Елена Таганова

Елена Таганова

Четвёртое измерение № 34 (454) от 1 декабря 2018 года

Если двери откроются на ходу

В том саду

 

В том саду, где мы не встретимся никогда,

в ржавой бочке дождевая цветёт вода,

позабыв о водоворотах.

Не судьба ей поить стада и крушить суда.

Лишь ворона по краю скачет туда-сюда –

и дрейфует от стенки к стенке перо воронье,

как пирога, опрокинувшая гребца…

и садовница не узнаёт лица.

Что ей Спасы и сенокосы?

Расползается крапива из-под крыльца,

догнивает в компостной яме падалица –

и ни браги, ни пирога… только осы, осы.

Столько ос, что воздух кажется золотым.

Над звенящей пижмой вьётся пахучий дым –

у соседей опять суббота.

Чем-то липким растекаются голоса,

и, басовую «соль» поймав, дребезжит оса

в пыльной банке из-под испорченного компота…

 

2018

 

Криво

 

Не пахарь, не воин в поле – ржаном ли, минном? –

себя измеряешь в милях

от этих земель с их памятью на паях,

от этих емель, что по воробьям палят

из окон шестых палат –

хоть в бровь бы… но мимо, мимо.

 

В зазоры и щели ловишь забортный воздух,

себя измеряя в вёрстах

от этих дворов, где липы да тополя,

от этих воров, что шапок не подпалят,

когда запоёт петля

над ямой, в снегах разверстой, –

 

о всех непричастных, честных и терпеливых,

о всех кораблях в проливах.

Затягивая потуже свой спасжилет,

семь раз, как учили, дабы не пожалеть,

себя измеряешь в лье –

и рубишь… но криво, криво.

 

2018

 

Ирга

 

Попилены липы у дома,

из форточек хлещет попса.

Вот-вот заживём по-другому, –

пугает болонью джинса.

 

Не парясь о месте под солнцем

и в светлую даль не стремясь,

жигуль на газоне пасётся,

кошачьему выводку в масть.

 

Скамеек ядрёная зелень

в ошмётках поспешных газет,

зевая, на «смену» глазеет –

не всё же в газеты глазеть.

 

Качели сипят и гундосят,

и песенка невесела.

Сбываются слухи о сносе –

в июне начнут выселять…

 

(…зачем же тогда расцветает

у детской площадки ирга,

дразня воробьиную стаю,

и грезится вкус пирога?)

 

Не жаль довоенного дома

и лип допотопных не жаль.

Кончается пиво в бидоне –

кому за догоном бежать?

 

2018

 

не моя москва

 

мой город на лбу наколовший звезду

исподнее сушит у всех на виду

сатин его сер и заношен

бесстыже висит под осенним дождём

московское время стоит на своём

и нам с тобой ставит подножки

 

надеясь на бога но веря в кирзу

знамёна полощутся в медном тазу

на площади чьих-то героев

где памятник имя своё позабыл

с лихвою хлебнув голубиных белил

за русь ли за нас ли с тобою

 

давай по одной а потом по второй

здесь так беспросветно осенней порой

пройтись бы да ноги немеют

ботинок зевает озябшим мыском

куда уж ему по тверской по ямской

по третьей и станет светлее

 

2017

 

Двери

 

Всё темнее свет, всё тяжелее воздух,

будто в тамбуре прижало толпой к дверям, –

и плывут, плывут берёзы по ноябрям,

пустоту качая в утлых грачиных гнёздах.

 

И рябит в глазах, и чувствуешь: упаду! –

выбирая среди орудующих локтями

тот рукав, что в гулкий мрак за собой потянешь,

если двери вдруг откроются на ходу.

 

2017

 

Пустельга

 

Прилетает поутру пустельга.

На осине посидит, на ольхе.

Свой анапест прокричит по слогам –

мол, несолоно хлебать пустельге.

 

Мол, особый у неё гороскоп –

ни орлы ей не чета, ни стрижи.

Рождена она в черте городской

у кормушек мелюзгу сторожить.

 

Распугав моих синиц поутру,

над осиной промелькнёт, над ольхой.

Не стремясь за городскую черту,

не годясь для соколиных охот…

 

...и, такая же в душе пустельга,

всё над мышью суетясь полевой,

я сигаю и сигаю в снега,

с головой в них уходя, с головой.

 

2017

 

Крыжовник

 

Тут хорошо. Тут сосны и река.

Раскрепостись – и вещи нарекай

нехитрыми своими именами,

когда июль поманит дня на три

сюда сбежать – и выдохнуть: смотри, –

камыш усталым взглядом приминая, –

 

тут хорошо! Останься – и старей

в белёном терему на пустыре,

чердак определив под голубятню.

Тут быт, прямолинеен и дощат,

увещевает медленней дышать –

и многое становится понятней.

 

Дыши! В простом труде поднаторев,

готовь дрова на зимний обогрев

(и самогон – особенный, грушовый).

Смотри, как рожь щекочет облака.

Жуй стебелёк – и душу отвлекай

от тёмного, тяжёлого, чужого.

 

И хрупкое покажется прочней,

и Чехова захочется прочесть

осознанней, чем прежде. Погружённей, –

как дочерям читают перед сном,

когда им семь. Когда достроен дом

и выделена сотка под крыжовник.

 

2016

 

Берег

 

Не ластись ряской, глупая река,

и к щиколоткам не лепи пиявок.

Мне узок твой замызганный рукав,

мне твой рукав не по сезону зябок.

 

Я тин твоих отчаянно бегу,

имея виды на иные воды.

Мне места нет на этом берегу,

а на другой твой берег нет мне брода.

 

2017

 

Дорожный набросок

 

Сангина, уголь, белая пастель.

 

В какую электричку бы ни сел, –

здесь всё до тошноты однообразно.

И не отрадна взору береста,

и не упомнить кровного родства,

и не принять навязанного братства.

 

Неровен час недоброго утра,

с какого бы вокзала ни удрал, –

и чай, и речи – с привкусом металла.

Леса, поля, промзоны, вновь леса.

Всё сгинет, чем бы ты ни занялся,

всё заметёт, как прежде заметало.

 

Коснёшься темы – под ногтями грязь,

прильнёшь к окошку – сер и желтоглаз,

везде Тамбов, – и холод дышит в спину,

в каких бы ты овчинах ни потел...

 

...всё заштрихует белая пастель –

и уголь, и сангину.

 

2017

 

И вяжешь, и вяжешь

 

...и вот ты готовишься к долгой зиме,

не смея выпрашивать что-то взамен

метели у здешнего неба.

Кумекаешь, лбом пристывая к окну,

какими бы ватами щели заткнуть

и редек каких натереть бы.

 

Подсыплешь в кормушку семян для синиц –

и гонишь ту мысль, что едва осенив,

успела напакостить чувству.

За пиршеством птичьим бесстрастно следя,

растёт на стекле ледяная слюда

и застит пугливое чудо.

 

Не мылить же лыжи туда, где не ждут?!

 

...и вот, вовлекая кота во вражду

за жёсткую, колкую пряжу,

ты снова настаиваешь на спирту

смерзающуюся в пласты пустоту –

и лыка не вяжешь

и вяжешь, и вяжешь…

 

2016

 

Напоследок

 

Возможно, я слишком дерзка

и хватит валять дурака,

но если дозволено выбрать,

то пусть я от сердца умру

в июньском сосновом бору,

покуда он смерчем не выбрит.

 

Пока голубеет люпин,

а ближний всё так же любим,

и птицам не нужен подстрочник, –

о, пусть будет именно так! –

июнь, разомлевший сосняк

и сердце. Но лет через сорок.

 

Кивни мне за сутки с небес –

и в светлый, торжественный лес

веди, присмиряя подлесок, –

но дай перед тем полчаса

бездумно кота почесать

и выгулять пса напоследок.

 

2017

 

Итак, воскресный день…

 

Итак, воскресный день махров и сер,

как твой халат, – и я немилосердно

рублю с плеча: прости меня, сосед

по метражу, гнетущему нас сельдью

под шубой быта, – я не из оседлых!

По крайней мере, в средней полосе –

 

в культуре, породившей к слову «грусть»

десятка два синонимов. Как сложно

пробить корнями этот мёрзлый грунт!

Ведь мы с тобой не липы и не сосны...

На том, что ты нелеп, а я несносна, –

закончим нашу брачную игру!

 

Кто мы друг другу? Впрочем, «...lupus est»,

коль смотрим в лес. Во мне хрестоматийно

остра «охота к перемене мест», –

и ты, мой брат, отыщешь ряд мотивов

послать сестру за тридевять, простив ей

кочевничьих кровей густой замес.

 

Что дальше? Утро. Граммы натощак,

диктуемые жанром, – как ни тошно...

Прошу тебя о двух простых вещах:

не провожай! Душа – не когтеточка.

Тебе – в спортзал, мне – на вокзал, и точка(...)

 

...а вздумаю писать – не отвечай.

 

2016

 

На вырост

 

Ночь, фонари – вот и крои про них, а

эти стихи – на вырост тебе, портниха:

строчка фалдит, сползает метафор рюш.

Боль твоя без купюр уместится в хокку.

Холь её, холь, от силы – вершок в холке,

волком, не волком – выходишь к январю

поводыря, не внемлющего дрессуре.

Верь ему слепо. Следуй за ним и сурдо-

переводи – себе же – беззвучный вой.

Сядете рядом у новогодней ёлки –

ты и фантом – косая сажень в холке,

и серпантин повиснет над головой.

А не откормишь к ёлке – нацепит маску,

волка, не волка – лишь бы тираж не массов:

где ты найдёшь вторую такую боль?

Нянчи её, качай колыбель сердца!

Нынче повсюду ночь, и все волки – серы...

 

...только не тот, который зачат тобой.

 

2010

 

Овечье

 

Какими бы вензелями нас ни клеймили,

какие мангалы звонко бы ни ковали,

о чём бы ни выло волчьих тылов коварство,

от чёрных отар отбившись, за милей – миля,

рванём через лес! Мне тесно стоять в загоне.

Мне тошно от прели пастбищ, где блеют Долли,

довольные бубенцами своей юдоли,

согбенные вместо сена жевать законы,

налоги, долги, обязанности. Покуда

им пряничен кнут – не ждать нам реформ на ферме.

Я видела сквозь лазейку в заборе – верь мне! –

как солнечны взоры и шелковисты кудри

«заблудших» овец, бредущих по вольным травам.

Мне тягостна фальшь пастушьих рожков и горнов.

Я помню на генном уровне нож у горла.

Давай удерём из плова, не будь бараном,

прошу тебя, Шон*!

_____________________________

*Барашек из мультика «Shaun the Sheep».

 

Романс о воде

 

Подумаешь, душа! – берёзовый ушат,

и всё, что в нём ношу, – кромешная вода.

Нагрезь ей серебра, полночная звезда!

О большем не прошу: здесь рыбе не дышать.

 

Да мало ли о чём шуршали камыши

молившим о гребце молекулам пруда,

которые – точь-в-точь души моей вода...

Мели, язык, мели, в ушате зыбь верши!

 

На что ушату сны про океанский шум?

Зачем воде души америк берега?

...но, буря, береги бумажный мой фрегат!

О большем не прошу, ей-богу, не прошу.

 

Да мало ли о ком в гортани снежный ком!

Растает – та же суть: кромешная вода.

Гляди в неё, гляди, полночная звезда!

Ей этот взгляд знаком, ей этот взгляд знаком.

 

2011

 

Ялик

 

Яблочный Спас: шарлотка, бочонок сидра –

в августовском безвременье – как клепсидра

нашей беседе. В доме темно и сыро,

пахнет вагонкой липовой пустота.

Дождь, осмотрев чердак, обнаружил цитру –

звуки её побелочным стрептоцидом

сыплются с потолка, и – с пометкой «cito» –

в кончиках пальцев мается нежность, – став

нудным вязаньем, муторной чисткой яблок...

...дом под дождём похож на рыбацкий ялик:

кажется, отшвартуй его – и отчалит

в самую беспощадную из стихий...

Из корабельных сосен внахлёст сколочен, –

боги, чего он чает душой челночьей?!

Что за улов ему уготован ночью?

Вряд ли об этом знают мои стихи...

 

2015

 

Ностальжи

 

То ли явь, то ли сон: в болоньевых спин строю –

стеклотарой, макулатурой – сдаю, сдаю

маету свою, перехваченную бечёвкой,

пустоту свою, переложенную тряпьём, –

и, как в детстве, горжусь, что выполнила объём...

но едва ли гожусь висеть на доске почёта.

 

Я почти не читаю, разве что «Vogue» – в метро,

и курю тоже «Vogue», когда на душе мертво,

а бросаю курить – хожу по блошиным рынкам.

Тик да тик, – суетятся ходики, – так да сяк!

Я времён перестройки в сквере нашла пятак –

приложи к синяку, душа моя, – и смотри-ка:

я – как все! Я сварила суп и, включив ток-шоу,

мужу свитер вяжу... и всё у нас хорошо:

ипотека, Форд Фокус, дочь... по субботам – к маме:

ой, не стоит ей знать про чёртов синяк, про то,

что на «пей до дна!» отвечаю: «всегда готов!» –

и сквозь марево мчусь на ржавой, скрипучей «Каме»

за девчонкой из сна – туда, где зарыт секрет

под стекляшкой, где тает бабушкин силуэт

над шитьём... где тряпица алая – душит, душит...

 

...и гремит «You're my heart» по радио «Ностальжи»

из соседского гаража, и всерьёз лежит

обретённый пятак под влажной от слёз подушкой...

 

2016

 

Согласование времён

 

В городе, где осень – как вердикт

тем, кто на зубок не затвердил

вольную поэзию вокзалов,

будешь ты, Емеля, воцарен,

выудив из фляги с вискарем

щуку, чьё веленье – отказаться

от гражданства прочих рыбьих царств.

Ветру сдашь обратный свой плацкарт,

подарив окурок и мобильник

льстивейшей из луж, но сказка – ложь:

прямо ли, направо ли пойдёшь –

не отыщешь яблок молодильных,

записную книжку теребя,

в городе, что позабыл тебя...

 

...во дворе, где быт досадно замер

за окном, в квадрат возведшим мрак,

заскрипишь качелями, дурак,

самому себе не сдав экзамен

по согласованию времён.

Липы вздрогнут и стряхнут ворон

нарезать круги над проходимцем,

чей-то призрак вызвав на балкон,

над которым небо – как бойкот

беглецу, что вздумал возвратиться.

 

Нацарапав тщетное «прости»

на двери подъезда, угостишь

стылой шаурмой потомка Альмы.

 

Как у Блока, скомкают финал

ночь, аптека, улица, фонарь...

 

...и такси до площади вокзальной.

 

2015

 

Казань

 

Он был поэт, каких один на сотню.

Жена его осела в Миннесоте,

а он не смог: тянуло в курский лес.

Затем Москва – и новые высоты.

Его портрет поэзией был создан –

из апокоп, эпифор, катахрез...

 

Поджар и борз, как племенной уиппет,

он звал меня в Казань – «культурно выпить»:

«Решайся!» – губ манила новизна...

...в его «Рено» пиратский реял вымпел.

Был ром, был трюм – и я стонала выпью, –

но вам об этом лучше бы не знать!

 

Потом Москва – и многия заботы:

муж, сын, ремонт – от кухни до субботы.

Звонил ли он? Да! Звал «на липтон-чай»!

Но то спортзал, то пьянка, то работа,

то зуб, то суп, то новый фильм про Бонда...

...kogda uviju? – skoro, ne ser4ai!

 

Он был... он – был! И вдруг его не стало.

В сети писали: канул с полустанка

под скорый Чебоксары-Элиста, –

и – в добрый путь! – махали «шорт-листами»...

 

..я из стихов его сложила стаю

японских журавлей... вру! – сотни стай –

прилежной дурой – с дружественных лоджий

подбрасывала в синь, но было б ложью,

что ветер их подхватывал, сказать.

Нет! – ветер их ронял к ногам прохожих...

 

Он снится мне. Он прежний, но моложе

меня. Зовёт в нездешнюю Казань.

 

2015

 

перебрала

 

нет мне не светит петь с тобой на равных

но и не стоит пить с толпой на равных

такой надрыв а я в колготках рваных

печаль моя не то чтобы светла

и пиво расплескалось по коленям

июль а вот возьму и околею

но кто-то тёплый в свитере с оленем

пожалуй я слегка перебрала

но кто-то трезвый с комплексом героя

весь вечер за меня стоит горою

покуда я над вымыслом горюя

бедром бедру о чём-то говорю

и лавочку как лодочку качает

он требует кончай и я кончаю

о этот куст жасмина за плечами

пообещай мне шуберта и брют

но кто-то дерзкий думает иначе

и пачка вог и туфли от версаче

и спины опоздавших на раздачу

любить обнять и плакать над тобой

и где-то на мгновенье показалось

ушла гулять а маме не сказалась

скорей скорей на площадь трёх вокзалов

гори моя звезда а я домой

 

2015