Даниил Чкония

Даниил Чкония

Четвёртое измерение № 7 (355) от 1 марта 2016 года

День выходит на охоту

торгаш

 

он вечно приговаривает: брат мой

а облапошить всё же норовит

грозится мол на родину обратно

уедет а пока душа горит

 

он узелок затянутый втугую

и тычется в слепые тупики

и сочинить судьбу себе другую

ему как видно вовсе не с руки

 

и смех его такой ненастоящий

и плач не составляющий труда

он и живёт как будто ворон спящий

и смотрит он куда-то в никуда

 

шестидесятые

 

примятый простыни экран

киносеанс в посёлке летнем

киномеханик в доску пьян

и девок деревенских сплетни

 

электробудка во дворе

гудит навеивая скуку

а на экране в октябре

картавый простирает руку

 

кто помнит этого куска

прожитой жизни тьму и небыль

где ночь созвездьями близка

вдруг опрокидывает небо

 

где ты в прибой ночной входил

где каждый куст пропитан кражей

где одноногий бригадир

спит на забытом Богом пляже

 

когда проснётся эта пьянь

скомандует чего не надо

бычок отхлынет и тарань

отматерится вся бригада

 

смолить баркас и сеть чинить

а что ещё им всем осталось

какую смуту учинить

какой тоскою сдобрить старость

 

* * *

 

не догнать вечерней мысли снова утро намудрит

флаги под дождём провисли попусту фонарь горит

 

и выходит на охоту словно зверь ненастный день

делать грязную работу тень навесить на плетень

 

а не дам ему разгула воровато-злому дню

вот его уже продуло я его похороню

 

и достану без обмана день который зазвенит –

словно ножик из кармана – тем и станет знаменит

 

что ещё недавно хмурый и ползучий словно гад

он летит что конь каурый наудачу наугад

 

* * *

 

завод зовёт труба трубит

и ты как идиот

к текучке дней своих прибит

закат или восход

 

уже немало истекло

истраченных годов

и сквозь оконное стекло

не видно их следов

 

так выйди олух на мороз

вдохни его и ты

пока не вмёрз не встыл не врос

в бетонку мерзлоты

 

* * *

 

дом на окраине лесного

массива тих и одинок

бывало едем мимо – снова

глядим на тусклый огонёк

 

наверно в нём не спится фее

но уж не Бабушке Яге

наверно лампа бронзовеет

и кошка ластится к ноге

 

быть может там чадит лампадка

или скрипит веретено

и пахнет хлебом кисло-сладко

а на столе стоит вино

 

и печь гудит теплом и дымом

делясь и ходики стучат

и мы всё едем мимо мимо

а новый день уже зачат

 

пусть на догадки мы охочи

но не ходить нам в этот лес

где пересчитывая ночи

дом на опушку леса влез

 

а вот зашли бы – не погибли

не стали б страха выдавать

чтоб словно в сказке трибли-рибли

красавицу расколдовать

 

бакенщик

 

он духарик все 7 узлов

он несётся и плещет влага

всем на зависть и всем назло

на трепещущий кончик флага

ох и любит он по утрам

сам с собой затевая скачку

всем устраивать тарарам

гнать на дальнюю водокачку

 

мы и злимся но нам-то нам

что за дело до гонок этих

пусть летит себе по волнам

в этом раннем багровом свете

он уймётся только тогда

как не станет глядеться в оба

вот и нате пришла беда

и стоим у простого гроба

 

ветер плакал над ним и выл

укорял мол неосторожный

он-то бакенщик классный был

и мужик что кремень надёжный

и спустя три десятка лет

набредя на его могилу

вспомнил я катерок «Привет»

нагловатый полёт и силу

выброс утреннего рывка

после душной и горькой ночи

до похмельной кружки пивка

до тоски одинокой волчьей

 

встретил местных и молодых

развели в неведенье руки

был ты не был Иван Седых

долетают мотора звуки

всё мне кажется: вдаль гоня

лихо он подлетает  к пойме

вот не станет когда меня

кто Ивана на свете вспомнит

 

* * *

 

парад пробуждает чувство державы

я эту жвачку не разжую

мы эти стяги уже держали

есть ощущение дежавю

 

нале-направо равненье братцы

напра-налево за шагом шаг

ну сколько можно в игру играться

трепещет враг только где он враг

 

а ты не думай ты топай топай

гляди восторженно на него ж

и площадь штопай шагами штопай

а он и вправду думает вождь

 

куда ж ведёт он пойму ль скажу ли

а сам он ведает ли куда

и грудь выпячивает заштатный жулик

и догорает над ним звезда

 

* * *

 

снова в ящике жуткие страсти

оказалось эпоха не минула

прихлебателей подленькой власти

лжи несметной лавина не схлынула

 

так им страшно что зол он и зорок

бдит хозяин за их же стараньями

он любитель спортивных креолок

заправляющий стаями враньими

 

на чужую влезает он пахоту

чтоб округа вовсю трепетала

говорят ему кровью пропах ты

собиратель драгого металла

 

не спастись никакою молитвой

ни в своём ни в чужом огороде

сумасшедший с опасною бритвой

переулками нашими бродит

 

* * *

 

не во всём мы с тобою согласны

но поскольку грядёт термидор

завлекают иные соблазны

развлекает синьор помидор

 

так чему нас так долго учили

что вселенский куражится Хам?

пусть его много раз уличили

и долбили по всем потрохам

 

мир казался ему интересен

он удачно сколочен и сбит

и наполнен звучанием песен

и не ведает мелких обид

 

но ступая то ровно то боком

озверев от жестокой тоски

он в сомненье своём одиноком

души рвёт на живые куски

 

и привержен бездарным повторам

дурью мается пуст и убог

и грозится своим термидором

термоядерный наш полубог

 

* * *

 

солнышка весёлая свекла

обещает нам наутро ветер

капля осторожная стекла

след её прозрачен чист и светел

 

голову над книгою склоню

оторваться б от текущей ленты

новостей

не тратить жизнь мою

на тупой толпы аплодисменты

 

ну не мне же… мне – так я не прочь

слаб на лесть и на хулу обидчив

о других аплодисментах речь

я бы их из нашей жизни вычел

 

всё перетекает как вода

и толпа заходится до ора

время растеклось одна беда

не увижу я конца позора

 

* * *

 

заела тля совсем заела тля

или заела божия коровка

уже дыханье спёрло что петля

уже слова к словам идут неловко

 

уже захвачен ими летний пляж

и на воде колышутся их трупы

и тётка дочку кличет «ну-ка, ляжь»

а где тут лечь оглядки наши тупы

 

к чему скажите этот мемуар

что было летом позабытым давним

забитый тлёй приморский тротуар

которую отплёвываясь давим

 

но это город а когда страна

забита тлёю свор и разных шаек

так хочется послать их сразу на

но что посылом этим разрешаем?

 

на всё плевать всё перемелем, но

банкротство душ мы видим  в каждом знаке

как тот банкрот в излюбленном кино

отчаянно танцующий сиртаки

 

* * *

 

мы рисуем различные схемы

наши споры – шумящий вокзал

инвалиды советской системы

как однажды Малецкий сказал

 

мы шумим и друг друга не слышим

понимая друг друга слегка

что мы выкричим что мы надышим

что не выдохнули мы пока

 

мы рискнём через площадь по лени

не спускаясь в пролёт под землёй

а большой и бессмысленный ленин

нависает бессмысленной тлёй

 

эта тля эта груда гранита

этот ржавого цвета урод

нашей кровью и потом пропитан

и дышать никому не даёт

 

неужели холмы и долины

или озера чистый стакан

это только кровавые глины

на которых стоит истукан

 

но пока он стоит и не дышит

дураков и подонков божок

нас Вселенная наша не слышит

слишком слаб наш призывный рожок

 

* * *

 

и когда и куда бы ни ехал

всё казалось дорога одна

и вовсю куролесило эхо

если полночь была холодна

 

только пригород видом барачным

и мерцаньем пригашенных сот

оставался печально невзрачным

как обломок модерных высот

 

и дрожали от стужи белёсы

истончённые тяжестью дней

исхудалые бабы-берёзы

среди редких в тумане огней

 

и казался уныло похожим

свет ползущий по жёлтой траве

тем случайно мелькавшим прохожим

согревавшим ладонь в рукаве

 

* * *

 

отгремят эти вспышки и залпы

задирающим головы вверх

я наверно устало сказал бы

как пронзителен был фейерверк

эти ленты огня и обрезки

и шипенье над самой толпой

и ожившие древние фрески

отлетевшие на водопой

у реки отражающей немо

ночь и всполохи ярких огней

и кипящее звёздное небо

выше выше вольней и вольней

рёв самцов и стенания самок

вновь разбитый небесный хрусталь

и летящий за залпами замок

сквозь бойницы смотрящийся вдаль

языкатых ожогов разводы

и осколки летучего льда

ощущенье парящей свободы

проскользнувшая к Рейну звезда