Джамбулат Кошубаев

Джамбулат Кошубаев

Золотое сечение № 29 (305) от 11 октября 2014 года

Золотой пятак

Итальянский цикл

 

I

 

…Не гладиатором – варваром праздным

стою я на арене Колизея.

 

II

 

Поговори со мной,

                        Буонарроти,

про Страх и Трепет,

что остаются

от раскалённой плоти,

когда её последний

удар

преображает.

 

III

Помпеи

 

Всё кажется – свернёшь за угол,

там – Она, с цветком в руке,

в струящейся тунике,

и вслед за ней

вернутся голоса

разносчиков воды,

раздастся скрип телеги –

и хлынет пёстрая

разноязыкая толпа

навстречу в порт

вплывающей триреме.

И Он, глазами не найдя её,

сойдёт на берег

в ожидании встречи.

Но ей иная суждена судьба –

увековечат кисть и пепел

копну волос,

упавшую на плечи,

цветок в руке

и ремешок сандалии,

вплетённый змейкой в вечность.

 

IV

1844-й год

 

Завтра увижу Элизий земной!

Е. Баратынский. Пироскаф

 

Над лавкой пряностей и трав

алеют связки перца.

В залив заходит «Пироскаф» –

остановилось сердце.

 

И опустили якоря

мои надежды,

и, значит, было всё не зря,

и будет – не как прежде.

 

Пресчастливо рассеян я –

мне эта жизнь по сердцу!

Окно в Неаполь растворя,

преглуп по-детски.

 

«Элегий больше не пишу…» –

вослед за мною

летит Его восторг… Ищу

и я покоя.

 

Залив покинул «Пироскаф»,

умолкла гавань.

Весь окоём в себя вобрав,

закрылся ставень.

 

V

 

На сетчатке моей – золотой пятак.

И. Бродский. Римские элегии

 

1

На дне фонтана – золотой пятак.

Чьи он рассеивал потёмки?

И жизни тяжкой чьи обломки

свет озарил, вокруг сгущая мрак

былых невзгод?

 

2

Летит и наш пятак – цена надежды,

что, вынырнув из тверди прошлых лет,

прильнут к истоку две прозрачных тени

и золотой над ними вспыхнет свет.

 

VI

 

Распахнулся ларец

замыслов и вдохновений –

на пустынную площадь

Бог обронил колокольню,

купель и храм,

и улыбнулся, увидев,

как накренилось и замерло

Томаззо Пизано творенье,

чтобы верили мы чудесам.

 

VII

 

Асе

 

Ажурная твердь, опираясь на зыбь,

скользит над лазурной лагуной,

струится вода, преломляя лучи.

 

Тициана поток золотой

льётся с небес, освещая тебя

ликующим солнцем Венеции.

 

Уязвлённый твоей красотой,

суров гондольер – перевозчик

бесценного дара – бессмертной любви.

 

VIII

 

И весь я выгнут, как сирийский лук.

Буонарроти Микеланджело

 

Что чувствовал Буонарроти,

когда последний положил мазок,

Сикстинский обессмертив потолок?

Титан, своей не узнающий плоти,

что чувствовал?

След гневного отчаянья

оставил молоток.

 

IX

 

С молоком волчицы на губах –

потомки Энея.

Ею вскормлены Рим и

империя,

легионы солдат и рабов;

ею вскормлена неутолимая

жажда прекрасного

и совершенства во всём.

…Но над мрамором каррским

щерится время

оскалом голодной волчицы,

кормящей двуногих щенков.

 

X

Соло архангела

 

Мы смотрели с тобой,

как уходит, вращаясь, вода

в черный раструб воронки,

словно это – труба Гавриила,

репетиция соло архангела,

уносящего в раструб все звуки,

прежде чем их издать;

уносящего отражение города –

дожей творение,

и крылатого льва,

и колокольню Сан-Марко,

и пронзительность неба,

и нас с тобой уносящего.

На мгновение.

Навсегда.

 

…Отступила, рыданья свои подавив,

с жалобным всхлипом вода.

 

 

XI

Пьета Ронданини

 

…моля не оставить его,

лицом прижимаясь к руке,

беспомощно тело

прильнёт напоследок

к безмолвной душе.

 

XII

 

Асе

 

Я не сказал тебе о самом главном:

как был всю нашу жизнь с тобой

в тебя влюблён.

…Уходит день за днём,

и вот уже – огарок

ладонь мне жжёт трепещущим огнём.

 

XIII

 

Колеблется душа

на грани двух миров.

Всегда – на грани.

И утешенья нет.

И труден поиск слов.

И век изранен.

 

XIV

 

А главных слов и нет,

и быть не может.

Всегда не хватит взгляда и улыбки,

луча, скользящего по паутинке,

прикосновенья лёгкого руки…

А потому – прости,

прости за всё,

что не успею я тебе сказать…

 

 

XV

Старое еврейское кладбище в Праге

 

Надгробия –

могила над могилой

уходит вглубь.

 

Здесь сжато время,

здесь на землю

хозяин скуп.

 

Жизнь ограждали

и оградили

даже смерть.

 

Прах к праху льнёт,

и силу эту

не одолеть.

 

XVI

 

Чужие следы на песке смывают летейские воды:

надменную гордость империй и крупицы народов –

всё возвращает себе ненасытное чрево природы –

счастья не знает оно и не ведает горя.