Я русский
Отец моего друга детства
Покончил с собой,
Когда тому исполнился год
Или около того.
Он был мусором
И застрелился из своего пистолета Макарова,
Потому что запутался в бабах.
По крайней мере,
Так мне сказал
мой отец,
Выслушав его историю
В исполнении восьмилетнего меня.
Всё дело в том, что
У отца моего друга детства была любовница,
К которой он хотел уйти,
Бросив жену с грудным Кириллом –
Так его звали.
Не знаю, что именно
Заставило его покончить с собой,
Но мужик застрелился
И Кирилл рос с мамой и бабушкой.
Тогда я не знал, что значит
«Запутаться в бабах»,
Но точно знал, что такое пистолет Макарова
И что такое «застрелиться».
Сейчас мы с Кириллом не общаемся.
Кстати,
он – татарин.
Танечка Окуневская тут ни при чём
Таких девушек любил Берия,
И Калинин, возможно,
Но не я.
Пустой взгляд,
Неясная талия
И короткие ноги рояльные.
В переулках Москвы тёмным временем
Одинока идёт
Сквозь тени.
Отчего же идёшь ты
Совсем одна?
Полезай в воронок немедленно.
А она бы и рада побыть одна,
Но неможется ей,
Наверное.
И садится в машину чёрную,
Ведь дозволено,
Всё как велено.
И наутро вернётся с задания
Комсомолка,
Спортсменка мамина.
И припудрена,
И накрашена,
И по имени не названа.
И любим иногда был такими я,
Временами взаимно,
Но менее.
«Извини, –
Отвечал им уверенно, –
Таких девушек любил Берия».
Пролетели все годы ветрены,
Уж на коже её
Отметины,
И на кухне пьёт чай
С вареньем
Та, которую любил Берия.
Эту бабушку любил Берия,
И Калинин, возможно,
Зарился.
Постаревшая и уставшая,
Воспитавшая поколение.
Мой дед пёрся по джазу
Эдди Рознеру
Труба
В моих ушах звучит труба
А то и две трубы
Из которых выдувает всю дурь
Могучий белый Армстронг
Из холодного союза
Врубись в эти звуки ментовских сирен
Это Эдди
Лабает Сент-Люис блюз
В старой Москве
Прямо на улице Горького
Тридцать седьмого.
Труба
Нам всем
Труба
Хитин
Когда мне было семь лет
Я играл жука
На школьном утреннике
Эта роль удалась мне блестяще
Я был натурален в хитиновой оболочке
Из старой коричневой скатерти
Которую сшила мама
Я размашисто шагал на полусогнутых
А за моей спиной плелись ещё три жука
Рангом пониже
Спустя почти двадцать лет
Лицедейство не удаётся мне так же хорошо
Хотя жизнь
Всё больше напоминает утренник
Слякоть
Колючие ветки сухих деревьев
Стремятся ударить
Меня по лицу.
Оконное стекло трамвая
Препятствует этому их желанию,
Но я всё равно рефлекторно шугаюсь их,
Снова
И снова
Отводя лицо от окна
Резкими
порывами.
За окном холод и вечерняя тьма,
Местами озаряемая
Фонарями.
Их попытки превратить
Ночь
В день
Смешны и наивны.
Луна лукаво наблюдает
За своими меньшими братьями,
Периодически выглядывая из-за
Чёрных,
Как грязь под моим трамваем,
Туч.
Я вижу хитрый прищур её глаз.
Мой взгляд
Похож на её,
Но он
Более сдержан.
Здесь, внизу,
За такой взгляд
Могут от...дить.
Мы с Луной переглянулись.
А трамвай рассекает по улице,
Устало проплывая
Мимо стоящих в пробке машин.
Его рабочий день
Скоро кончится.
А завтра ему снова в слякоть,
Как и мне.
© Дмитрий Московин, 2014–2023.
© 45-я параллель, 2023.