Елена
Сурина

Баллада

Я тебя никогда не держала,
Но твоею любовью держалась, –
А теперь, как змеиное жало,
За улыбками прячется жалость,

Для тебя обозначились цели, –
Мне к таким не подняться высотам, –
Кто я? – Маленький камушек белый
Чуть отмытый от грязи болота…

Ты легко прикоснёшься к ладони
Торопливым и ласковым жестом,
Трубы зовом натужным уронят
Небо в топот начавшихся шествий.

В сером платьице, накрест косынка,
Я сольюсь со стеной провожатых, –
Просто пятнышко, капля, пылинка,
Слабый отблеск на доблестных латах, –

Даже меньше, – исчезла бесследно
Я из памяти, сердца и взгляда, –
Знаменосцу в походе победном
Ничего в прошлой жизни не надо.

Вот и всё. Без печали, без грусти
Вдаль идут навсегда пилигримы…
Под ногою осколком я хрустну, –
Ты, смотри, не поранься, любимый!

2007

Божья коровка

Красные в чёрный горошек надкрылья, –

Что там коровьего в этой расцветке?

Точно ль когда-то на небе вы были?

Вправду ль в пожаре горят ваши детки?

Вот я терплю на раскрытой ладони

Лапок и брюшка смешную щекотку, –

Чтоб ваш пастух, восседая на троне,

Ссыпал в бумажку махорки щепотку, –

Я для него задержу на минутку

Эту коровку, спешащую в стадо, –

Богу спокойно скурить самокрутку

Божью – когда-нибудь всё-таки надо.

* * *

Боялись, мир сошёл с ума,

А оказалось, – да, сошёл.

И в полный рост явилась тьма

Глазам, избавленным от шор.

На бывшем небе всё не так, –

Молчит звезда перед звездой,

Большой Медведицы черпак

Течёт сквозь дыры чернотой.

А у земли очаг погас,

Лютует радостная взвесь,

Всё вразумить стараясь нас,

Что лишь ничто на свете есть.

Ночной напялив колпачок,

Согласна я на пустоту…

Но кто-то смотрит мне в зрачок

Сквозь время, боль и темноту.

* * *

В переходе грязном, где мёрзнет кафель,
Он стоит, толпы затрудняя трафик,
Тоже чей-то сын, а скорей, – родитель, –
В войлоке волос – клочья серых нитей.

Тянет руку к вам в знаке низшей касты, –
Одинаков цвет обшлагов с запястьем.
У него – запой, но у вас – кредиты,
Вам гораздо хуже, – не подадите.

В высоте брезгливой замкнёте губы, –
В кулаке спасённый нагрелся рубль,
Без усилий сделав себя незрячим,
Пронесётесь мимо рысцой собачьей.

Тени на стене опускают лапки,
Два рубля в горсти – от какой-то бабки,
Простояв весь день, он не верит в манну, –
Даже без надежд – всё равно обманут.

Столько лет кресты вопиют без толку, –
Ни один верблюд не прошёл в иголку;
Меркнет длинный луч в голубом тумане,
И ржавеет ключ у Петра в кармане.

2009

* * *

В реки впадают ручьи
Воды свои даря,
Реки – впадают в моря,
Ну а моря – ничьи.

И оттого морям
Нет ни краёв, ни дна, –
Там хорошо ветрам,
И хорошо волнам.
 

2009

Волчащее

Я не скрою, что сукою волчьих кровей

Я вошла в этот мир после тёплого детства;

Обо мне не жалей. А себя – пожалей

И старайся не жить и дышать по соседству.

Я не стала волчицей – в подлунном лесу

Скучно мне без людей среди глупых оленей,

И порою я даже ошейник несу,

Не желая охотою жить из-за лени.

Я в бунту и покорности равно вольна,

И в прищуренном взоре таю себя гордо,

А глаза мои видит одна лишь луна,

Принимая приветствие воющей морды.

Человек мне не друг. Враг врага – тоже враг.

Приручить меня лаской – затея пустая...

И сильнее всего – ненавижу собак.

А больнее всего – не нашла себе стаю.

* * *

Выгорают травы в августе
по степям.
В этот месяц мало радости
без тебя, –
засыхает в скучной благости
сочный рот,
и висит забытым лакомством
грешный плод.
 

2009

Гирудотерапия

Давай я буду твоей пиявкой –

Сплошное тело, – ни рук, ни ног?

Нас много тут, в медицинской лавке,

В стеклянных банках мотает срок.

Вопьюсь в тебя, за твоё здоровье

Начав неслышно кровавый бой,

И коль не плотью, то точно кровью

Единой стану за час с тобой.

Мы будем долго друг друга мучить,

Терпя взаимный и нужный плен, –

Никто другой не познает лучше

Биенье сердца, теченье вен…

Когда ж меня не захочешь больше,

Насильно прочь отрывая рот,

Продолжишь жизнь свою, мой хороший.

Но долго ранка не заживёт.

* * *

Город такой родной,
Что, приходя на погост
я – абсолютно свой, –
Родственник, а не гость.
Только кого здесь нет, –
Бабушка, папин брат,
Прадед, вот только дед,
Выпал из тех оград
Нет его среди имён, –
Ведь неизвестно родным,
Где он лежит с времён
победоносной войны.
 

2009

Доверие

Верить кому-то трудней, чем во что-то,

Даже труднее, чем верить в «когда», –

Точно за пятницей будет суббота,

В кране, наверное, будет вода.

Лето, как правило, круче, чем осень,

Дырка от бублика легче камней…

Трудно, когда неожиданно спросят,

Влёт и наотмашь: – Ты веришь ли мне?

Спросят, – блеснёт на ресницах надеждой

Капелька лжи или просто слеза…

И отвечаешь: – Да. Верю. Конечно. –

Только не смотришь при этом в глаза.

* * *

Закрывает листопад рейсы
На прощальной золотой ноте, –
Завтра смоет дождь его рельсы, –
Осень выбрала свои квоты.

На последний рейс спешу, – в парке
Не воротами пройду, – щели
Есть в ограде, и в одну Парки
Нить моей судьбыопять вдели.

Ветер крикнет тенорком в спешке, –
В крупных каплях, как в поту кони,
Замелькают дерева – вешки;
Стало больше облаков в кроне.

На корнях не седина – плесень, –
Прелый бархат теребит ясень,
Лист срывает за листом – тесен, –
Он нагой уйдёт с тобой, осень.

Ой, ты гой еси, пенёк лысый!
По годам твоим веду пальцем, –
Как же правятся легко мысли, –
на точильном круговом глянце.

Вот и кончился мой путь – скоро!
Фонари сдувают с век сырость,
Остановка, листопад, – город
Свой туннель не для тебя вырыл.
 

2008

Лисы в винограднике

1. Июль

Виноград ещё зелен, но лёгкой походкой
Между лоз ходит девушка с громкой трёщоткой, –

«Прочь, сороки, лисицы, и вы, лисенята!» –
Не печалит её, что на платье заплата,

И лица она в смуглости милой не белит,
Всё и так хорошо, – виноград ещё зелен.

2. Август
 

Зреют сочные кисти под радостным светом,
Виноград нынче дорог, за меру – монета,

Но всё чаще, томясь от мечтаний и солнца,
Ищет юная стражница тень незнакомца,

И тогда добывают чуть-чуть винограда
Сами лисы и лисьи голодные чада.

3. Сентябрь
 

Янтарями сменила лоза изумруды, –
Урожая хватает довольному люду,

Наполняет ладонь тяжесть теплая ягод, –
Вот награда б тебе после зноя и тягот...

Только где же ты, девушка в стареньком платье?
Прячут взгляд от соседей угрюмые братья.

4. Октябрь
 

О, внезапные радости осени поздней!
О, изюмная сладость нетронутой грозди! –

На земле тёмным следом чужой неудачи
То ли сок, то ли капельки лисьего плача,

И, открытая бедностью лоз ненарядных,
Лента алая плещет на кольях оградных.

5. Конец

Чёрной вязью замрут виноградные плети,
Сохранив в себе память о будущем лете,

И далёкою песнею время струится,
Оседая словами на древних страницах, –

Мы согнёмся пред словом в невольном поклоне, –
Всё ли вправду проходит для нас, Соломоне?..
 

2009

* * *

Матерясь, сдирает эполеты

С тополей нахальный ветерок,

Символ отступающего лета –

В луже утопающий листок.

И стоит над лужами понуро

Целый полк озябших тополей

Размывает серый дождь фигуры

Бывшей грозной гвардии аллей.

И ведь это – не конец расплаты,

В трибуналы отданы дела,

Словно в самом деле виноваты,

В том, что осень город их взяла.

Но искать виновных – неохота…

Оттого-то через пять недель

Умирать пойдёт штрафная рота

Под слепую зимнюю шрапнель.

Молитва к Офелии

Сохрани меня от безумия,

Если я не смогла сама;

Светлой щедростью полнолуния

Нищебродке дана сума, –

Не для счастья дана, для скудости,

Чтоб копила полушки-дни…

Не прошу о безликой мудрости, –

От безумия сохрани.

Ну, а если же не останется

Малой милости для меня,

Подари полоумной страннице

Горстку лунного ячменя.

Чтоб не жала бы я, не сеяла,

А с молитвою на устах

Накормила ворону белую

И других небывалых птах.

* * *

Нам, последнему воинству Судного дня,

Не прописан в контракте среди многоточий

Пункт о Божьем запрете начала огня, –

Если можешь стрелять, то стреляй, сколько хочешь.

И на сердце у нас под чертой портупей

Уничтожены и милосердье, и жалость, –

Крика ворона перья на крыльях черней,

Было белым крыло в день, когда выдавалось.

Нам привычнее взрывы, чем звуки осанн,

Нам не надо пайка по свершении дела,

И похожи на наши врагов голоса,

И знакомы глаза в перекрестье прицела.

Есть одно только правило в этой войне, –

Делать выстрел в упор, если просят ответа

На вопрос, – вы, ребята, на чьей стороне? –

Так как стороны тьмы нынче – стороны света.

* * *

Не люблю осенних огородов, –
Где их овощная благодать?..
У земли ретиво садоводы
Взяли всё, что только можно взять,

И, отдав последние поклоны
За своё безбедное житьё,
Зимней белой вечности студёной
До весны оставили её.

Пусто всё, – по грядкам с тихим вздохом
Ветер гонит высохший листок...
Только кто же там, сжимая посох,
Высится как древний русский бог?

Нет, не бог, – в поддёвочке с заплатой,
В паре исторических штиблет
Всё-то не расстанется с лопатой
Тоже древний и – упрямый – дед,

Пусть в руках уже немного силы,
И давно ушла в морщины стать, -
Он сажает свой чеснок озимый, –
И никак не может не сажать.

Почему? – А в том его победа,
И для стылой вечности урок, –
Если вдруг весной не станет деда, –
Всё равно взойдёт его чеснок.
 

2008

Невозвратное

Однажды вспомнишь имя, губы, не вспоминаемые век. У времени есть пятый угол – для чудом выживших калек. И где-то в книжке телефонной, заброшенной сто лет назад, скупыми знаками шифрован любви проигранный джихад.

И не нужны вдруг станут лица, что рядом благостно живут, – ты будешь рыться, рыться, рыться среди чуланных прошлых груд, чтоб из-за пазухи пакета, что близок к мусорной судьбе, желание с заветным «вето» вдруг в руки выпало тебе.

Там на исписанной странице найдёшь цепочку вещих цифр, которым надо бы забыться, – да у судьбы случился срыв. И пальцем, вытянутым робко, сбиваясь и сбиваясь вновь, нажмёшь одну, другую кнопку с надеждою вернуть любовь.

Гудок. Ещё гудок, а после – знакомый голос: «Да, алло?» Он жизнь твою мгновенно скосит, и загорится всё, что жгло. И в бесконечную минуту ты проживёшь другую жизнь…

Чтоб медленно, с душой согнутой, без звука трубку положить.

Непонятное
 

Приумножу,
приплюсую
слово к слову со стараньем,
но, как маленькие дети
спотыкнусь на вычитанье,

где от минуса налево, –
я одна от боли вою,
а от минуса направо, –
ты вдвоём стоишь с другою.
 

2009

* * *

Ночь сгустилась за окном,
Ночь упёрлась рогом в дом,
Дом, как воин на посту,
Не пускает темноту.

Дом отважен, зол и груб:
Словно в тело – волчий зуб,
Словно в пашню – корень пня, –
В ночь вонзает три огня.

Слева – горько и одна
Плачет бывшая жена, –
Ждёт постель, но не с кем лечь, –
Не сумела уберечь.

Справа – боевой старик
К телевизору приник, –
Жадно пьёт чужую быль.
Рядом с креслом спит костыль.

На последнем этаже
Стих завис на вираже, –
На него изводит свет
Спелой лампочки поэт.

Голод белого листка,
Злая женская тоска,
Пульса старческого нить
Ночь сумеют победить.

Утром, чистым как слеза,
Раны ночь уйдёт лизать,
Дом, как был, – непобедим, –
Встанет в улицу к другим.
 

2009

* * *

Отпустили на волю, – захлопнули дверь
Грязной лестницы стонут перила,
По подъезду – кошачья бездомная тень, –
Всё, что было, что было, что было.

Смотрят бранные буквы из тёмных углов,
Ждут ступени –бессчётные мили…
Сколотили крест-накрест любовь-нелюбовь
И на плечи мои возложили.

На пролёте – подарком скупым этажу –
Солнце бросило жёлтые пятна.
Я всё ниже спускаюсь и вверх восхожу
На высокую гору распятья, –

Не минует теперь одиночества бич
И терновая память о прошлом;
Восхожу, – ухожу, не пытаясь постичь,
Что такое бывает возможным.

Дверь входная в подъезде – по счастью пустом,
Проскрипит то ли плачем, то ль смехом,
И цветаевским стоном, – мой милый, за что?
Отзовётся прощальное эхо…
 

2008

* * *

Первый снег – нелепица,
Не лежит, не лепится,
Кисея – в мороз,
В пустоте – вопрос,
Но ему ответ –
Чей-то –первый! – след.
 

2009

* * *

Поиграем в войну, словно в детстве, – без крови, –

Из коробки одной и соратник, и враг,

Командиры лихие – с мизинцами вровень,

Все солдаты встают после шквальных атак.

У солдатиков нет матерей оловянных,

Женщин в тёмных платках не положено тут,

И крестов – не наград, а простых, деревянных,

Отчего-то в наборы с игрой не кладут.

Впрочем, их для солдат раздобыть не проблема,

Если хочешь, две спички крест-накрест свяжи…

Всё как будто взаправду, но лишь – без измены, –

В детской честной игре не случается лжи.

Так давай же играть, выводить батальоны

Ряд за рядом – соседнему миру назло,

Где повестки несут по домам почтальоны,

А игрушки и детство... пускают на слом.

* * *

Разве плохо жить в маленьком городе,
Где в косички сплетаются улицы,
А дома, тротуаром расколоты,
Незаметно тенями целуются,

Где, воюя в октябрь с листопадами,
Жгут костры терпеливые дворники,
И сгребают вот также лопатами
Городские дела да истории,

Где на праздник весёлою пьянкой
Все дворы словно бусинки снизаны,
Где чаи пьют под вечер с баранкой
И глядят на Москву в телевизоры?

2006

Страсти-мордасти

В заброшенный дом, где не ведали счастья,

Где не было смеха, цветов и гостей,

Вселились ужасные Страсти-мордасти,

Мордастее мы не встречали Страстей!

Висел потолок сочленением трещин,

Змеился от лампочки порванный шнур,

Две моли в шкафу грызли старые вещи,

Ещё сохранившие формы фигур.

Огромный паук на продавленном стуле

Сучил неустанно белёсую нить,

И тени бессильные пальцы тянули,

Стараясь друг друга за горло схватить.

Там зеркало стыло безликим провалом,

Поскрипывал жёлтый щербатый паркет, –

На нём в середине холодного зала

Лежали тринадцать старинных монет.

Те люди, которые в дом попадали,

Спешили поднять эту горсть серебра...

И вы бы, увы, отказались едва ли,

От блеска ничейного вроде добра.

Тогда из щелей… О, молчите, молчите!

Ведь могут быть дети и женщины тут!

Каких только не было жутких событий,

В том доме, где Страсти-мордасти живут…

* * *

Та девочка, что плакала давно
Над сказкою изысканно-жестокой
уайльдовской
и бегала в кино
с мальчишкой,
забывая про уроки,
а по ночам,
себя от всех тая,
бросала строчки в мятую тетрадку,
любила дождь,
весну
и шоколадки, –
не я.
 

2008

Тризна по ёлке

1.
 

На руках внесут тебя в дом,
И, бранясь, что ладони исколоты,
Встать заставят над ржавым крестом,
Дав венец из мишурного золота.

Выполняя покорно обряд,
Ты, к веселью приговорённая,
Будешь царский терпеть тот наряд
Истекая душою и кроною.

А потом, – через несколько дней –
Или лет – иль веков языческих –
Мёрзлой свалке по воле своей
Ты остатки отдашь девичества.

2.

Каждой ночью –
роняешь иголки,
Каждый день –
собираю осколки
от шаров и
колядок не петых,
что текут с
безыгольчатых веток,
и прошу потихоньку
прощения,
что держу – неживой –
до Крещения.

3.
 

Всё, – открасовалась и отмучалась,
Вознеслась на глянце фотографий,
Возгордись, что названа ты лучшей
Ёлкою в домашней эпитафии,

Что от Рождества девчонке маленькой
Под твоею кружевною веткой
Сыпали сполна в заветный валенок
Пряников, игрушки и конфетки.

Что, когда вчера по полу лапами
Волоча, несли тебя из дому,
По тебе девчонка эта плакала,
как ни по кому ещёдругому.
 

2009

Яблошное

О, эти яблоки… Под яблонею – груда,

Над грудой – осы, запах сладкой гнили,

Не пей вино, а сидр пей, Гертруда,

И штрудель ешь, – пока не отравили.

От Дании до Австрии – два трапа,

Как, впрочем, до Москвы и до окраин…

Запретный плод… На землю – по этапу –

Адама с Евой… Чтоб родился Каин.

Ах, – над огрызком яблока раздора

Венера не по-прежнему прекрасна,

Всё ж яблоко полезней pomme d'or-а,

Хоть Белоснежка с этим не согласна.

Зелёный змий в абсенте безобиден, –

Пятнистый конь позавтракал обильно,

Сорт яблок, что хранили Геспериды,

Давно зовут по-русски «Молодильным».

Голландский натюрморт в тяжёлой раме,

Знак Apple, как изведанность творенья

О, эти яблоки... По блюдечку – кругами,

А после – в груду... или на варенье.