Зимние кузнечики
Зимние кузнечики в глуши
На морозе русском каменеют.
Как сугробы эти хороши!
Отчего же сердце леденеет?
Вечным снегом убраны дворы.
Замерзают трепетные строчки.
Кажется, стальные топоры
Разрубают воздух на кусочки.
Отчего ж летит со всех сторон
Снежное изнеженное пенье,
Цинковый кузнечиковый звон,
Ледяное мироощущенье?
Разгребая смертную золу,
Обратясь к полуденному свету,
В этом замороженном углу
Выживают русские поэты.
Глядя на чахоточный рассвет,
Проглотив застуженные слёзы,
Потрещи-ка, милый мой поэт –
Впереди не те ещё морозы.
* * *
Как в фильмах Тарковского, гнётся трава
От сильного ветра – всё ближе к излуке
Притихшей реки… Мне даны на поруки
И эта дрожащая в небе листва,
И эти едва уловимые звуки
Тревожного ветра, и эти слова.
Мне песенный дар уготован за то,
Что жить на особинку всюду старался,
Что словно сорняк, на свободу я рвался,
Что мало воды унесло решето.
За то, что всю жизнь я провел на краю,
Не мял ни тюльпан, ни твою незабудку.
За то, что ни разу я не был в строю –
Не пел идиотом под общую дудку.
За то, что необщие сеял слова
В родимом песке да на книжной странице.
За то мне дарованы эти права,
Что я не обидел ни зверя, ни птицу.
* * *
Никуда не уйти от размера –
Венский вальсик по венам бежит,
День осенний, дождливый и серый,
Вместе с тонкой осиной дрожит.
Но трёхдольная музыка эта,
Под сурдинку валторны рябой
Словно след отгоревшего лета,
Черноморский упрямый прибой.
Будто Штраус, приехавший в Питер,
На морозе поправивший фрак,
И слезу неумелую вытер,
И со скрипками канул во мрак.
Фрачный век в невозможное канет,
Ветер времени дунет на нас.
Меткий выстрел в Сараеве грянет,
Франц-Иосиф подпишет указ.
Расчёркают все небо кометы,
Потеряют короны цари.
Все пройдет. Но останется где-то –
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два...
* * *
Провинциальная тоска на фоне сломанной рябины.
Свинцовый ветер у виска играет пухом тополиным.
Провинциальное тепло убогих дров и крыш железных,
Где столько времени прошло в воспоминаньях бесполезных.
Который век душа болит! Какие горькие минуты
Мне куст рябиновый сулит в угаре пригородной смуты!
Здесь птичий посвист, рыбий плеск, безумье ранних возгораний,
Шальной кузнечиковый треск, листочек бархатный герани.
Вся жизнь – как пение сверчка. Трещат шестнадцатые доли –
Все как у Баха-старичка в заштатной музыкальной школе,
Где западает ми-бемоль, где с Вечной Музыкой один ты.
Родная блажь, зубная боль, хоральное зиянье квинты.
Ты край родной не узнаешь – здесь все давно на ладан дышит,
И слишком трезво сознаешь – никто твой голос не услышит.
И звёздный Генеральный Штаб к своим победам равнодушен,
И звёзды катятся в ухаб, как в ад – наказанные души.
И невостребованный стих свечою тонкой догорает.
Не потому, что голос тих – здесь все сегодня умирает.
Не исчезай, мой горький бред – рябин родимых силуэты!
...России, может быть, и нет – её придумали поэты.