Бурцову
В дымном поле, на биваке
У пылающих огней,
В благодетельном араке
Зрю спасителя людей.
Собирайся вкруговую,
Православный весь причёт!
Подавай лохань златую,
Где веселие живёт!
Наливай обширны чаши
В шуме радостных речей,
Как пивали предки наши
Среди копий и мечей.
Бурцов, ты – гусар гусаров!
Ты на ухарском коне
Жесточайший из угаров
И наездник на войне!
Стукнем чашу с чашей дружно!
Нынче пить ещё досужно;
Завтра трубы затрубят,
Завтра громы загремят.
Выпьем же и поклянёмся,
Что проклятью предаёмся,
Если мы когда-нибудь
Шаг уступим, побледнеем,
Пожалеем нашу грудь
И в несчастье оробеем;
Если мы когда дадим
Левый бок на фланкировке,
Или лошадь осадим,
Или миленькой плутовке
Даром сердце подарим!
Пусть не сабельным ударом
Пресечётся жизнь моя!
Пусть я буду генералом,
Каких много видел я!
Пусть среди кровавых боев
Буду бледен, боязлив,
А в собрании героев
Остр, отважен, говорлив!
Пусть мой ус, краса природы,
Чёрно-бурый, в завитках,
Иссечётся в юны годы
И исчезнет, яко прах!
Пусть фортуна для досады,
К умножению всех бед,
Даст мне чин за вахтпарады
И Георгья за совет!
Пусть... Но чу! гулять не время!
К коням, брат, и ногу в стремя,
Саблю вон – и в сечу! Вот
Пир иной нам бог даёт,
Пир задорней, удалее,
И шумней, и веселее...
Ну-тка, кивер набекрень,
И – ура! Счастливый день!
1804
Бурцову: призывание на пунш
Бурцов, ёра, забияка,
Собутыльник дорогой!
Ради бога и... арака
Посети домишко мой!
В нём нет нищих у порогу,
В нём нет зеркал, ваз, картин,
И хозяин, слава богу,
Не великий господин.
Он – гусар, и не пускает
Мишурою пыль в глаза;
У него, брат, заменяет
Все диваны куль овса.
Нет курильниц, может статься,
Зато трубка с табаком;
Нет картин, да заменятся
Ташкой с царским вензелём!
Вместо зеркала сияет
Ясной сабли полоса:
Он по ней лишь поправляет
Два любезные уса.
А на место ваз прекрасных,
Беломраморных, больших
На столе стоят ужасных
Пять стаканов пуншевых!
Они полны, уверяю,
В них сокрыт небесный жар.
Приезжай – я ожидаю, –
Докажи, что ты гусар.
1804
* * *
Гераков! прочитал твоё я сочиненье,
Оно утешило моё уединенье;
Я несколько часов им душу восхищал:
Приятно видеть в нём, что сердцу благородно,
Что пылкий дух любви к отечеству внушал, –
Ты чтишь отечество и русскому то сродно:
Он ею славу, честь, бессмертие достал.
1814
Графу П. А. Строганову за чекмень
Блаженной памяти мой предок Чингисхан*,
Грабитель, озорник с аршинными усами,
На ухарском коне, как вихрь перед громами,
В блестящем панцире влетал во вражий стан
И мощно рассекал татарскою рукою
Всё, что противилось могущему герою.
Почтенный пращур мой, такой же грубиян,
Как дедушка его, нахальный Чингисхан,
В чекмене лёгоньком, среди мечей разящих,
Ордами управлял в полях, войной гремящих.
Я тем же пламенем, как Чингисхан, горю;
Как пращур мой Батый, готов на бранну прю,
Но мне ль, любезный граф, в французском одеянье
Явиться в авангард, как франту на гулянье,
Завязывать жабо, причёску поправлять
И усачам себя Линдором показать!
Потомка бедного ты пожалей Батыя
И за чекмень прими его стихи дурные!
–––
*Давыдовы считали, что их род начался от выходца из Золотой Орды.
1810
Гусарский пир
Ради бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закручёнными усами!
Чтобы хором здесь гремел
Эскадрон гусар летучих,
Чтоб до неба возлетел
Я на их руках могучих;
Чтобы стены от ура
И тряслись и трепетали!..
Лучше б в поле закричали...
Но другие горло драли:
«И до нас придёт пора!»
Бурцов, брат, что за раздолье!
Пунш жестокий!.. Хор гремит!
Бурцов! пью твоё здоровье:
Будь, гусар, век пьян и сыт!
Понтируй, как понтируешь,
Фланкируй, как фланкируешь,
В мирных днях не унывай
И в боях качай-валяй!
Жизнь летит: не осрамися,
Не проспи её полет.
Пей, люби да веселися! –
Вот мой дружеский совет.
1804
В альбом
На вьюке, в тороках, цевницу я таскаю;
Она и под локтём, она под головой;
Меж конских ног позабываю,
В пыли, на влаге дождевой...
Так мне ли ударять в разлаженные струны
И петь любовь, луну, кусты душистых роз?
Пусть загремят войны перуны,
Я в этой песне виртуоз!
1811
Песня
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской,
С вами век мне золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!
За тебя на чёрта рад,
Наша матушка Россия!
Пусть французишки гнилые
К нам пожалуют назад!
За тебя на чёрта рад,
Наша матушка Россия!
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами,
Днём – рубиться молодцами,
Вечерком – горелку пить!
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами!
О, как страшно смерть встречать
На постели господином,
Ждать конца под балдахином
И всечасно умирать!
О, как страшно смерть встречать
На постели господином!
То ли дело средь мечей:
Там о славе лишь мечтаешь,
Смерти в когти попадаешь,
И не думая о ней!
То ли дело средь мечей:
Там о славе лишь мечтаешь!
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской,
С вами век мне золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!
1815
Бородинское поле
Элегия
Умолкшие холмы, дол некогда кровавый!
Отдайте мне ваш день, день вековечной славы,
И шум оружия, и сечи, и борьбу!
Мой меч из рук моих упал. Мою судьбу
Попрали сильные. Счастливцы горделивы
Невольным пахарем влекут меня на нивы...
О, ринь меня на бой, ты, опытный в боях,
Ты, голосом своим рождающий в полках
Погибели врагов предчувственные клики,
Вождь гомерический, Багратион великий!
Простри мне длань свою, Раевский, мой герой!
Ермолов! я лечу – веди меня, я твой:
О, обречённый быть побед любимым сыном,
Покрой меня, покрой твоих перунов дымом!
Но где вы?.. Слушаю... Нет отзыва! С полей
Умчался брани дым, не слышен стук мечей,
И я, питомец ваш, склонясь главой у плуга,
Завидую костям соратника иль друга.
1829
Партизан
Отрывок
Умолкнул бой. Ночная тень
Москвы окрестность покрывает;
Вдали Кутузова курень
Один, как звёздочка, сверкает.
Громада войск во тьме кипит,
И над пылающей Москвою
Багрово зарево лежит
Необозримой полосою.
И мчится тайною тропой
Воспрянувший с долины битвы
Наездников весёлый рой
На отдалённые ловитвы.
Как стая алчущих волков,
Они долинами витают:
То внемлют шороху, то вновь
Безмолвно рыскать продолжают.
Начальник, в бурке на плечах,
В косматой шапке кабардинской,
Горит в передовых рядах
Особой яростью воинской.
Сын белокаменной Москвы,
Но рано брошенный в тревоги,
Он жаждет сечи и молвы,
А там что будет – вольны боги!
Давно незнаем им покой,
Привет родни, взор девы нежный;
Его любовь – кровавый бой,
Родня – донцы, друг – конь надежный.
Он чрез стремнины, чрез холмы
Отважно всадника проносит,
То чутко шевелит ушьми,
То фыркает, то удил просит.
Ещё их скок приметен был
На высях за преградной Нарой,
Златимых отблеском пожара,
Но скоро буйный рой за высь перекатил,
И скоро след его простыл...
1826
В. А. Жуковскому
Жуковский, милый друг! Долг красен платежом:
Я прочитал стихи, тобой мне посвящённы;
Теперь прочти мои, биваком окурённы
И спрысканны вином!
Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою,
До стоп ли было мне?..
Но и в грозах войны, ещё на поле бранном,
Когда погас российский стан,
Тебя приветствовал с огромнейшим стаканом
Кочующий в степях нахальный партизан!
1814
Вечер в июне
Томительный, палящий день
Сгорел; полупрозрачна тень
Немого сумрака приосеняла дали.
Зарницы бегали за синею горой
И, окроплённые росой,
Луга и лес благоухали.
Луна во всей красе плыла на высоту,
Таинственным лучом мечтания питая,
И, преклонясь к лавровому кусту,
Дышала роза молодая.
1826
* * *
Если б боги милосердия
Были боги справедливости,
Если б ты лишилась прелестей,
Нарушая обещания, –
Я бы, может быть, осмелился
Быть невольником преступницы.
Но, Аглая, как идёт к тебе
Быть лукавой и обманчивой!
Ты изменишь — и прекраснее!
И уста твои румяные
Ещё более румянятся
Новой клятвой, новой выдумкой,
Голос, взор твой привлекательней!
И, богами вдохновенная,
Ты улыбкою небесною
Разрушаешь все намеренья
Разлюбить неразлюбимую!
Сколько пленников скитается,
Сколько презренных терзается
Вкруг обители красавицы!
Мать страшится называть тебя
Сыну, юностью кипящему,
И супруга содрогается,
Если взор супруга верного
Хотя раз, хоть на мгновение
Обратится на волшебницу!..
1808
* * *
В тебе, в тебе одной природа, не искусство,
Ум обольстительный с душевной простотой,
Весёлость резвая с мечтательной душой,
И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство!
1829
* * *
Вы хороши! – Каштановой волной
Ваш локон падает на свежие ланиты;
Как мил ваш взор полузакрытый,
Как мил ваш стан полунагой!
Не вы ль оригинал живой
Очаровательной хариты,
Кановы созданной рукой?
Вы хороши! – Но мой покой
Неколебим. Осанка величава,
Жеманная тоска искусственной любви
Не страшны мне: моя отрава –
Взор вдохновительный и слово от души.
Я их ищу давно, давно не обретая.
Вам не сродни крылатый бог:
Жизнь ваша – стрелка часовая,
Арифметический итог.
Но та, которую люблю, не называя...
Ах! та вся – чувство, вся – восторг,
Как Пиндара* строфа живая!
–––
*Пиндар (VI—V вв. до н. э.) — греческий лирик.
1829
На голос русской песни
Я люблю тебя, без ума люблю!
О тебе одной думы думаю,
При тебе одной сердце чувствую,
Моя милая, моя душечка.
Ты взгляни, молю, на тоску мою
И улыбкою, взглядом ласковым
Успокой меня беспокойного,
Осчастливь меня несчастливого.
Если жребий мой умереть тоской –
Я умру, любовь проклинаючи,
Но и в смертный час воздыхаючи
О тебе, мой друг, моя душечка!
–––
Посвящено Евгении Дмитриевне Золотарёвой.
1834
Романс
Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолётных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
Не повторяй мне имя той,
Которой память – мука жизни,
Как на чужбине песнь отчизны
Изгнаннику земли родной.
Не воскрешай, не воскрешай
Меня забывшие напасти,
Дай отдохнуть тревогам страсти
И ран живых не раздражай.
Иль нет! Сорви покров долой!..
Мне легче горя своеволье,
Чем ложное холоднокровье,
Чем мой обманчивый покой.
–––
Посвящено Евгении Дмитриевне Золотарёвой.
1834
* * *
Унеслись невозвратимые
Дни тревог и милых бурь,
И мечты мои любимые,
И небес моих лазурь.
Не глядит она, печальная,
На пролёт надежд моих,
Не дрожит слеза прощальная
На ресницах молодых!
–––
Посвящено Евгении Дмитриевне Золотарёвой.
1834 – 1835
Выздоровление
Прошла борьба моих страстей,
Болезнь души моей мятежной,
И призрак пламенных ночей
Неотразимый, неизбежный,
И милые тревоги милых дней,
И языка несвязный лепет,
И сердца судорожный трепет,
И смерть и жизнь при встрече с ней...
Исчезло всё! – Покой желанный
У изголовия сидит...
Но каплет кровь ещё из раны,
И грудь усталая и ноет и болит!
–––
Посвящено Евгении Дмитриевне Золотарёвой.
1836
К портрету N. N.
Говорит хоть очень тупо,
Но в нём это мудрено,
Что он умничает глупо,
А дурачится умно.
1811
Ответ женатым генералам, служащим не на войнах
Да, мы несём едино бремя,
Мы стада одного – но жребий мне иной:
Вас всех назначили на племя,
Меня – пустили на убой.
1827
* * *
Как будто Диоген с зажжённым фонарём,
Я по свету бродил, искавши человека,
И сильно утвердясь в намереньи моём,
В столицах потерял я лучшую часть века.
Судей, подьячих я, сенаторов нашёл,
Вельмож, министров, прокуроров,
Нашёл людей я разных сборов –
Фонарь мой всё горел.
Но, встретившись с тобой, я вздрогнул, удивился
Фонарь упал из рук, но ах!.. не погасился.
1810-е годы
Надпись к портрету Багратиона
Где Клии взять перо писать его дела? –
У Славы из крыла.
1810-е годы
* * *
«О ты, убивший жизнь в учёном кабинете,
Скажи мне: сколько чуд считается на свете?»
– «Семь». – «Нет: осьмое – ты, педант мой дорогой;
Девятое – твой нос, нос сизо-красноватый,
Что, так спесиво приподнятый,
Стоит, украшенный табачною ноздрёй!»
1836
Логика пьяного
Под вечерок Хрунов из кабачка Совы,
Бог ведает куда, по стенке пробирался;
Шёл, шёл и рухнулся. Народ расхохотался.
Чему бы, кажется? Но люди таковы!
Однако ж кто-то из толпы –
Почтенный человек! – помог ему подняться
И говорит: «Дружок, чтоб впредь не спотыкаться,
Тебе не надо пить...» –
«Эх, братец! Всё не то: не надо мне ходить!»
1817
К Е. Ф. С-ну, убеждавшему меня...
Рушитель лености моей!
Оставь дремать меня в покое
Среди моих беспечных дней;
Позволь мне время золотое
Заботами не возмущать!
Я славы не хочу искать;
Хочу покоиться всечасно,
Лежа в постели размышлять
И век лениться сладострастно!
1813
Песня старого гусара
Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?
Деды! Помню вас и я,
Испивающих ковшами
И сидящих вкруг огня
С красно-сизыми носами!
На затылке кивера,
Доломаны до колена,
Сабли, шашки у бедра,
И диваном – кипа сена.
Трубки чёрные в зубах;
Все безмолвны – дым гуляет
На закрученных висках
И усы перебегает.
Ни полслова... Дым столбом…
Ни полслова... Все мертвецки
Пьют и, преклонясь челом,
Засыпают молодецки.
Но едва проглянет день,
Каждый по полю порхает;
Кивер зверски набекрень,
Ментик с вихрями играет.
Конь кипит под седоком,
Сабля свищет, враг валится...
Бой умолк, и вечерком
Снова ковшик шевелится.
А теперь что вижу? – Страх!
И гусары в модном свете,
В вицмундирах, в башмаках,
Вальсируют на паркете!
Говорят умней они...
Но что слышим от любова?
Жомини, да Жомини!
А об водке – ни полслова!
Где друзья минувших лет?
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?
1817
© Денис Давыдов, 1804–1839.
© 45-я параллель, 2014.