Димчо
Дебелянов

В темнице

И на воле сумеешь

осознать, что ты – раб.

Пламенеешь и тлеешь,

то всесилен, то слаб.

Тут сгораешь от зноя,

там познал холода.

И лишила покоя,

надломила вражда.

И от солнца едва ли

вновь прибудет гонец.

Понесёшь все печали

миллиона сердец.

Будто пленник в темнице.

Но повсюду с тобой –

если в силах решиться –

гнев безумно-святой.

Жертвоприношение

В огнях закатных пиршество угасло,

растаял вечер в тишине волны,

и над сердцами, где нужда не властна,

он крылья необъятные склонил.

И молча в сонные вошли чертоги,

где пир другой готовила нам ночь,

венцы свои оставив на пороге,

мы не сумели жажду превозмочь!

И тот, в чьей власти соблазнить Диану,

к нам приступил – и не услышав, как,

я пламенем и страстью обуянный,

вдруг очутился в огненных тисках.

С восторгом я внимал, когда впивались

уста в мои уста. Казалось мне,

я в криках потону, что разбивались

волне подобно – пламенной волне.

Исполненный блаженства, я был нежен

навстречу страсти, вспыхнувшей в глазах.

Но из последних сил я веки смежил

и ниц упал с улыбкой на устах.

Нектар сладчайший я вкусил в минуту,

когда вполне меня оставил сон.

А надо мною – бледный дым, как будто

над алтарём, что внове освящён.

Золотой пепел

Привёл тебя путём необычайным

в свой храм, куда для всех скрывал я вход –

разрушил первозданность прежней тайны,

всё о себе сказав наперечёт.

И предложил: срывай за плодом плод,

что для тебя созрели неслучайно –

и там, где ночь сплела дремучий свод,

и рано утром в радости бескрайней.

Дерзай, презри мерцание и дым –

на первый свой костёр взошли бы сами,

и тёмный страх тебя да не смутит,

ведь ни о чём с тобою не скорбим!

– Знай, пепел золотой навеки с нами,

хотя бы молодость в огне сгорит.

Лес

Там, на краю степи широкой, где щедро солнце льёт лучи,

И где ручей, охвачен зноем, успокоительно журчит,

Там, в недрах девственных покойно, сон безмятежен поутру,

И непреклонные колонны в притихшем высятся бору.

Там дремлют старые преданья, звенит тревожно тишина

Среди безмолвного потока, где за волной идёт волна.

Когда в степи многоголосой умолкнет хор людских страстей,

В приюте верном в час вечерний наступит отдых без затей.

И знает путник утомлённый, что в тихом шёпоте листов

Он прошлого услышит голос и различит печальный зов.

Но на заре, лишь смолкнет шелест, тоска растает, словно дым,

Он вновь подумает, что жизнью вполне обласкан и любим.

А днём, чей лик отобразила давно притихшая вода,

Поймёт, как мудро, что однажды мечты уснули навсегда.

Увы, но день навстречу смерти неукротимо устремлён,

В объятья тлена – ведь повсюду свои следы оставил он.

Но лес – дворец уединенья – забыть позволит и простить,

Последнюю изведать радость, скорбь напоследок приютить.

Там, на краю степи широкой, где щедро солнце льёт лучи,

И где ручей, охвачен зноем, успокоительно журчит,

Там, в недрах девственных покойно, сон безмятежен поутру,

И непреклонные колонны в притихшем высятся бору.

* * *

Мне грудь разъедает кровавая рана,

я жизни не рад на беду…

Но помню одно и твержу неустанно:

дороже тебя не найду…

Приди же скорее, приди с утешеньем –

судьба ведь не так уж и зла;

мне имя твоё – что дневное свеченье,

моё – что кромешная мгла…

Бездушная жизнь обманула жестоко,

мне светлые крылья сковав.

Поник головою, из ямы глубокой

бросал я проклятий слова.

А было же время, когда наслаждался,

мечтал о победной борьбе,

с безумною страстью борьбе отдавался,

в бою повинуясь трубе.

Но рано я принял тоски приношенье –

судьба ведь не так уж и зла;

приди же скорее, приди с утешеньем,

при свете рассеется мгла.

Зияет в груди моей алая рана,

я жизни не рад на беду…

Но помню одно и твержу неустанно:

дороже тебя не найду…

Отшельники

Сосна на той вершине – страж забытый,

разбита бурей и томима жаждой,

в тот час, как буря зарождалась скрыто,

я приглушённый слышал стон однажды.

И если к пыльным стогнам я, робея,

решусь вернуться и в толпе останусь,

воспоминания меня согреют,

боль утишат от всякой новой раны.

И в гордой муке муку я познаю

и различу, как со скалы гранитной

стон донесётся, вскоре замирая,

сосна на той вершине – страж забытый.

Пенчо Славейкову

Средь рабства тьмы, под чёрным сводом

рождён для царственной судьбы.

и каждый день свой год за годом

бросал на жертвенник борьбы.

Ты видел тот предел бесплодный,

где слабый луч исчез во мгле,

где всякий трепет благородный

вдруг замирал в кипящем зле.

И где слепых безумцев сонмы,

чья пища – подлая хула

лишь к одному презренью склонны,

бесчинные творят дела.

Но, жрец и воин по призванью,

то милосерден, то кровав,

пойдёшь на крест без колебаний,

свои святыни не предав.

Не зря терпел судьбы удары.

там, где царила темнота,

дымились чёрные пожары –

ликуют мощь и красота.

Но ты дождёшься дня прекрасней.

тот день велик и горделив,

как солнце, что во мраке гаснет,

сияньем сумрак озарив.

Печаль

Проснусь – и снова день со мной играет в прятки,

а сладостную ночь уж поглотил восток.

Что ждёт меня – мне день расскажет по порядку,

но знать хочу: ещё ли ждёт меня злой рок?

Чело нахмурив, ты придёшь на мой порог,

седые волосы распустишь в беспорядке,

бледна, тревожна – ты всегда приходишь в срок.

Уйду – за мною поплетёшься без оглядки.

В отчаянье, в беде – давно тебя познал.

В чертоги радости приоткрывал я дверцу,

но счастья пригубив, я горечи вкушал,

и в дальнем уголке измученного сердца

посевам доброго не суждено взойти.

Печаль, ты спутница на жизненном пути!

Распутье в будущее

Посреди непрестанной борьбы

на урочном распутье святом

никому не уйти от судьбы.

И сойдутся своим чередом

два влеченья. А голос трубы

их во мрак позовёт. Но потом

Вдруг объявит одно на словах:

«Возвестим же безбрежный простор,

возвестим же свободу в сердцах!»

Но другое ответит: «Затвор

дорог нам. И пусть холод и страх,

но дадим мы жестокий отпор».

И наступит торжественным днём

после долгой, тяжёлой борьбы

час победы и смерти. Кругом

Под тревожные звуки трубы

разыграется, вспыхнет огнём

бой, когда не уйти от судьбы.

На далёком распутье святом…

Светлая вера

Мир одряхлел, грядут иные дни,

вдруг раскуются и падут оковы.

И где лежат развалины одни,

там Истине алтарь воздвигнут новый.

Светило прочь прогонит темноту,

лучами небосвод обнимет сонный.

Под стяги, что целуют высоту,

бесчисленные встанут легионы.

В глазах лучи играют взапуски,

и больше не пугает встреча с тьмою,

что выйдет единенью вопреки,

отбросив тень зловещую. Пустое!..

Всё решено, назад уж не свернуть.

Вот виден берег в пурпуре и злате…

О, вера светлая в прекрасный путь!

Как сердцу радостно в твоих объятьях!

Светлой памяти

Вспоминаю тебя как любимую книгу –

день и ночь предо мною раскрыта она…

Средь лучей и цветов наслаждаюсь сполна,

безразличен я к мраку и к зимнему игу.

Там мечты пробуждает любая строка,

в свете солнца тону – золотом, необъятном,

ты ко мне прилетишь ветерком ароматным

и останешься рядом со мной на века.

Будем жить мы в стране, где покой не смущала

ни пустая молва, ни глухая печаль;

наши чувства прозрачны как горный хрусталь,

и в коронах из звёзд вечность нас обвенчала.

Средь лучей и цветов наслаждаюсь сполна,

не подвластна душа страха тёмного игу…

Вспоминаю тебя как любимую книгу,

день и ночь предо мною раскрыта она…

Спит город

Вот и спит наш город без забот.

И в ночи неверной верный сын,

я брожу – бездомен и один.

А за мною дождь идёт, идёт…

У стены у черной прозвучит

гулким эхом скорый, дробный шаг.

И печаль, что прошлое никак

не забудет, следом поспешит.

Только память вздрогнула, и вот

милый образ вспомнился, сродни

озарявшим отрочества дни.

А печаль растёт, растёт, растёт…

Принесла, придя однажды, жар

на прелестных, пламенных устах.

Но мечтой осталась Красота,

и отвергнул тленный этот дар.

Всё, что было… – незачем про то!

Тьма и лёд в скорбящей стороне,

но оттуда ясно слышен мне

скорбный крик: за что же? Ах, за что?..

Вот и спит наш город без забот.

И в ночи неверной верный сын,

я брожу – бездомен и один.

А за мною дождь идёт, идёт…

* * *

Твой образ тревожит

дрожащую память

как призрак печальный.

И вот уж пора –

влекусь за тобою,

и трепетно манят

в тумане вечернем

два чёрных пера.

За встречей последней

увижу забвенье.

Страдая повсюду,

я падал, вставал.

Ни ночь не покоит,

ни день, к сожаленью,

давно уже лаской

меня не встречал.

И вот упокоил

с тоской беспощадной

надежду и младость.

Но всё же, любя –

погибну, погибну

с утехой отрадной,

что в сумерках чёрных

я помню тебя.

Угасающие звуки

I

Толпятся годы за спиной, притихшие

как призраки с тоской в пустых очах –

бесцельные мечты, мечты погибшие

в томлении о солнечных лучах.

Лишь изредка – на миг – доступен сладостный

дух мая, с ним – жемчужная роса,

и снова слёзы, снова путь безрадостный,

рыдания и в тучах небеса.

II

Скорбь надо мной простёрла свои крылья –

влекусь тропой тоски, судьбу кляня,

и счастье никогда не станет былью,

и нечему утешить здесь меня.

А как мечталось, будто покорится

нам радости немая высота,

и воспарим с тобою словно птицы

над пропастью, где смрад и суета!..

III

Нахлынув властно, унеслась

последней радости волна

и между нами расползлась

неудержимо тишина.

Мой зов к тебе заглох давно

ему во тьме судьба пропасть

любви исчезнуть суждено

сгорает пламенная страсть

IV

В глаза твои смотрел, миг улучив,

о, дивная весна, о красота!

Я о любви твоей давно мечтал,

о том, что чувства будут горячи.

И радости объяла полнота –

я слышал лишь, как голос твой звучит:

– Приди, вот и зажглись твои лучи,

и счастья золотого день настал.

Утро

Покой и мир – за бурей вслед,

сменяет тьму безбрежный свет.

А над дорогой – без забот

лучи играют хоровод.

Лежит дорога широка,

и реет птица в облаках.

Сегодня, лишь взошла заря,

поверил солнцу я не зря,

от света щедрого хмельной

иду по ниве золотой

и слышу, радостно-смущён,

мне утро вторит в унисон

дыханьем сладостным цветов:

она придёт в конце концов…

* * *

Я чахну мучительно в логове скверном,

и солнце чуждаться привыкло меня.

Я с Жизнью в разлуке и знаю наверно,

что горше разлука мне день ото дня.

Неужто во мраке молитва простая

отныне заглохнет, неужто тоска

в груди расцветёт, и мечта золотая

во прах обратится ужель на века?