оперативник распахнул пальто. Выдернул из наплечной кобуры пистолет Макарова – рукоятка «пээма» привычно и удобно легла в ладонь, – сбросил вниз флажок предохранителя. А патрон в патронник был уже дослан: Бессонов давно и сознательно нарушал правила ношения личного оружия, постоянно держа его во взведенном состоянии и убеждая сослуживцев, что лучше получить «строгач» в личное дело, чем пулю в лоб. И был по-своему прав: дважды патрон в стволе спасал розыскнику жизнь…

Сплюнув кровью, капитан рванулся вперёд. Услышав позади скрип снега, «качки» приостановились, оглянулись. И замерли, разглядев пистолет в руке казалось бы безобидного «терпилы». Начальник угрозыска тоже остановился – метрах в трёх от разбойников, держа оружие у бедра и направляя его дулом в грудь «близнецу» с выкидным ножом.

– Ну, дуремары, – сказал и опять сплюнул кровь офицер, – нарыли вы на свои задницы приключений. Уголовный розыск! – И на секунду вскинул левую руку с зажатой в ладони красной книжечкой – служебным удостоверением сотрудника милиции. – Живо на колени, чушки паскудные! И пику на снег, иначе обоим хозяйство поотстреливаю!

Нет, всё-таки «сиамские близнецы» явно читали мысли друг друга. В один миг они слаженно драпанули к улице, откуда недавно входили в проходной двор.

– Стоять, гады отмороженные! Стоять, стрелять буду! – орал, бросившись вдогонку,  оперативник.

В воздух он таки пальнул, когда качки поравнялись с решётчатыми воротами, а по инерции сжимавший в руке экспроприированную шапку-обманку  наконец-то додумался швырнуть её назад, через голову. Похоже, рассчитывал, что, пока хозяин будет подбирать головной убор, удирающие смогут выиграть какое-то время и расстояние.

Нет, Бессонов остановился лишь на улице, где дважды шмальнул, метясь улепётывающим «качкам» по ногам, но в горячке промазал. Шарахнулись от оперативника парень с девушкой и мужчина с «дипломатом». И тут рядом с капитаном взвизгнули тормоза милицейского «уазика», по бортам которого и сзади имелись крупные белые буквы «ПА» – патрульный автомобиль. Выскочили из него два бравых сержанта, в руках у каждого – автомат АКМ с откидным прикладом. Воронёные дула хищно нацелились на мужчину с  непокрытой головой и в расхристанном пальто, палящего вдоль тротуара.

– Стоять! Руки вверх! – скомандовал старший патрульного экипажа.

– Даун! Их лови! – ткнул пистолетом вслед ускользающим качкам Бессонов.

– Бросай оружие! Стрелять буду! – услышал он в ответ.

– Да заткнись, олух! Свой я! – выкрикнул офицер. – Ведь уйдут! – И сунул было руку в карман: предъявить ведомственный документ, однако второй патрульный – водитель «пэашки», посчитав, что в пальто подозреваемый лезет неспроста, перехватил его руку. Старший патруля блокировал другую.

Оперативник разразился матерной тирадой. Сержанты не остались в долгу. В словесно-силовой борьбе стражей порядка были упущены самые драгоценные секунды.

Наконец Бессонов перестал вырываться и возмущённо рявкнул:

– Идиоты! Суньте  руку мне в левый карман, там «корочка»!

И только тогда сержанты наконец узнали, кого они обезоруживают.

– В машину! – приказал оперативник. – Двое гоблинов шапку снять пытались, у одного нож-кнопочник. Приметные амбалы, я их хорошо срисовал! И откуда вы только взялись? Другой раз днём с огнём хрен доищешься…

– А что мы? – извинительно возразил старший экипажа, запрыгивая на сиденье. – Откуда б знать: видим, стреляет кто-то посреди улицы…

– Без формы, без шапки, – добавил водитель, врубая скорость. – Поди разбери – вы ж не из нашего райотдела…

«Уазик» ходко рванул с места. Старший экипажа схватил микрофон радиостанции – доложить дежурному по УВД города о разбойном нападении. Тот, в свою очередь, должен был ориентировать патрульно-постовые наряды и мобильные группы, передав им приметы преступников.

Пока «пэашка» безрезультатно прочёсывала близлежащие кварталы, оперативник о новой шапке, сброшенной «качком» на границе улицы и двора, в горячке какое-то время не вспоминал. А когда спохватился, головного убора уже не нашли: видимо, кто-то из прохожих успел прибрать к рукам. Тут-то Бессонов и вызверился на патрульных.

– Мутанты юродивые! Шариковы! Все мозги в сортире профукали! – честил он сержантов. – Буратины недоструганные! Веники! Морды бы вам обоим набить!

Потом плюнул накуксившимся и едва сдерживающим ответные крепкие выражения сержантам под ноги – раскроенная десна продолжала кровоточить – и на предложение младших командиров проехать в ОВД, где проходил службу экипаж, чтобы написать о случившемся рапорт (офицер был обязан это сделать, коль оказался потерпевшим), запальчиво заявил:

– Вы, бараны, на смене, а я свои двенадцать часов честно отпахал. Так что пошли оба на три буквы, а завтра ещё и шапку покупать будете. Тимуровцы аховы!

И с этими словами удалился, подняв воротник пальто и шарф к ушам.

Сержанты до завтра ждать не стали: немедленно помчались в родной райотдел, где настрочили соответствующие «реляции».

Через час к Бессонову домой уже стучались ответственный по его ОВД – начальник криминальной милиции и дежурный кадровик из городского Управления.

Помимо взятия подробного объяснения о случившемся розыскника ещё заставили проехать в наркологический диспансер: для освидетельствования на алкоголь. Врач спецмедучреждения письменно констатировал среднюю степень опьянения. Расследование ЧП со стрельбой продолжил дежурный офицер из Управления собственной безопасности областной милиции.

Бессонов сидел в своём рабочем кабинете и с отвращением отвечал на вопросы специалиста из так называемого «отдела очистки», как именуют УСБ меж собой милиционеры других служб.

– Так-так-так. Итак, начнём. Когда, где, с кем и при каких именно обстоятельствах вы употребили спиртные напитки? – допрашивал капитан капитана.

– После работы, один. Зашёл в «комок», взял там баночку вискаря, ну и… – соврал оперативник. – Как-то вот вдруг решил шапку новую обмыть.

– И именно в одиночку? – с подозрением уточнил уэсбешник.

– Ага.

– Не многовато ли было… без закуски? В банке ж триста тридцать граммов.

– Тут фишка, что я и принял, считай, всего половину. Не пошло оно, заморское, чего-то – наша очищенная куда лучше. Ну, я остаток в урну и запулил.

– Хм. Свежо предание. Впрочем, ладно пока. Объясните теперь, почему не оставили оружие в сейфе: знали же, что с пистолетом в кармане лучше не употреблять?

– Вообще об этом не думал, – пожал плечами Бессонов. – Мы ведь, опера, без ствола разве что спим. А загодя, повторяю, выпивать  не собирался, спонтанно всё получилось.

– Так-так-так, – и уэсбэшник покатал авторучку по чистому листу. – Но почему изначально не подчинились требованиям сотрудников, находящихся при исполнении? Не выполнили команду положить оружие сразу?

– В запальчивости был. Вы же в курсе ситуации… нестандартной.

– Да какая разница? – поморщившись, возразил допрашивающий. – Закон, он для всех ситуаций одинаков.

Розыскник не нашёлся, что ответить.

– Скажите, а вы действительно всячески обзывали сотрудников патрульного экипажа, в том числе и нецензурно? И грозили… – уэсбэшник заглянул в рапорта сержантов. – Цитирую: «Набить обоим морды». Было?

– Похоже на то, – вздохнув, согласился Бессонов.

– Шапку вам купить тоже их понуждали?

– Насчет понуждения – явный перегиб.

– Так-так-так. Пусть. Предположим теперь, что вам действительно угрожали холодным оружием – свидетелей, увы, нет – и вы применили огнестрельное по закону, после чего обязаны были отчитаться за свои действия перед руководством в течение суток. Но отказаться проехать с экипажем в территориальный райотдел немедленно после разбойного нападения? Ведь вас просили всего-то лишь написать рапорт! Вы же сами – профессионал со стажем, откуда тогда столь явное пренебрежение к прописным милицейским истинам?

– А-а-а… – обречённо протянул оперативник. – На бумаге – одно, по жизни – другое. Раз мы этих амбалов по горячим следам не достали, дальше пиши пропало. Поверьте, как профессионал говорю.

– Не поверю, – не согласился уэсбэшник. – Кстати, так же как и в то, что спиртное в одиночку распивали.

– Вы же не первый год в милиции? – спросил-утвердил Бессонов.

– Ну и что с того? – с подозрением уставился на него собеседник.

– Ну и то, что даже если б и не один… повторяю: если бы… Всё равно: друзей не закладывают. Ясно? Иначе как вместе под пули ходить?

В заключении служебного расследования по факту применения оружия капитаном милиции Бессоновым было отмечено, что в ходе опроса он «проявил неискренность». А также:

«В сложившейся ситуации действия офицера оказались тактически неграмотными. Личное оружие капитан милиции Бессонов применил правомерно, но находясь в состоянии алкогольного опьянения. Не выполнил команды экипажа патрульного автомобиля ПА-22, прибывшего на звуки выстрелов, положить табельный ПМ, хотя сержанты А. Е. Дымов и П. Д. Стукалин находились при исполнении, в форме и со штатным вооружением, а автомобиль был оборудован проблесковыми маячками и опознавательными знаками. Бессонов затеял с патрульными склоку, вёл себя при этом по-хамски, всячески оскорблял младших командиров, угрожал им рукоприкладством, требовал из их личных средств возместить потерю головного убора, утраченного при неясных обстоятельствах. Оказавшись в качестве потерпевшего, не принял должных мер к своевременному оформлению необходимой документации по факту совершения разбойного нападения, что в конечном итоге позволило его участникам скрыться.

Приведённые факты указывают на необходимость рассмотрения вопроса целесообразности дальнейшего использования вышепоименованного офицера на руководящих должностях».

И так далее, в том же духе и стиле.

По результатам этого заключения Управлением внутренних дел города был издан приказ, где назначенному виновному объявили серьёзное взыскание: неполное служебное соответствие занимаемой должности. От снятия же с неё едва спасла репутация одного из лучших розыскников криминальной милиции.

А на работу капитан вынужден был опять ходить в старой, облезлой «нутриевке», которую, по счастью, не успел выкинуть.

И ещё. Среди сотрудников ОВД ходили упорные слухи, что со временем начальник угрозыска провёл свое собственное «шапочное» расследование с привлечением местных авторитетов. «Качков»-разбойников в конце концов вычислил и навестил, каждому аккуратно и без следов, но весьма чувствительно начистив физиономию. Потерю же обманки вдвойне компенсировал за счёт самих виновников инцидента со стрельбой.

Так ли оно было в реальности – поди угадай. Однако факты упрямы: через какое-то время капитан Бессонов щеголял по райотделу в полной норковой красавице: шоколадной и с голубым оттенком подпуши. Руководство ОВД тут же чрезвычайно заинтересовалось: на какие шиши приобретался предмет роскоши? Розыскник скромно отбоярился, заявив, что это родительский подарок ко дню рождения. Начальство инквизиторски не поверило, уточняло дату появления Олега на свет и даже совалось проверять прибытки его отца и матери, однако в итоге вынужденно заткнулось.

Нарвался на сложнячку – сам и воюй за разрешачку…