* * *
Одних только глаз достаточно.
И не надо
держаться за руки.
И – есть ли
жизнь на Марсе? –
не спрашивать
никогда.
И вообще
больше не встретиться.
А у пустого окна
остаться,
глядя
сквозь чёрный сад.
Одного только взгляда достаточно.
Моя борьба
Вечерами приходили гости
Меня выводили из кухни
Мне стелили постель
Мне выключали свет
И я лежал и лежал
В темноте
На спине
В узкой кровати
С бортиками
А на кухне гудели мужские голоса
Что-то звякало и сталкивалось
Под двери просачивались дымовые пласты
Но как-то я встал
И взял припасённые спички
Я залез под кровать
И из этих
Ровненьких палочек
И коробочки
Сложил и разжёг
Маленький огонёек
Который рос и рос
А я на него смотрел
И улыбался
Но тут заглянули из кухни
Ахнули включили свет
И растоптали мой светлячок
бред
искусство варит свой суп из жизни
чувства живые что раны ножевые
петь это бросать свой голос кусками
в пустоту которую ничем не заполнить
но продолжать
танцевать во тьме
и делать кое-что ещё
* * *
Я ходил
тогда – все две недели –
из угла в угол,
взад и вперёд, –
наматывал,
наматывал километры.
Я ходил…
Я хотел
похудеть, ведь ты назначила мне время,
и я хотел предстать пред тобою
красавцем,
через эти две недели.
Я сильно «оплыл» тогда –
за зиму после больницы.
И я хотел предстать пред тобою
красавцем…
Но ничего не получилось.
Как тогда…
Красавцем…
Но ничего не получилось.
Я хотел…
* * *
почему у Мишо умерла жена
эта смерть смысла полна
ведь поэт чего доброго тут
мог обрести покой и уют
он живший вечно на грани срыва
как-то удерживался от шага с обрыва
никто не знал что ему это стоило
(похоже стихи – вот та цена)
потому он женился лишь в 40 лет
но вскоре жена умерла
несчастный случай за кухонной плитой
её не спасли врачи
и вот снова он
ставит чернильные кляксы на лист
и чертит от них лучи
Прощание с декаденством
«Блаженные» поэты,
«Прекрасные» неудачники –
Капризные дети,
Забытые в песочницах,
Уязвлённые в самое сердце этим:
Всё не так, как они хотели.
Бесполезные члены общества,
Отрицательные примеры.
Встречу с серьёзным чувством
Пережить не могут,
И сочиняют письма себе,
Или Господу Богу.
Больше их никто не читает.
Ну скажите: кому есть дело
До такого
способа
коммуникации?!
* * *
Два парня и девушки –
такие красивые –
ехали в автобусе,
они говорили
– Мы едем сниматься в порно,
Но где нам выйти?
Где нам выйти, никто не знает?
Они ехали и смеялись –
глаза их лучились –
ехали и шутили
– Мы едем сниматься в порно, –
друг другу они говорили.
И вышли на голой окраине,
а я ехал дальше и смотрел,
как они бестолково столпились,
и оглядывались кругом:
– Куда нам идти, где наш дом?!
Два парня и две красивые девочки.
Дом правительства
И вот,
Мы стояли у подножья
громадного, как туча,
тёмно-серого куба.
Букашки.
«Кап-кап», –
капли разбились рядом,
упали на рубашку:
вокруг шёл
какой-то необычный дождь.
Я задрал голову:
ввысь уходили столбы окон,
ввысь и вширь –
тысячи окон!
И возле них –
тысячи
белых ящиков с трубками,
из которых всё время
капало,
текло,
лилось.
«О, господи, да ведь он – живой!!»
Этот гигантский урод испражнялся на нас.
* * *
У меня тухла свеча –
У всех вокруг – горят,
А у меня – ну никак!
Наверное это – сквозняк.
Мы, как нашалившие дети стояли,
Куда-то под потолок коровьи глаза воздевали.
Полная женщина с добрым лицом
Молилась кому-то: неторопясь
Вокруг оси поворачивалась,
Во все углы крестясь.
Иконописного вида активист с бородой
Молвил: «Вы всем мешаете.
Надо взирать только на аналой.
– Я не мешаю. Вы не понимаете просто.
Пусть вас Господь простит.
Вам от Него – привет!», –
И перекрестила его.
А он как-то гадко рассмеялся в ответ.
А у меня тухла свеча –
Ну никак!
Хоть я и зажимал
Пламя в кулак.
Ни у кого не тухнет,
Прям стыдно.
Наверное, это – сквозняк.
И вышел архимандрит,
Который красиво поёт,
Почти так же, как говорит.
(«Пшёл отсюда вон!», – говорит)
А у меня тухла свеча…
Но среди хора, вдруг,
Я услышал странный звук:
Будто кто-то стонал,
Или так нежно на скрипке играл. –
Она рядом стояла
И, раскачиваясь, подпевала,
Ссутулившись, и закрыв глаза,
А вместо лица у неё – звезда.
Что я хочу
(счастье)
На самом деле я ничего не хочу.
Ну, разве только, – представить себе,
Что я на лавочке в парке сижу:
весеннее утро
после дождя
нежное солнце
я жмурю глаза
чтобы увидеть
как птицы поют
как в белых кустах
жуки золотые снуют
я открываю глаза
чтобы услышать
как цветут каштаны
как безлюдны дорожки
мощёные желтым камнем
Вот только бы это представить себе.
Но это невозможно, этого не…
Поэтому я ничего не хочу.
Театр
Почему так легко и смешно,
Когда наступает конец? –
Весь этот абсурд был довольно забавен,
Но всё приедается, наконец.
Кроме того, иногда –
Слёзы лились из глаз,
А это уже – ненужная мелодрама,
(Впрочем, все посчитали, что – фарс)
Оттого так легко и смешно,
Когда опускают завесу.
Интервью с убитыми дезертирами
Я спросил: Ну зачем вы
расстреляли тот пост ГАИ?!
У них семьи, дети остались…
– Мы не хотели. Но нас убивать научили.
Мы не вернёмся туда, – мы решили,
мы не вернёмся, – лучше лежать в могиле.
– Мы назад, ну никак не могли!
Оттуда сбежишь хоть на край земли.
А мы с ним, вот – в горы ушли и – «привет!» –
автоматы и полный боекомплект.
– На склоне в траве мы лежали,
и напоследок этот запах вдыхали,
над нами бабочки и пули летали.
– Нас обложили ВВ и спецназ.
А снайпер оказался позади нас…
– Потом, где траву примяли мы,
появились живые цветы –
красные живые цветы, –
наверное местные принесли…
Танцы со звёздами
Моя мать
каждый день смотрит сериалы,
и слушает Иосифа Кобзона.
Это подумать только!!
– Я не могу уже!
Выключи этот проклятый ящик!
Она плачет.
Я неумолим…
И вот она опять смотрит
это блестящее шоу.
Я намереваюсь, как всегда,
отпустить что-нибудь ядовитое, и…
Она сидит на диване,
и я замечаю… О, нет!
Она устремилась туда!
Всё её тело охвачено
этими крохотными движениями.
Она вальсирует,
сидя на краю!
Но она держит ритм.
Держит ритм!
Она улыбается,
и склоняет голову на бок.
Ведь давно с ней никто не танцует.
А она – танцует со звёздами!
Прекрасное воспитание
Мы беседовали, гуляя.
Она так внимательно слушала –
голову наклоняя.
И как-то вышло, что я ей
почти всю жизнь поведал.
Но почему-то особенно
она оживлялась,
когда я рассказывал
о своих великих попойках
с народом,
и последующих славянских танцах,
с выплясыванием земли.
Тут у неё прямо светились глаза
(Как если бы, например, балерине
объясняли устройство сливного бачка).
А потом, как-то
вышло так, что она
всех людей разложила
по полочкам,
обнаружив, при этом,
острый ум,
и большое знание жизни.
Но не любила говорить о себе.
И теперь, когда я гляжу
в эти холодные голубые глаза,
мне кажется, что я уже
внесён в реестр
кунсткамеры,
где много нелепостей и чудес.
Но так, как я (пока)
живой экспонат, –
за мной установлено
наблюдение.
Пенный век
Век Золотой – Серебряный – Железный…
Пушкин – Блок – Хармс…
Что можно сказать после них?
Зачем тысячи стихов,
Когда есть один,
Заключающий суть
Тысяч?!
Мюссе – Рембо – Аполлинер…
Что осталось нам?
Все вопросы заданы,
Все глубины исследованы,
Или объявлены «чёрными дырами».
Гёте – Рильке – Целан…
Остаётся просто писать,
Тем, кто не умеет кричать,
И наводить мосты коммуникации,
Чтоб во тьме одним не остаться.
Байрон – Уайльд – Элиот…
Все характеры сыграны,
Все картины написаны,
Лучшая музыка уже создана.
Все искусства исчерпаны,
И похоже, что мысли – тоже.
Уитмен – Паунд – Буковски…
Современные забавы интеллектуалов...
Но это всего лишь калейдоскоп.
И если где-то ещё возможны «прорывы»,
Так только в новейшей конструкции холодильника.
© Евгений Быков, 2008–2010.
© 45-я параллель, 2010.