Старый знакомый
Я знаю лишь то, что ничего не знаю…
Сократ
С господином Всевышним мы давние знакомые. Хотя живём в разных измерениях – я-то в своём трёхмерном, а он... Честно говоря, не знаю. О месте его постоянного обитания ходят разные слухи: кто-то уверен, что живёт он где-то там, наверху – отсюда, мол, и фамилия у него такая; кто-то утверждает, что в Душе, а некоторые убеждены, что как бы... везде одновременно. Сам он не очень-то откровенничает; по-моему, ему нравится, что вокруг его особы понапущено столько туману, и никто ничего толком не знает. У меня даже закралось подозрение, что он обыкновенный бомж*. Однажды я напрямую спросила его об этом, но в ответ он только грустно улыбнулся.
Между прочим, в тайне он держит не только место обитания, но и свой возраст и даже свой истинный облик. Как профессиональный актёр, благодаря гриму и дару перевоплощения, он может сыграть любую роль. О, это гениальный актёр! Он действительно может сыграть любую роль и настолько убедительно, что вы примете это за чистую монету. Даже я, несмотря на наше давнее знакомство, не всегда его сразу узнаю. И если этот номер проходит, он радуется, как малый ребёнок!
Чаще всего он залетает ко мне в гости в образе Ветра – зимой и летом, утром и вечером. А по ночам, бывает, беспардонно вламывается Лунным сиянием, бесцеремонно будит меня и не даёт заснуть до самого рассвета. В его оправдание надо сказать, что иногда он, напротив, охраняет мой чуткий сон, но и тут остаётся верным себе, приходя в мои сны под разными обликами.
К тем, кто наивно принимает его игру за истинную суть, он любит являться в образе какого-нибудь пророка или смущающего дух дьявола. Тут уж он веселится на полную катушку! То заберётся на Олимп; то разгуливает мудрейшим из мудрецов под именами Будды или Магомета; то даст себя распять в образе благообразного молодого человека, а потом вдруг бесследно испаряется, порождая о себе всё новые и новые мифы. То он бесконечно добр, то безобразно грозен. То это старый страшный Сатана, то милый хитрюга-чертёнок. О, всех его затей не перечесть!
На заре нашего знакомства он пришёл ко мне под именем Любовь и долго-долго играл со мной в эту игру, заставляя меня радоваться и плакать, страдать и быть счастливой. Это было лучшее время моей жизни. Но потом ему надоела эта роль, и уже давненько он её передо мной не разыгрывает.
А вчера он решил меня напугать и явился ко мне в облике Смерти. Надо отдать ему должное – он очень старался. Но я всё равно сразу же узнала его и ничуть не испугалась. Я была рада своему старому знакомому и благодарна за то, что он не забывает обо мне, – мне всё равно, какую игру он в очередной раз затеет. Я ему так и сказала.
Сегодня утром он разбудил меня Солнечным зайчиком...
---
* БОМЖ – без определённого места жительства
У меня зазвонил телефон
1
…утром рано два барана... кто говорит... слон... откуда... от верблюда...
Тьфу ты, – телефон же звонит!
– Алло?
– Алло?
– Да?
– Это ты?
– Ну… я…
– Я вообще туда попал?
– А куда вы звоните?
– Слушайте, что вы мне голову морочите?
– Это я вам голову морочу?! – С возмущением бросаю трубку. Псих какой-то... Мало того, что разбудил ни свет ни заря, ещё и…
«У-лю-лю-лю-лю», – снова заулюлюкал телефон.
– Алло!
– Это опять вы?!
– Куда вы звоните?
– Не ваше дело, куда я звоню, – не обязан отчитываться! И вообще, кто вы такая?!
Нет, ну это уже слишком!? Трубка отскакивает от телефона с жалобным частым попискиванием... Не хватало ещё телефон расколотить! Аккуратно кладу трубку на место.
В ту же секунду – требовательное улюлюканье.
– Не смейте больше сюда звонить!
– Ты чё, подруга, сбрендила? – заговорила трубка Наташкиным голосом.
– А, это ты... Да тут идиот какой-то...
В трубке что-то лязгнуло, зафырчало и снова уже знакомый голос:
– Алло! Алло!!! Ну наконец-то я дозвонился!!!
Я поняла, что не в силах прекратить этот кошмар и молча ждала продолжения.
– Значит так. В семь возле Пушкина. И только попробуй опоздать! Ты меня поняла?!
– Да, – тихонько выдохнула я, в надежде таким макаром переломить ситуацию.
– Ну, вот и ладненько. До встречи! – Короткие гудки оптимистично возвещали, что наконец-то это безобразие закончено. На всякий случай я выдернула шнур из розетки.
Что ж, придётся вставать, – всё равно уже не заснуть. Блин-н… Единственный выходной… Интересно, а чего это Наташка позвонила в такую рань?.. Ладно, позже перезвоню.
2
День прошёл в обычной домашней суете. Только под вечер я вспомнила о выключенном телефоне. Вставляя шнур в розетку, уже с улыбкой вспоминала странный утренний эпизод.
«У-лю-лю-лю-лю!» – тут же запел телефон.
– Да?
– Где ты должна была быть ещё двадцать минут назад?!
– Возле Пушкина, – машинально ответила я, осознавая, что это судьба.
– Если через полчаса тебя там не будет – я за себя не ручаюсь! – Трубка злорадно запищала.
Ну и что теперь?.. Тьфу! Плюнуть и забыть! Но что-то мне подсказывало, что так просто забыть не получится, что всё это как-то будет продолжаться… Интересно, а что этот имел в виду, заявляя, что за себя не ручается? Пообещал «расправиться» с той, кому звонил? Или что-то сделать с собой? Ну, псих форменный, конечно… Бред какой-то…
А чего это я причесалась и подкрашиваю губы?.. Я осознала, что тороплюсь к памятнику Пушкина. Ну, этого ещё не хватало! Конечно же, никуда я не пойду. Это же просто смешно!.. Я подошла к шкафу. Какой свитер надеть?.. Вот этот, пожалуй.
Нет, ну я точно сошла с ума. Так. Остановись и подумай, ты что, действительно собралась куда-то идти?.. А что я, собственно, теряю? Прогуляюсь, а заодно взгляну, что это за тип.
3
Возле памятника на скамейке сидела мурлыкающая парочка и какой-то старик, опирающийся обеими руками на палку. С другой стороны истуканом стоял парниша с огромным букетом, а ещё один, постарше, нервно вышагивал вдоль барельефа. Ну, старика и парочку я даже не рассматривала, а из этих двух больше подходил тот, «нервный». Я присела на скамейку и стала ненавязчиво за ним наблюдать. А ведь та, с кем должен был встретиться, даже не знает, что он её ждёт!
Минуты через три он в очередной раз посмотрел на часы и решительно направился к остановке.
Я встала, раздумывая, пойти ли мне за ним или прекратить, наконец, это безумие и отправиться домой.
– А вы всё-таки пришли, – вдруг тихо сказал старик. Я удивлённо обернулась. Мужчина средних лет, которого я приняла за старика из-за палки и седины, смотрел прямо перед собой, не поднимая головы.
– Я знал, что вы придёте, – снова заговорил он. Мне подумалось, что, может, он вообще не со мной разговаривает, но, вроде, больше не с кем: на другом конце скамейки, не обращая внимания на окружающий мир, целовалась парочка, а больше поблизости никого не было. Я продолжала нелепо стоять, не зная, как себя вести.
– Вы сказали, что не придёте никогда, но я не поверил вам и, как видите, оказался прав.
– Вы, наверное, что-то путаете, – неуверенно отозвалась я.
Он усмехнулся. Меня поразил неподвижный взгляд его чуть прищуренных глаз.
– Не говорите чепухи. Садитесь.
Я машинально опустилась обратно на скамейку. Пауза затягивалась. Я поняла, что «старик» принял меня за другую, и собралась уже объясниться, как он снова заговорил:
– Все эти полгода… каждую неделю… я ждал вас. – Казалось, слова давались ему с трудом. – Я знал, что когда-нибудь вы придёте.
Я не решалась прервать его.
– Я не мог сказать вам этого тогда, но сейчас всё кончено, и, как говорили в былые времена, я предлагаю вам сердце и руку. Впрочем, – грустно усмехнулся он, – сердце давно уже принадлежит вам.
– Послушайте... – Я понимала, что надо поскорее прекратить это недоразумение. Он не дал мне договорить:
– Прошу вас, не говорите ничего. Я знаю всё, что вы можете сейчас мне сказать. Не торопитесь, прошу вас. – Будто прорвав наконец плотину, он продолжал не останавливаясь: – Я люблю вас с первого мгновения. Я знаю, вы меня тоже полюбите. Это выше нас. Судьба, если хотите.
Его слова обволакивали меня, гипнотизировали. Он говорил так уверенно, что на какую-то минуту я забыла, что всё это предназначалось услышать не мне.
– Послушайте, – наконец-то очнулась я, – вы обознались. Это какое-то недоразумение. Мы с вами незнакомы.
Он чуть повернул голову в мою сторону, по-прежнему глядя прямо перед собой. По-видимому, мои слова с трудом доходили до его сознания. Вдруг лицо его исказилось гримасой:
– Простите... – прошептал он. Резко встал и, повторив: – Простите, – зашагал прочь.
4
Я смотрела ему вслед.
Он шёл быстро, походка была лёгкой, с какой-то военной выправкой; трость, казалось, ему была не нужна.
Что-то холодное и когтистое сжало мне сердце. Я нечаянно прикоснулась к чужой трагедии и мои собственные проблемы на этом фоне выглядели жалкими серенькими мышатами. В эти минуты я ещё не знала, что это странное, почти мистическое происшествие вывернет мою жизнь наизнанку. Впереди были бессонные ночи, которыми я буду додумывать их историю: как они познакомились? Почему расстались? Была ли эта скамейка местом их встреч или знакомство было заочным? Куда «исчезла» та, которую он полюбил так страстно и обречённо и, похоже, безответно?
Я ещё не знала, что буду приходить сюда каждую неделю – неизвестно зачем: ещё раз встретиться с этим человеком? Узнать подробности его «истории»? Или просто в очередной раз убедиться, что всё происшедшее – чистая случайность и ко мне не имеет никакого отношения? Так или иначе, но это станет одной из моих привычек, что-то вроде наркомании.
Конечно же, я ещё не могла знать, что он будет сниться мне, и что в этих повторяющихся снах слова его необыкновенной любви будут предназначены мне, а мои пробужденья – счастливыми и несчастными одновременно.
Глядя ему вслед, я не могла ещё даже предположить, что его убеждённость о предписанном «свыше» окажется пророческой: со временем я не только не забуду его, но однажды осознаю, что каким-то непостижимым образом этот человек стал частью моей жизни. И, пожалуй, чувство, которое будет возникать во мне при воспоминании о нём, может называться любовью. Или, быть может, безумием, – что, впрочем, по сути одно и то же.
Я буду приходить сюда каждую неделю. С необъяснимым упорством, противореча доводам разума, надеясь на встречу – и понимая, что он сюда больше не придёт никогда…
Эпилог
Рано утром меня разбудил телефон.
– Алло?
– Кто это? – Интонация и манера разговора показались мне знакомыми.
– А кто вам нужен?
– Я вообще туда попал?
– Куда вы звоните?
– Слушайте, не морочьте мне голову! – В трубке раздались короткие гудки.
Я осторожно положила её на рычажок и с зачастившим пульсом ожидала повторного звонка. Но «чуда», конечно же, не происходило, – телефон упорно молчал. Через несколько минут (или прошла целая вечность?) я подняла трубку. Зуммер угодливо ждал, когда я наберу номер. Я набрала Наташкин.
– Да? – отозвался сонный голос.
– Наташ, эт я.
– Привет. Ты чего так рано – выходной же сегодня?
– Наташ, ты знаешь, – я помолчала, понимая, что ничего хорошего сейчас от неё не услышу. Но не удержалась: – Ты знаешь, только что звонил тот тип.
– Какой ещё тип? Ты чё, совсем рехнулась? – В трубке затрещало. Потом что-то клацнуло, и уже почти родной голос завопил:
– Алло! Алло!! Ты меня слышишь?!
– Слы-шу... – прошептала я.
– Значит, как договорились! Если опоздаешь, учти, ждать не буду ни секунды! Ты меня поняла?!
– Поняла…
– Ну всё! – отключилась трубка. Никаких гудков, никаких звуков. Мёртвая тишина...
Я боялась пошевелиться. С величайшими предосторожностями, как драгоценную вазу, уложила трубку на место.
Свершилось!!! Чудо – свершилось! Я совершенно уверена: сегодня что-то непременно произойдёт! Что-то очень-очень важное, что перевернёт мою жизнь, – в этом я абсолютно уверена!
Быстро покончив с повседневными делами, я стала тщательнейшим образом «готовиться». Вымыла голову, уложила волосы, сделала маникюр. Накрасившись и одевшись, уселась возле телефона и стала терпеливо ждать...
«Тра-та-та-та-та!» – заставил он меня подскочить. Чтобы не выдать себя, чуть слышно пролепетала:
– Да?..
– Слушай! Ты долго ещё там! Я жду уже восемь минут!
– Где? – еле выдохнула я.
– Ну как договорились – возле «Ромашки»!
– Ага…
Я бросила трубку, сунула ноги в туфли и выскочила за дверь, уже на ходу пытаясь сообразить, что это за «Ромашка»...
Штрихи
– Волга! Волга разбился! – общагу облетело за считанные минуты.
Ерунда какая-то.
–...я сделала глаз вот так, – Танька-слепуха смешно показывает, как она сделала «китайский глаз», оттягивая веко в сторону. Очень хочется засмеяться. – Смотрю вниз – он лежит. А вокруг головы на асфальте мокрое пятно.
Подавив острое желание засмеяться, не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Спёрло... Потом заныло тупо.
Волга?.. Разбился?!. Да и получаса не прошло, как мы столкнулись на лестнице! И, как всегда, обменялись многозначительными взглядами.
Мы с ним ведь так и не познакомились… Я – второкурсница, он – первокурсник. Зато после армии, – всё равно старше.
Волга... Как же его звали? Неужели забыла?? Неужели только вот так – по фамилии? Целый год мы обменивались одинаковыми взглядами. Так и не познакомились. Одинаково гордые, так и не подошли друг к другу, а наши общие друзья-товарищи не догадались.
Волга, Волга, как хорошо, что мы так и не познакомились... Иначе... Как иначе я могла бы перенести это недоступное разуму – РАЗБИЛСЯ???
Уже в полной темноте мы сидели на скамейке, а Светка после каждой затяжки повторяла:
– Господи, хоть бы всё хорошо...
И почему-то очень верилось, что всё будет ХОРОШО. Мы тесной кучкой сидели возле общаги, ожидая вестей, и ещё не знали, что он умер в больнице, так и не придя в сознание.
Волга, Волга... Блондин-красавец, поэт (в стенгазетах – стихи), после армии... Как же мне хотелось с тобой познакомиться. И – я видела – тебе тоже.
Хорошо, что не познакомились. Мне даже мимолётные твои взгляды помнить больно, а что бы я делала с твоими словами... руками...
А так – всё-таки легче. Вот даже имени твоего не помню. Волга…
* * *
…Лежим со Светкой на кровати и привычно шепчемся – о своём, о девичьем...
– Девочки, ну сколько можно?! – почему-то Татьяна не выносит нашей дружбы. Тогда я недоумевала – почему? Потом поняла: из ревности. Это её – божественная! – Светка и вдруг со мной, а не с ней откровенничает.
Нас в огромной комнате – «сталинка» – семеро, как козлят: три Ирины, две Светланы, приблудившаяся Татьяна, ну и я – Эсмиральда. Ирка-Семенчиха так и зовёт меня, – любит дразниться. А Танька, та – нет: исключительно вежливо – Мира.
– …ну, Светка-то просто так, а у Миры это серьёзно. – Она что-то объясняет про нас. Девчонки хихикают. О чём это она?
– Ну что, лесбияночки, дошушукались?! – Светка-вторая смеётся не над нами – над Танькой.
Ах, вот оно что! У нас в эсэсэсэре и секса-то не было, а Татьяна вон до чего додумалась!
Реагирую мгновенно. Вскакиваю с постели, делаю «страшные» глаза, протягиваю руки вперёд и медленно иду на неё, завывая:
– Да-а-а... У меня это – серьёзно... Та-а-а-ня-а-а…
Она – на полном серьёзе от меня:
– Ой, мамочки!!!
Делаем пару кругов вокруг стола: она – вприпрыжку, я – вперевалочку, завывая.
Девки ржут.
Смешно! Мне и сейчас смешно. Но вдруг подумалось: может, она и впрямь Светку – любила? (Бессознательно, скорее всего, – Таня отличалась ортодоксально-пуританскими взглядами.) А иначе откуда такая уверенность: «У Миры это серьёзно…»?
* * *
…Одно из любимых развлечений: как только впятером за столом, кто-нибудь вдруг начинает:
– ГОРБУША по весне идёт метать икру.
Непременно рядом сидящая подхватывает:
– Горбуша ПО ВЕСНЕ идёт метать икру.
Хочешь не хочешь, а третья вынуждена:
– Горбуша по весне ИДЁТ метать икру...
Игра никогда не нарушалась:
– Горбуша по весне идёт МЕТАТЬ икру.
Последняя уже с воодушевлением:
– Горбуша по весне идёт метать ИКРУ!
И уже у всех звонко-восторженные голоса:
– ГОРБУША! ПО ВЕСНЕ! ИДЁТ! МЕТАТЬ! ИКРУ!!!
А ведь дылды уже – будь здоров: по двадцатнику стукнуло...
* * *
...А ещё одно развлеченьице однажды плохо закончилось. Ну, нравилось нам под бутылочку (нет, пьяньчужками мы не были, упаси боже, – так, иногда, «по праздникам»), так вот, нравилось нам песни громко-дружно распевать. Однажды и распели – громко, дружно и даже стоя – «Гимн Советского Союза»… Допелись: стали нас из общежития выселять. За аморалку, хулиганство и, главное, по идеологическим причинам. Уж и не помню, как выкрутились, – наивно хлопая глазами, объясняли, что, мол, мы совершенно искренне... любя Родину... ну и т. д. Ограничились выговором за хулиганство – «нарушение вечернего покоя».
Рожи эти комсомольско-лживые хорошо помню: они-то ведь тоже в общаге жили, и их делишки, похлеще наших, у всех на виду были. Благо, времена на дворе – застойно-брежневские... При следующем ГЕНЕРАЛЬНОМ мы, пожалуй, не только из общаги, но и из универа бы повылетали...
* * *
...И так, и эдак... Замок что ли сломался? Упорствую... И вдруг дверь легко открылась. Точнее, Ирка открыла.
За столом – её «милёнок»:
– Эх ты: кайфоломщица! Глупая ты девчонка, Мирка.
А-а-а... Наконец-то доходит. И впрямь – глупая.
Одна из Ирок – пятикурсница. Ох и странная девушка... За ней шлейфом тянется: шлю-у-уха... Разное про неё болтали. И не зря – такой она и была. Развратная. Пьянь, интриганка. И – красивая! А главное – как она любила стихи! А как она их читала! Как задекламирует – до костей продирает! Казалось, знает на память всю поэзию.
Странная девушка. Её можно было застать сидящей на грязном полу возле мужского туалета, полураздетую, пьяную и – от хриплого шёпота до звона:
…Свеча горела на столе,
свеча горела...
На свечку дуло из угла,
и жар соблазна
вздымал, как ангел, два крыла
крестообразно…
Странная. Страстная. До сих пор разгадать не умею…
* * *
…Сколько ещё всякой всячины – поворошишь – угольками вспыхивает. Сейчас, проезжая мимо, и узнать-то трудно: понастроили, понавешали – всё другое. А раньше долго ещё сердце ёкало: ОБЩАГА! Роднее родного дома…
Иллюстрации – из Интернета (сайты со свободным доступом);
фотография общежития – из архива автора
© Эсмира Травина, 2014–2015.
© 45-я параллель, 2015.