* * *
И. В. К. – с благодарностью…
Я уеду, уеду, конечно.
Я тебя никогда не дождусь.
А моя одинокая нежность
Растревожит надежду и грусть…
Сумасшедшие мысли… Усталость…
Ах, глаза – удивительный взгляд!
Это всё, что на сердце осталось.
Остальное построилось в ряд:
бесконечные дни (но не вместе)
и созвучие душ (в тишине),
всё другое – волнения, вести –
словно наше, но в дымке, во сне.
И по этой хрустальной шеренге
Жизнь ударила метким огнём.
Как по людям, стоящим у стенки
И поющим – о ней и о нём…
* * *
Все мы братья по разуму,
только какому-то разному…
Наверное, быть – это значит, не просто:
ходить на работу и спать по ночам,
вдыхать самый разный, но всё-таки – воздух,
касаться с любовью родного плеча;
домой возвращаться, смотреть телевизор,
гостей принимать и ремонты творить
(соседям на голову руша карнизы),
на праздники что-то кому-то дарить…
Кредиты, зарплаты, заначки и радость,
ушедшая в миф осязаемых благ…
– А дальше?
– Что дальше?
– Всё будет как надо?..
– Отстань! Вон, – крыло – поцарапали лак!..
Конечно, мы все… как бы… думаем верно.
Но быть, это вовсе не строить свой быт.
Душа замирает и плачет, наверно,
когда мы о ней так стремимся забыть!..
* * *
Памяти А. И. Солженицына
Начало августа. А морось за окном
такая, что сентябрь уже как будто;
прошла неделя: вечер или утро –
всё накрывает моросящим стылым сном.
Что говорить, погода наша дрянь,
не то, что раньше: лето, значит – лето,
зимой – зима. Лишь осенью поэты
в дождях искали межсезонья грань.
Ещё скажу: дождит нам за грехи;
их, верно, накопилось слишком много.
Куда нас приведёт сия дорога,
в какие катаклизмы и стихи?..
23.45 – в ночь с 3-его на 4-е августа 2008 года
* * *
В баночке мышонок умывается,
маленький ушастый берендей;
отпущу его, ещё намается,
хоронясь от кошек и людей.
Но поел-таки он хлебца белого,
я ему немного покрошил,
а теперь смотрю: да, сердце смелое,
да, на волю рвётся – от души!
Прыгает и к крышке подбирается,
сбить её, мышастый, норовит;
даже этой тварюшке не нравится
несвобода – хоть и жив, и сыт…
Отпускаю…
* * *
Я устал от времени,
оттого, что в принципе,
эта составляющая
нашего сознания
так мала и призрачна,
иллюзорна, двойственна,
непонятна в сущности
и конечна в ней,
что себе, конкретному,
в нём живущем страннику
говорю распущенно:
«Водочки налей!»
У реки
(из детства)
Голыш в ладони розовый
оладушкой притих.
Да, камушек мой бросовый,
метательный триптих,
как минимум. Дуплетное:
два всплеска, это – стыд!
Желание заветное –
подальше запустить…
И блинчики голышные
мелькают по воде,
а ты стоишь, не дышишь ты,
считаешь. Сколько? Где
закончится скольжение
и взлёты голыша?
А рядом отражение,
и в нём – твоя душа,
счастливая, мальчишечья:
Да! Девятнадцать! Класс!
Один бросок – у нас – ничья!
Зовут домой… Сейча… а… а… с!..
Cape peninsula
И с невозможностью проснуться и дышать
вечерним бризом у «Двенадцати Апостолов»
устало дремлет одинокая душа,
не находящая себя на полуострове,
где расцветает многоцветьем Kirstenbosch
и где Атлантика с Индийским перемешаны,
и где я чувствовал томительную дрожь,
которой верил несказанно и помешанно.
И та любовь моя, как Бродского стихи
или его островитянская Венеция.
Я просыпаюсь, и во мне одни грехи.
А главный тот, что там оставил своё сердце я…
© Егдже Велкаяйев, 2008–2012.
© 45-я параллель, 2012.