Дмитрий Якубов

Дмитрий Якубов

Золотое сечение № 35 (383) от 11 декабря 2016 года

Вечное звучание

Биографические очерки и поэтические переводы

 

 

Чайдиок Тичборн (Chidiock Tichborne)

(1558? – 1586)

 

Жизнь, написанная в ночь перед казнью

 

Chidiock TichborneОб этом замечательном поэте известно очень мало. Спорят даже о дате его рождения: некоторые академические издания предпочитают вместо предполагаемого года рождения поэта ставить знак вопроса – Chidiock Tichborne (? – 1586), а иногда попросту указывают только дату его смерти: (d. 1586)… Предположительно он был старше двадцати и младше тридцати лет. Возможно, ему было 23 или 28.

Чайдиок Тичборн родился в Саузхэмптоне, в католической семье. Отец – Питер Тичборн, мать – Элизабет (в девичестве Мидлтон). По некоторым данным, он происходил по линии отца из древнего рода Тичборнов, поселившихся в Англии ещё до норманнского завоевания. Чайдиок воспитывался в духе католицизма – тогда это было ещё разрешено королевой Елизаветой I, которая была коронована после смерти королевы-католички Марии I. Но в 1570 году королева Елизавета была отлучена Папой римским от Церкви, что, наряду с другими внешнеполитическими причинами, привело к запрету католицизма в Англии.

В 1583 году Чайдиок и его отец были арестованы – их обвинили в использовании «папских реликвий», привезённых из зарубежной поездки. Несмотря на скорое освобождение, их ещё неоднократно допрашивали по этому делу. В июне 1586 года в «папской практике» обвинили всю семью Тичборнов. Тогда же Чайдиок вступил в группу заговорщиков под руководством Энтони Бабингтона – они планировали убить королеву Елизавету и освободить из заточения и возвести на престол Марию Стюарт, которая была следующей в порядке престолонаследия. Мария Стюарт вступила с Энтони Бабингтоном в опасную переписку, обсуждая детали своего будущего освобождения и убийства действующей королевы. Письма были перехвачены и заговор был раскрыт – главную роль здесь сыграл Сэр Фрэнсис Уолсингем, министр Елизаветы I, член Тайного совета, начальник разведки и контрразведки Англии.

Многие заговорщики бежали, но Чайдиок не смог покинуть Лондон из-за травмы ноги. 14 августа он был арестован, и вскоре приговорён к казни.

Смертный приговор был приведён в исполнение в Уэстминстер-холле.

20 сентября 1586 года Чайдиок Тичборн, Энтони Бэбингтон и некоторые другие участники заговора были казнены.

Их казнили жуткой изобретательной казнью, учреждённой Парламентом ещё в 1351 году для государственных изменников: приговорённых привязали к деревянным салазкам, напоминавшим кусок плетёной изгороди, и протащили лошадьми к месту казни, где последовательно вешали, не давая задохнуться до смерти. Затем, ещё живых, их кастрировали, выпотрошили, четвертовали и, только по завершении этой ужасной пытки, обезглавили. Части тел заговорщиков были разложены по всему Лондону.

Королева, узнав, что эта дикая казнь вызвала сочувствие народа, приказала, чтобы других заговорщиков сначала повесили – и потрошили, только убедившись в их смерти.

Согласно одной из версий, 19 сентября, накануне казни, находясь под стражей в лондонском Тауэре, Чайдиок Тичборн написал письмо своей жене Агнесе. В письме содержалось стихотворение из трёх строф, ставших впоследствии наиболее известным его произведением, известным как Элегия Тичборна («Элегия, написанная в ночь перед казнью»), именуемая также по первой строке «My prime of youth is but a frost of cares» («В моей весне лишь холода тревог…»).

До нас дошли ещё два стихотворения Тичборна – «К его другу» и «Голубь». Каким-то странным образом в русскоязычные словари и энциклопедии прокралась неточность: обычно пишут, что Чайдиок оставил нам только одно стихотворение – «Элегию». На самом же деле мы имеем три его стихотворных произведения, только остальные два не являются столь известными.

Интересно отметить, что некоторые исследователи подвергают сомнению авторство «Элегии», поскольку до нас дошло 28 её вариантов, и все варианты довольно отличны друг от друга. На русский традиционно переводится один, наиболее известный, вариант.

Впрочем, такое обилие вариантов можно объяснить тем, что «Элегия» какое-то время ходила в списках, и переписчики могли вносить свои изменения в оригинальный текст.

А вот тексты «К его другу» и «Голубя» дошли в одном единственном варианте – оригинальный список этих стихов хранится в Edinburgh Library MS Laing, II, 69/24.

Почему же русскоязычные источники утверждают, что Тичборн – автор одного стихотворения? Как возникло такое разночтение? Возможно, дело в формулировке, что «Элегия» – это единственное стихотворение Тичборна, ставшее хрестоматийным. Возможно когда-то, переводя исследования о Тичборне, переводчики ошибочно пришли к выводу, что такая фраза говорит о единственности «Элегии», в то время как утверждалось, что это единственное хрестоматийное стихотворение Тичборна, в том смысле, что, да, есть и другие, но хрестоматийное и самое известное только одно – «Элегия». Возможно, есть и другие объяснения…

Оставив нам всего лишь три поэтических работы, Чайдиок Тичборн вошёл в историю как один из лучших поэтов англоязычного мира. Эти несколько строф оказали огромное влияние на последующее развитие английской литературы, породив как своих «оппозиционеров», так и своих последователей, среди которых был и Роберт Саутвелл, замечательный поэт и проповедник…

 

«Нет! Бог не позабудет нас…»

 

Элегия

 

В моей весне лишь холода тревог,

На пиршестве лишь боль в моём бокале,

Мой урожай – сорняк, созревший в срок,

Итог всего – мечты, что прахом стали.

Окончен день… А начинался ль он?

Да, я живу – но путь мой завершён.

 

Я песню спел, хоть не касался струн,

Пал с древа плод ещё в начале мая,

Я не старик, но и давно не юн.

Невидим был, земное созерцая.

Готова нить – станок же сокрушён.

Да, я живу – но путь мой завершён.

 

Я смерть искал – она была со мной.

Я жить хотел, но находил лишь тени.

Я там ступал, где обрету покой.

Я был рождён – для нескольких мгновений.

Бокал налит. Бокал опустошён.

Да, я живу – но путь мой завершён.

 

Elegy

 

My prime of youth is but a frost of cares,

My feast of joy is but a dish of pain,

My crop of corn is but a field of tares,

And all my good is but vain hope of gain;

The day is past, and yet I saw no sun,

And now I live, and now my life is done.

My tale was heard and yet it was not told,

My fruit is fallen, and yet my leaves are green,

My youth is spent and yet I am not old,

I saw the world and yet I was not seen;

My thread is cut and yet it is not spun,

And now I live, and now my life is done.

I sought my death and found it in my womb,

I looked for life and saw it was a shade,

I trod the earth and knew it was my tomb,

And now I die, and now I was but made;

My glass is full, and now my glass is run,

And now I live, and now my life is done.

 

К его другу

(посвящается Энтони Бабингтону)

 

Пора невзгод, пустых надежд – она должна пройти.

Поведай, Муза, о скорбях, что встретились в пути.

Был друг со мной. И что-то в нём всегда влекло меня…

Беспечно мы по морю шли, вдвоём корабль храня.

Шесть лет в пути! Познали мы красу иных земель.

Но вдруг поток нас подхватил и выбросил на мель.

Печальный брег нас приютил, надежда умерла…

Но вдруг вдали зареял флаг, раздался скрип весла.

Клыков Харибды избежать помог нам Капитан –

Но Сциллу встретили, глупцы… А южный ураган

Погибель нашу довершил, неистов и жесток…

И вот – плывём, мой друг и я, куда направит рок…

Лишь скалы, отмели вокруг, и не уплыть нам прочь!

Теченья нет, и ветра нет, и некому помочь.

Вдали от курса кораблей, вдали от берегов –

Отчаяться ли нам теперь, коль наш не слышен зов?

Нет! Бог не позабудет нас. Он Благ. Придёт пора –

И море возмутится вдруг, а сильные ветра

Корабль наш от опасных мест отгонят поскорей…

Удачу нам вернёт Господь – мы насладимся ей!

На суше, в море мы найдём сохранные пути…

Молись о помощи, мой друг – она должна прийти!

 

To His Friend

(assumed to be Anthony Babington)

 

Good sorrow cease, false hope be gone, misfortune once farewell;

Come, solemn muse, the sad discourse of our adventures tell.

A friend I had whose special part made mine affection his;

We ruled tides and streams ourselves, no want was in our bliss.

Six years we sailed, sea-room enough, by many happy lands,

Till at the length, a stream us took and cast us on the sands.

There lodged we were in a gulf of woe, despairing what to do,

Till at the length, from shore unknown, a Pilot to us drew,

Whose help did sound our grounded ship from out Caribda's mouth,

But unadvised, on Scylla drives; the wind which from the South

Did blustering blow the fatal blast of our unhappy fall,

Where driving, leaves my friend and I to fortune ever thrall;

Where we be worse beset with sands and rocks on every side,

Where we be quite bereft of aid, of men, of winds, of tide.

Where vain it is to hail for help so far from any shore,

So far from Pilot's course; despair shall we, therefore?

No! God from out his heap of helps on us will some bestow,

And send such mighty surge of seas, or else such blasts to blow

As shall remove our grounded ship far from this dangerous place,

And we shall joy each others' chance through God's almighty grace,

And keep ourselves on land secure, our sail on safer seas.

Sweet friend, till then content thy self, and pray for our release.

 

Голубь

 

Наивный голубь дом и кров

Нашёл среди ворон,

И пищу от своих врагов

Беспечно принял он.

Меж тем коварный птицелов

Им приготовил сеть –

Рыдают птицы! Голубь стал

О выборе жалеть.

Но ловчий – такова судьба! –

За ним следил, и вот

Он лишь ворону видит в нём,

И потому убьёт.

 

The Housedove

 

A silly housedove happed to fall

amongst a flock of crows,

Which fed and filled her harmless craw

amongst her fatal foes.

The crafty fowler drew his net –

all his that he could catch –

The crows lament their hellish chance,

the dove repents her match.

But too, too late! it was her chance

the fowler did her spy,

And so did take her for a crow –

which thing caused her to die.

 

 

Джон Донн (John Donne)

22 января 1573 – 31 марта 1631

 

Колокол Джона Донна. Приключение и покаяние

 

John DonneПоэт, проповедник, священнослужитель Англиканской Церкви. Настоятель лондонского собора Святого Павла. Выдающийся представитель метафизической школы: его перу принадлежат сонеты, любовная лирика, духовные стихи, переводы с латинского, эпиграммы, элегии, песни, сатиры и проповеди.

Джон Донн родился в Англии в католической семье ремесленников и воспитывался в духе католицизма. Родители его проявляли стойкость веры, подвергаясь время от времени преследованиям со стороны властей за свои убеждения. Отец Джона умер, когда будущему поэту было всего три года, и его мать повторно вышла замуж за человека, который также исповедовал католицизм.

Джон Донн обучался в Оксфордском и Кембриджском университетах, но ни в одном учебном заведении диплома так и не получил из-за ограничений для католиков. Продолжил обучение в школе барристеров Линкольнз Инн. Несмотря на блестящее образование и поэтический дар, Донн несколько лет жил в нищете, и зависел от помощи и расположения его богатых друзей. Он потратил много денег, которые унаследовал во время и после получения образования, на любовные приключения, литературу, развлечения и путешествия: по окончании обучения Донн вёл довольно рассеянный образ жизни, и истратил большую часть своего наследства. В 1596 – 1597 годах путешествовал по европейскому континенту, участвовал в военных походах Уолтера Рэли и графа Эссекса в Кадис и на Азорские острова. Возможно, именно в эти годы Джон Донн постепенно отошёл от католицизма и стал сочувствовать протестантам.

После долгих лет метаний, путешествий, и поисков Донн вернулся в Англию и устроился на работу секретарём у влиятельного придворного, хранителя королевской печати, сэра Томаса Эджертона. В 1601 г. становится депутатом парламента. В том же году Донн тайно женился на Анне Мор, племяннице своего влиятельного работодателя. Когда Эджертон узнал об этом, он выгнал Донна и добился его заключения во Флитскую тюрьму.

Освободившись, Донн вместе с Анной поселяется в имении её родственников Перфорд в графстве Суррей. Анна рожала ему каждый год по ребёнку, и стала матерью, в конечном итоге, двенадцати детей Джона Донна. В 1609 году отец Анны признаёт их брак. Донн зарабатывал на жизнь адвокатурой и был помощником епископа Томаса Мортона. В этот период он занимается богословием, изучает доктрины католической и англиканской церквей.

В 1609 году начинает писать «Святые Сонеты». К 1611 году их насчитывается 16. Через несколько лет (не ранее 1615-го) он возвращается к этому циклу и пишет ещё три сонета.

Тогда же поэт включается в полемику с католиками на стороне Англиканской Церкви, и пишет памфлеты «Псевдомученик» (1610) и Ignatius his Conclave («Игнатий и его конклав», 1611), направленный против ордена иезуитов. На полемический дар Донна обращает внимание Яков I – уверенный, что Донн может стать прекрасным проповедником, король отклоняет просьбы покровителей поэта о предоставлении ему светской должности.

В 1614 Донн повторно становится депутатом парламента. В 1615 году, по настоянию короля, он стал сперва диаконом, а затем Англиканским священником, хотя, видимо, и не принял до конца Англиканские порядки. Регулярно читал проповеди в церквях своего прихода и, по особым случаям, в домах друзей.

В 1617 году Анна рожает мёртвого ребёнка и умирает через пять дней после родов. Тяжело переживая смерть возлюбленной, Джон, тем не менее, находит в себе силы продолжить своё служение. Именно тогда, по утверждению ряда исследователей, Джон Донн пишет 17-ый Святой Сонет, посвящённый памяти Анны.

В 1618 году Донн получает степень доктора богословия Кембриджского университета. В 1619 сопровождает виконта Донкастера в его дипломатической миссии в Германию. Возвращается в Англию в 1620 году. В 1621 году он был назначен деканом собора Святого Павла в Лондоне.

Его уважали как красноречивого проповедника, который обладал даром убеждения. До нашего времени дошли 160 его проповедей, в том числе и самая знаменитая – Death’s Duel, которую он произнёс перед королём Карлом I 25 февраля 1631 года, всего за несколько недель до собственной смерти. Проповедь Донна произвела огромное впечатление на слушателей. Вот что пишет Исаак Уолтон, современник и первый биограф поэта: «Многие тогда, видя его слёзы и слыша его слабый голос, признали, что текст был выбран пророчески, и что доктор Донн прочёл проповедь на собственное погребение».

Донн скончался 31 марта 1631 года. Перед смертью он повелел создать свой портрет в саване. Скульптурный вариант этого портрета установлен над могилой Донна в Соборе Святого Павла – Донн изображён в смертном саване, он стоит на невысокой узкой урне, как бы оберегая заключённый в ней прах. Во время Великого пожара 1666 года все памятники в соборе св. Павла погибли, оставив после себя лишь почерневшие обломки. Но статуя Джона Донна уцелела. Единственная среди пепла и руин. И сейчас Джон Донн стоит на прежнем месте в усыпальнице собора, оберегая вечный покой своих прихожан.

При жизни его произведения расходились в рукописях, Джон Донн не стремился публиковать их. Первая его книга вышла в 1633 году, через два года после его кончины.

«Святые Сонеты» (Holy Sonnets), известные также как «Божественные Медитации» или «Божественные Сонеты» (Divine Meditations, Divine Sonnets) – одна из вершин творчества Джона Донна.

 

«Смерть любого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол; он звонит по тебе».

 

Святые Сонеты

Сонет 1

 

Ты Мастер мой…. Напрасен ли Твой труд?

Исправь меня до траурного срока:

Смерть близится, она уж недалёко,

Все радости как в давнем дне живут.

Нет сил взглянуть на летопись минут –

Унылый вид! Уже пророс глубоко

Сев гибели – и сгину я без прока

Из-за грехов, что в ад меня влекут.

Но если воспарю к преддверью Рая,

То оживу, узрев любовь Твою…

Мой враг хитёр. Он искушает, зная:

Будь я один – и час не устою.

Коснись души – чтоб опытнее стала,

Магнитом стань для сердца из металла.

 

Holy Sonnets

Sonnet 1

 

Thou hast made me, and shall Thy work decay?

Repair me now, for now mine end doth haste,

I run to death, and death meets me as fast,

And all my pleasures are like yesterday;

I dare not move my dim eyes any way,

Despair behind, and death before doth cast

Such terror, and my feeble flesh doth waste

By sin in it, which it towards hell doth weigh.

Only Thou art above, and when towards Thee

By Thy leave I can look, I rise again;

But our old subtle foe so tempteth me,

That not one hour myself I can sustain;

Thy grace may wing me to prevent his art,

And Thou like adamant draw mine iron heart.

 

Святые Сонеты

Сонет 19

 

Противоречья! Вы в цепи одной:

Изменчивость, себе же изменяя,

Рождает верность... Манит жизнь благая –

Служенье и обет забыты мной!

Каприз – и покаянный облик мой,

И мимолётная любовь земная…

Озноб и жар... Лежу в бреду, стеная –

Всё и ничто. Молящийся. Немой.

Вчера не смел смотреть на небо. Ныне

Я Богу льщу, слащавый гимн пропев,

А завтра – страх, что скоро Божий гнев.

Горячка веры, как мираж в пустыне,

То есть, то нет… Но вывод тем верней:

Дни страха Божья – лучшие из дней!

 

Holy Sonnets

Sonnet 19

 

Oh, to vex me, contraries meet in one:

Inconstancy unnaturally hath begot

A constant habit; that when I would not,

I change in vows, and in devotion.

As humorous is my contrition (capricious)

As my profane Love, and as soon forgot:

As riddlingly distempered, cold and hot,

As praying, as mute; as infinite, as none.

I durst not view heaven yesterday; and today

In prayers, and flattering speeches I court God.

Tomorrow’ I quake with true fear of his rod.

So my devout fits come and go away

Like a fantastic ague: save that here

Those are my best days, when I shake with fear.

 

 

Вильям Вордсворд (William Wordsworth)

7 апреля 1770 – 23 апреля 1850

 

Тихий храм Вильяма Вордсворта

 

William WordsworthТалантливый английский поэт Вильям Вордсворт родился 7 апреля 1770 года в графстве Камберленд. Он получил достойное образование, посещая классическую школу в Хоксхеде, где изучал математику, философию, античную филологию, английскую поэзию, а также ряд других наук и дисциплин. Но не только обучение занимало будущего поэта: обладая особой наблюдательностью, он полюбил долгие пешие прогулки.

В 1787 году Вордсворт поступил в Сент-Джонз-колледж Кембриджского университета, где усиленно изучал итальянский язык и английскую литературу. Именно там он пишет свою первую поэму «Вечерняя прогулка» (1787 – 1789), в которой и описывает свои пешие путешествия по Озёрному краю и Йоркширу. Поэма наполнена удивительными описаниями природы, такой глубокий и необычный подход к отображению пейзажей станет со временем отличительной особенностью и своеобразной визитной карточкой поэзии Вордсворта.

В 1790 году, во время каникул, Вильям вместе с другом по университету Ричардом Джонсом отправились в пешее путешествие по Франции, охваченной революционными волнениями. Именно в ходе этого странствия сформировалось политическое мировоззрение Вордсворта – он стал убеждённым сторонником идеалов свободы и республики.

Вскоре умирает отец поэта, а семья становится жертвой предательства: работодатели отказываются выплатить им огромную сумму, которую задолжали умершему главе семейства. В результате семья Вордсворта оказывается на грани нищеты.

Тем не менее в 1791-м году Вильям заканчивает Кембридж. Семья ждёт, что он примет духовный сан, но поэт не в состоянии оставить занятия литературой, поэтому возвращается в революционную Францию и продолжает изучение французского языка. Именно там, во Франции, Вордсворт встречает свою первую любовь, но чистым и романтическим мечтам юноши не суждено было сбыться – опекуны, от которых в определённой степени зависела его жизнь, настаивают на немедленном возвращении в Англию. Он вынужден исполнить их волю. Разразившаяся вскоре война между Англией и Францией обрывает его связь с любимой женщиной, делает невозможным их общение. Потому даже свою дочь-француженку Каролину он впервые увидел, когда ей исполнилось уже девять лет...

Первые несколько лет после возвращения в Англию были, пожалуй, самыми печальным периодом в жизни Вордсворта. Ситуация немного изменилась, когда один из молодых друзей поэта неожиданно скончался, завещав ему 900 фунтов – этот дар значительно поправил материальное положение Вильяма, теперь у него появилась возможность целиком отдаться поэзии... И в 1797 году начинается период, который исследователи творчества Вордсворта называют «Великим десятилетием», поскольку именно тогда им были созданы блестящие произведения, повлиявшие на дальнейшее развитие английской поэзии.

В 1799 году Вильям и его сестра переезжают в собственный дом в Грасмире. В 1802 году старый работодатель отца Вордсворта умирает, а его наследник принимает благородное решение – вернуть семье поэта невыплаченную задолженность в 8000 фунтов. Это окончательно избавило Вильяма от материальных проблем. Вскоре поэт женится на Мэри Хатчинсон, в течение следующих семи лет у них рождается пятеро детей. Это был действительно счастливый брак... В мае 1813 года Вордсворты переехали из Грасмира в Райдел-Маунт, где и прожили до конца дней своих. В этом же году Вордсворт получает должность государственного уполномоченного по гербовым сборам в двух графствах – Уэстморленде и Камберленде. Он пребывал в этой должности до 1842 года, после столь продолжительной службы ему была назначена королевская пенсия – 300 фунтов в год.

После завершения наполеоновских войн в 1815 году, Вильям Вордсворт смог вернуться к любимому увлечению, путешествиям, и несколько раз побывал в Европе. Несмотря на материальное благополучие, последние двадцать лет жизни поэта были омрачены страданиями его сестры Доротеи – она долго и мучительно болела.

После смерти выдающегося поэта и близкого друга Вордсворта Роберта Саути в 1843 году, Вильям, которому на тот момент исполнилось 73 года, был назначен королевой Викторией поэтом-лауреатом. Однако, в отличие от своих предшественников, он был освобождён от обременительных поэтических обязанностей, например, написания од в честь торжественных событий – в своём творчестве он был абсолютно свободен.

В 1847 году Вордсворт потерял свою единственную дочь от брака с Мэри Хатчинсон, Дору, которую очень любил. До самой смерти опорой великого поэта были жена и его преданные друзья. В последние годы жизни он перестал писать стихи. Умер Вордсворт в Райдел-Маунт 23 апреля 1850 года. В историю английской поэзии он вошёл как яркий представитель «Озёрной школы», непосредственно участвовавший в романтической реформе английской поэзии.

 

«Лучшая часть жизни праведного человека – это его небольшие, безымянные и всеми позабытые поступки, вызванные любовью и добротой».

 

Крёстные родители

 

Отец! Так люди именуют Бога.

Ты – «крёстный» и «отец». Обет двойной!

Прими его. И искренне, с душой,

Свой долг исполни... Крёстная! Будь строгой

И чуткой Матерью, чтоб нрав дурной

Преобразить. Заботой облеки

Все нужды – пусть привитые ростки,

Взлелеяны, невянущей листвой

Раскинутся. Пусть таинство благое

Случайные потери возместит,

Изгонит грех и обустроит быт,

Иль крепость веры увеличит вдвое.

Стыдитесь, если станет ваш обет

Лишь формою, где содержанья нет!

 

Sponsors

 

Father! to God himself we cannot give

A holier name! then lightly do not bear

Both names conjoined, but of thy spiritual care

Be duly mindful: still more sensitive

Do Thou, in truth a second Mother, strive

Against disheartening custom, that by Thee

Watched, and with love and pious industry

Tended at need, the adopted Plant may thrive

For everlasting bloom. Benign and pure

This Ordinance, whether loss it would supply,

Prevent omission, help deficiency,

Or seek to make assurance doubly sure.

Shame if the consecrated Vow be found

An idle form, the Word an empty sound!

 

Мотыльку

 

Уж полчаса слежу я, нем,

За мотыльком средь хризантем…

Ты спишь? Иль у тебя обед?

Он недвижим – ответа нет.

Так тих! Спокоен, как озёр

Застывший лёд… Но вот –

О, счастье ждёт! – и лёгок, скор,

Его из рощи на простор

Вновь ветерок зовёт.

 

Здесь наше всё, сказать пора.

Лес мой, цветы растит сестра.

Устанешь – возвращайся к нам,

Лети сюда, как в тихий храм.

Почаще посещай наш сад,

На ветку сядь смелей.

Обсудим песню и закат,

Что юность не вернуть назад,

Что детства мир, прекрасен, свят,

Прошёл, как двадцать дней.

 

To a Butterfly

 

I'VE watched you now a full half-hour;

Self-poised upon that yellow flower

And, little Butterfly! indeed

I know not if you sleep or feed.

How motionless!--not frozen seas

More motionless! and then

What joy awaits you, when the breeze

Hath found you out among the trees,

And calls you forth again!

 

This plot of orchard-ground is ours;

My trees they are, my Sister's flowers;

Here rest your wings when they are weary;

Here lodge as in a sanctuary!

Come often to us, fear no wrong;

Sit near us on the bough!

We'll talk of sunshine and of song,

And summer days, when we were young;

Sweet childish days, that were as long

As twenty days are now.

 

 

Джон Клэр (John Clare)

13 июля 1793 – 20 мая 1864

 

Надежды и прах Джона Клэра

 

John ClareДжон Клэр, английский поэт-крестьянин, родился в Хелпстоне, вблизи Питерборо, в Нортгемптоншире. Он был единственным сыном в семье Паркера и Анны Клэр, коренных жителей той же деревни. Люди из народа, беднейшие крестьяне, его родители зарабатывали себе на жизнь, нанимаясь на сельскохозяйственные работы к более зажиточным фермерам. Так жили и их предки, словно нищета в этой семье передавалась по наследству. Джон с детства привык трудиться, чтобы позволить себе не только питаться, но и учиться: несмотря на тяжёлое финансовое положение в семье, он сумел получить образование, обучаясь до двенадцати лет в школе при церкви Глинтон.

Сельскохозяйственный рабочий, помощник трактирщика, садовник, бродяга-приятель цыган… Поразительно, что такая жизнь не сломала Клэра, не швырнула в бездну безразличия, он не утратил способность созерцать, чувствовать, мечтать. Более того, смог настолько органично вложить всё это в стихотворные строчки, что получил любовь и признание общества того времени как поэт-крестьянин, сливающийся с природой в своём тихом одиночестве. Хотя его любовь к поэзии родилась случайно. В то время коробейники разносили по деревням нравоучительные книги, одна из таких (как позже выяснилось, это были «Времена года» Джеймса Томсона) оказалась в семье Клэра. Тогда Джон из уст отца впервые услышал поэтическое слово, его настолько впечатлила музыка стихов, что, пристрастившись к чтению, он и сам начал писать стихи, подражая любым поэтическим образцам, которые попадали в руки сельскому школьнику. Он развивал свой талант самостоятельно, нащупывая этот путь интуитивно, не рассчитывая на критику или похвалу, а уж тем более награду. Он писал стихи и прятал клочки бумаги, которые, попав в руки матери, становились пеплом в печи. Но саму страсть к письму не испепелила ни нужда, ни голод, ни рабский труд. И однажды его заметили…

В декабре 1818 года мистер Эдвард Друри, книгопродавец из Стамфорда, случайно прочёл «Сонет к заходящему солнцу», записанный на листе бумаги, служившем обёрткой для какого-то письма. Сонет был подписан двумя буквами «J. C.». Узнав имя и местонахождение автора, Друри приехал в Хелпстон, где познакомился и с другими стихами Клэра. Именно по его просьбе Клэр подготовил сборник и послал в Лондон на рассмотрение издателей.

1820 год стал особенным для Джона Клэра – выходит его первый сборник «Стихотворения, описывающие сельскую жизнь и природу», а сам поэт женится. Книга была хорошо встречена публикой, в течение года было продано три тысячи экземпляров. Хвалебные отзывы превратили Клэра в литературную сенсацию (в Англии интерес к поэзии в то время достиг своего пика). Он завоевал расположение читателей, познал, что есть успех и слава, но при этом едва сводил концы с концами. Гонорары его были невелики, а просить больше от издателей и меценатов он не хотел, да и не умел…

В конце 1821 года выходит второй сборник Клэра «Деревенский менестрель и другие стихотворения». Его стихи были похожи на один поток сознания – без знаков препинания, зачастую без деления предложения на слова, без заглавных букв… Пробелы в образовании? Да, частично. Клэр был из тех поэтов, которые умели настаивать на своих заблуждениях и оттого были ещё более интересны читателю. Второй сборник был принят критиками более спокойно, без восторженных реплик и хвалебных речей.

В 1827 году на фоне угасания поэтических страстей в обществе и торжества прозы выходит третий сборник поэта «Пастуший календарь». Книга не принесла ни радости признания, ни гонораров. Тем временем семья Джона разрасталась, он был отцом семерых детей, сыном обессилевших родителей и мужем почти отчаявшейся жены. Чтобы прокормить семью, пришлось вернуться к подённой работе в поле – сила поэзии не смогла разрушить сословные преграды. Но поэт продолжал работу над собой: он много читал, вёл переписку, по-прежнему писал стихи, собирал народные песни, увлёкся изучением птиц… Напряжение было столь велико, что вскоре у Клэра начались приступы депрессии, он жаловался на провалы в памяти, блуждающие боли. Здоровье ухудшалось, его мучили ночные кошмары, депрессия сменилась глубокой меланхолией, подсознание создавало новые миры, в которых он блуждал вне времени, реальности и в итоге исчезал…

В 1835 году вышел последний сборник Джона Клэра «Сельская муза», на которую добрыми письмами откликнулись лишь старые знакомые. А в 1837 году, с согласия родных, поэт оказывается в частной психиатрической лечебнице. Причиной болезни Клэра медики назвали «многолетнее пристрастие к стихописанию». 23 года он провёл в лечебнице, мечтая вернуться домой. Там он написал, пожалуй, одно из самых известных своих стихотворений «Я жив».

20 мая 1864 года Джон Клэр умер. Одна из надписей на надгробии гласит: «Был рождён поэтом». Но он сам, задолго до смерти, сочинил себе следующую эпитафию: «Здесь покоятся надежды и прах Джона Клэра…»

 

«Одиночество и Бог для меня едины».

 

Я жив

 

Я жив. Но я... необходим? Едва ли!

Отвергнутый, как вздорные мечты,

Я сам себе преподнесу печали,

Что, встав, скользят в объятья пустоты,

Где, словно тень, любовь, и смерть – лишь сон...

Я жив! Но дух, как призрак, погружён

В небытие из хохота и дыма,

В видения – их бег неукротим!

Здесь счастья нет, здесь жизнь невыносима,

Разбит корабль – и вера вместе с ним!

И то, что я любил всего сильней,

Мне стало чуждо, словно мир теней...

Но я стремлюсь в Небесные Чертоги,

Где нет страстей – ни смеха, ни обид…

Дождусь Творца и успокоюсь в Боге,

И буду спать, как лишь младенец спит:

Окутан миром, светом, тишиной...

Внизу трава – и небо надо мной.

 

I Am

 

I am: yet what I am none cares or knows,

My friends forsake me like a memory lost;

I am the self-consumer of my woes,

They rise and vanish in oblivious host,

Like shades in love and death's oblivion lost;

And yet I am! and live with shadows tost

Into the nothingness of scorn and noise,

Into the living sea of waking dreams,

Where there is neither sense of life nor joys,

But the vast shipwreck of my life's esteems;

And e'en the dearest – that I loved the best –

Are strange-nay, rather stranger than the rest.

I long for scenes where man has never trod;

A place where woman never smil'd or wept;

There to abide with my creator, God,

And sleep as I in childhood sweetly slept:

Untroubling and untroubled where I lie;

The grass below – above the vaulted sky.

 

Барашки

 

Идёт весна, в знаменьях всюду зрима:

Вот ряд корыт; хранивший сена стог

Забор упал – с развалинами Рима

Он ветхостью бы потягаться мог…

Повсюду солнца взгляд, в любом зазоре.

И лютики – мне мил их первый цвет! –

Как звёзды редкие… Но будет вскоре

И тёрн сиять, в их золото одет.

Идёт на холм барашек шагом скорым,

Овечку видя, крутит хвостик он.

Другой, от ветра скрывшись под забором,

Меня подпустит близко – будто сон

Настолько крепок… Сладко тянет ноги,

И отдыхает тихо, без тревоги…

 

Young Lambs

 

The spring is coming by a many signs;

The trays are up, the hedges broken down,

That fenced the haystack, and the remnant shines

Like some old antique fragment weathered brown.

And where suns peep, in every sheltered place,

The little early buttercups unfold

A glittering star or two--till many trace

The edges of the blackthorn clumps in gold.

And then a little lamb bolts up behind

The hill and wags his tail to meet the yoe,

And then another, sheltered from the wind,

Lies all his length as dead--and lets me go

Close bye and never stirs but basking lies,

With legs stretched out as though he could not rise.

 

 

Джерард Мэнли Хопкинс (Gerard Manley Hopkins)

28 июля 1844 – 8 июня 1889

 

49 стихов

 

Gerard Manley HopkinsСвою нишу среди лучших поэтов XIX века Джерард Мэнли Хопкинс занял благодаря новаторскому подходу к языку и стихам. Создав всего сорок девять стихотворений и одну поэму «Кораблекрушение “Германии”», он словно выскользнул из своей эпохи, опередил её и получил признание лишь спустя десятилетия после смерти.

Английский поэт и священник Джерард Хопкинс родился в 1844 году в Стратфорде (восточная часть Лондона). Он был старшим из восьми детей, которых воспитывала добропорядочная английская семья, скреплённая прочными религиозными традициями англиканской церкви. Его отец, морской страховой агент, успевший к тому же поработать британским консулом на Гавайях, был человеком разносторонне развитым, сам писал стихи, рецензии, статьи для газет. Мать была увлечена поэзией и музыкой. Поэтому Джерард воспитывался в творческой атмосфере, которая отразилась на его характере и во многом определила судьбу. Он рос тихим и нервным ребёнком, любил уединяться и мог часами прятаться в густых кронах деревьев, всматриваясь в горизонты.

Начальное образование Джерард получил в школе-интернате в пригороде Лондона –Хайгейте. Учился он хорошо, вдобавок обладал талантом художника, забавлял одноклассников смешными картинками и стихами, но настоящих друзей у него не было, мешали странности: внезапно нападавшая задумчивость, стремление уединиться с книгой в руках, чрезмерная впечатлительность. Здесь проявились его дарования в филологии и стихосложении: в этой школе Джерард написал свои первые стихотворения «Эскориал» (1860) и «Видение Наяды» (1862), в которых отразилась его приверженность традициям позднеромантической поэзии.

После окончания школы Джерард без труда поступает в Бейллиол-колледж Оксфордского университета. Там он подружился с известным в то время поэтом Робертом Бриджесом. Позже тесно сблизился с оксфордским движением. В 1866 году вместе со многими деятелями этого движения Джерард Мэнли Хопкинс перешёл в католицизм. Это решение далось ему с трудом, но дело было не в смене религии, а в мучительном выборе между верой и поэзией. В его сознании поэзия конкурировала с его религиозным призванием, за год до принятия монашеских обетов им овладело чувство того, что сочинение стихов – недостойное занятие.

1868 год стал переломным для поэта – он сжёг все свои произведения и стал послушником в ордене иезуитов. Но пламя, уничтожив результаты творческого труда, не испепелило главное – его желание писать. Пытаясь подавить его, в стихотворении «Принцип совершенства» Джерард Хопкинс развивает идею отказа от прекрасного во внешнем мире, от чувственного восприятия этого мира. Это стихотворение стало одним из важных этапов творчества Хопкинса и манифестом его стремления к духовному совершенству, без которого невозможно совершенство человеческой жизни в вере.

Однако после семи лет тишины в 1875 году Хопкинс возвращается к поэзии и создаёт одно из самых известных своих произведений – поэму «Кораблекрушение “Германии”», основная тема которой – единение с Богом. Поэма посвящена памяти сестёр францисканского ордена, утонувших во время кораблекрушения судна «Германия» в устье Темзы. Хопкинс создаёт возвышенный образ монахини, взывающей к Христу и жаждущей, чтобы в ней была вновь повторена его победа над грехом и смертью. В этот период рождается и большинство сонетов Хопкинса.

Вклад Джерарда Мэнли Хопкинса в поэзию связан с понятиями «самовитость» и «скачущий ритм». Под первой он понимал своеобразную единичность формы, свойственную всему сущему. «Скачущий ритм», оказавший огромное влияние на современных поэтов, приближает темп стиха к темпу взволнованной разговорной речи.

В 1877 – 1883 годах Хопкинс занимал должность преподавателя в Сэйнт Мэриз колледж в Честерфилде, затем работал в церквях Лондона, Оксфорда и Ливерпуля, а с 1883 до 1884 года преподавал в Стоунхёрсте. В 1884 году поэт был приглашён в Дублин преподавать классические языки в Дублинском университетском колледже, где и провёл последние пять лет жизни. Он, как полагают современники, страдал на протяжении всей своей жизни хронической депрессией, периодически впадал в меланхолическую тоску, не реализовался как муж и отец. И тем не менее его последними словами на смертном одре были: «Я так счастлив, так счастлив. Я любил мою жизнь».

Удивительно, но при жизни он не заботился о судьбе своих произведений, поэтому так и не увидел их опубликованными. Хопкинс вручил судьбу своих стихов непосредственно Богу; 8 сентября 1883 года он записал в дневник: «Во время сегодняшней медитации я горячо просил Господа нашего приглядеть за моими сочинениями… и распорядиться ими по своему усмотрению, как они того заслуживают». И спустя 30 лет после смерти, в 1918 году, друг Хопкинса со времён Оксфордского университета Роберт Бриджес опубликовал первый сборник стихотворений поэта. Такая выдержка сыграла на руку стихам: их оценили по достоинству, а Джерарда Мэнли Хопкинса ввели в поэтический канон. Многие его стихи были положены на музыку и обрели новое, вечное звучание.

 

«Мир наполнен силой благодаря величию Бога»...

 

Небесный причал

Послушница, дающая обет

 

Давно меня туда мечты стремили,

Где нескончаема весенняя пора,

В поля, где злобы нет, где не шумят ветра –

Лишь тихое благоуханье лилий...

 

Давно стремилась я туда,

Где б я штормов вовек не знала –

Лишь лёгкий плеск волны у светлого причала,

И море, тихое всегда.

 

Heaven – Haven

A nun takes the veil

 

I have desired to go

Where springs not fail,

To fields where flies no sharp and sided hail

And a few lilies blow.

 

And I have asked to be

Where no storms come,

Where the green swell is in the havens dumb,

And out of the swing of the sea.

 

Мои молитвы

 

Мольба, достигнув меди Рая,

Падёт, разбившись, с высоты.

Душа греховная, пустая –

Молиться редко хочешь ты…

 

Не воспарит мой дух высоко,

Я не стяжаю благодать.

Не путь любви, а власть порока

В себе могу лишь созерцать.

 

Мой Рай – как медь, земля из стали...

Сталь отягчает глину-плоть...

И грех, которым их спаяли,

Мольба не в силах побороть.

 

Нет, слёзы не отешут глину...

От них лишь мох, слеза слаба...

Я слов полки за правду двину,

Быть с Богом в битве – вот мольба!

 

My prayers

 

My prayers must meet a brazen heaven

And fail and scatter all away.

Unclean and seeming unforgiven

My prayers I scarcely call to pray.

 

I cannot buoy my heart above;

Above I cannot entrance win.

I reckon precedents of love,

But feel the long success of sin.

 

My heaven is brass and iron my earth:

Yea, iron is mingled with my clay,

So harden'd is it in this dearth

Which praying fails to do away.

 

Nor tears, nor tears this clay uncouth

Could mould, if any tears there were.

A warfare of my lips in truth,

Battling with God, is now my prayer.