Борис Утижев

Борис Утижев

Золотое сечение № 20 (188) от 11 июля 2011 года

Власть сонетам

  

* * *
 
Что жизнь? Ожесточенный поединок
Меж конными и пешими – от века.
Среди людей все больше нелюдимых-
Есть сердце волка в сердце человека.
 
Мы, этот жесткий стул заняв на время,
Бессмертными себя воображаем.
Стремится человеческое племя
Весь мир своим представить караваем.
 
Но в нужный час свое возьмет владелец –
Все отберет! Смиритесь с правдой горькой:
В лохмотья ли, в парчу ли вы оделись –
Земли цветущей станете подкормкой.
 
Жизнь – это фарс, не много и не мало,
За исключеньем собственно финала.
 
* * *
 
Мир – это клетка. В ней томятся души.
Вопросы возникают ежечасно:
Что там, вне клетки? Что нас ждет снаружи?
Но жизнь, равно как смерть, нам неподвластна.
 
Есть слух, что мы стремимся к совершенству,
Но если оглянемся, то увидим,
Что не близки по-прежнему к блаженству –
Близки, как прежде к бедам и обидам.
 
Хитрец играет честным и наивным,
Глупец за деньги делается мудрым,
Подлец прославлен духом неизбывным,
Творец застыл, согбен под взглядом мутным…
 
Над правдой насмехаются все разом,
А ложь сжирает души метастазом.
 
* * *
 
 Весь мир наш – как пузырь, что полон гнева,
И лопнет он, наш мир-самоубийца.
Мечты людей обратно мечет небо –
Не суждено и в будущем им сбыться.
 
Навряд ли мир спасется красотою –
Все это было лишь самообманом.
Был Дарвин прав бы полной правотою,
Сказав, что мы стремимся к обезьянам.
 
И вот что правда: править этим миром
Был прежде человек назначен Богом,
Но отдан он совсем другим кумирам –
Одни    вампиры бродят по дорогам.
 
Мир, разрушаясь бесконечной ложью,
Опять на милость уповает Божью…
 
* * *
 
Количественно-качественных связей
Теория вполне опровержима.
Года – морщины… Здесь не до фантазий:
Любого из живущих ждет кончина.
 
К чему идет – об этом знает каждый,
Лишь идиот не ведает да гений.
Притягивает жизнь безмерной жаждой,
Но… надписи на лбу без изменений.
 
Сладчайший мир покинув, обернемся,
Чтоб взглядом вопрошающим окинуть
Все то, куда мы больше не вернемся.
Ответа нет… Душе – во мраке сгинуть.
 
Нас создал Бог, сомнений в этом нету.
Неясно лишь одно – зачем мы свету?
 
* * *
 
В трехактной драме «Жизнь» мы – персонажи.
Встречаемся на сцене, расстаемся.
И, если упираться будем даже,
Из-за кулис вовеки не вернемся.
 
Зовется «Детством» первое из действий,
Пронизано оно ярчайшим светом.
Пусть скоро распростимся с миром детским,
Акт «Молодость» не даст жалеть об этом.
 
Когда бы только из двух актов драма
Игралась, то прекрасной бы осталась,
Но автор – Бог – ведет себя упрямо:
Свой пародийный акт назвал он «Старость».
 
Но мудр Создатель даже и в итоге:
Чтоб сердце не рвалось, ослабит ноги.
 
* * *
 
Твердят, что мир наш в миге от обвала,
Что скоро рухнет наша колесница,
Что с тем, чего на свете не бывало,
Все, что так ценим, воссоединится.
 
Неужто же действительно приспела
Пора крушенья? Усомнюсь едва ли:
Все стали равнодушны, и нет дела
Нам до всего, что ценностями звали.
 
Смешны нам те, кто славит человека,
Жестокость всё прельстительней да злоба,
И не было мудрее тех от века,
Кто утверждал, что совесть хуже зоба.
 
В кривые зеркала глядим давно мы
И видим: великанов выше – гномы…
 
* * *
 
Не помню, хоть убей, дня нашей встречи.
Вчера ли был? До нашего рожденья?
Возникнув ниоткуда, наши речи
Сердец коснулись хладом вдохновенья.
 
А было ли все это? Может, мнится?
Ответа нет. Не может быть ответа.
В груди моей смятенной бьется птица –
И я благодарю тебя за это.
 
Есть слух, что душам, созданным родными,
По сотням тел блуждать необходимо.
Быть может, повстречались все же ныне?
О, книга жизни! Ты непостижима…
 
В прекрасный сон с тобой мы погрузились,
Да вот вопрос: кому же мы приснились?
 
* * *
 
Рождаемся едино – дышим розно.
У каждого – по собственной вселенной.
Сердцам, укоренясь, меняться поздно –
Им перемена кажется изменой.
 
Возможно, два ума бывают схожи,
Но меж сердцами – в рытвинах дорога:
Ведь сам владелец сердца часто тоже
Поведает о нем себе немного.
 
Телами сплетены, но даже это
Не помогает выплеснуться слезно.
Любовь, что так возвышенно воспета,
И ту переживают души розно.
 
А будь сердца открытыми, как разум,
Кто знает, может, жизнь исчезла б разом?
 
* * *
 
Когда мы опускаем друга в землю,
Стареем сами – круто и бесспорно.
Кладбищенской обители я внемлю:
«Всех вас моя земля возьмет проворно!»
 
Увы, от воли Господа укрыться
Для смертного – несбыточное дело.
Мы вышли из земли, и превратиться
В нее опять должно любое тело.
 
Но воля Божья требует, однако,
К бессмертию пожизненно стремиться –
Недаром из безжалостного мрака
Надежды луч в глаза мои струится.
 
Бессмертья нет. Останется одно лишь –
Все то, чем ты любить себя неволишь.
 
* * *
 
Путь времени, не знающий начала,
Не знает, что такое остановка…
Речей подобных столько прозвучало,
Что повторять их вроде бы неловко.
 
Когда б желаньям не было предела,
То в бесконечность шла б моя дорога –
Дознаться бы душа моя сумела,
Куда мы все идем по воле Бога.
 
Но мысли человека лишь до сферы
Определенной могут простираться,
Где гаснут, обращаются в химеры…
Сквозь них увидеть что-то? Зря стараться!
 
Зовется жизнью серая химера,
А истину от глаз скрывает сфера…
 
* * *
 
Прости мне, Боже, кажется, что в мире
Тот, кто Тебя превыше, появился.
Кто чужд Тебя, бренчит Ему на лире,
И Твой слуга Ему же поклонился.
 
Он недругами может сделать братьев –
Ожесточатся, к драке изготовясь.
Его пророки, стыд вконец утратив,
Покрыли грязью собственную совесть.
 
Настолько мир уже им зачарован,
Что ясно: миновать нельзя напасти.
В людских сердцах и душах коронован,
Он все опутал сетью душной власти.
 
И раб и царь пред Ним дрожит и гнется…
Всевышний ныне Долларом зовется!
 
* * *
 
Богоподобна женщина от века,
Сотворена поскольку со святою
Способностью к творенью человека –
И скромность сочетает с красотою.
 
От красоты ее мы все б ослепли,
Когда бы дымкой скромность не служила.
От скромности сердца бы стыли в пепле,
Когда бы красота лишилась пыла.
 
Да, Даханаго, этих два начала
Определяют облик, что так светел…
Живое воплощенье идеала,
Как жаль, что на земле тебя не встретил!
 
Увы, таких немало среди женщин,
Чей дар незнаньем цели преуменьшен…
 

* * *

 
Бессонница осенняя – что яма,
А ночь вполне сравнима с целой сотней.
Тягучи думы, движутся не прямо,
Драконов одряхлевших неохотней.
 
Тот, кто живет несбыточной мечтою,
Способен улыбаться беспричинно,
Но кто столкнулся с правдою пустою,
Тот чует, как ликует мертвечина.
 
Тьма страшная в окне моем не тает,
Уставясь на меня сове подобно.
Тот, кто остаток дней моих считает,
Не хочет говорить о нем подробно.
 
Все – тишина. Вопросам нет ответа.
Сплошная ночь – ей ввек не знать рассвета…
 
* * *
 
Студеный ветер веет снежной пылью –
И души запорошены, и мысли.
Пропитаны какой-то мёрзлой гнилью,
Вороньи крики в воздухе повисли.
 
Когтят мечту безжалостные будни.
Мечта – очаг обманчивый, тревожный.
К красивой лжи стремятся души-трутни,
И пчелы лжи им мед приносят ложный…
 
Привыкли лилипуты жить в обмане –
И подлинность скрывают от владельца.
Грядущее чуть видится в тумане,
И никуда от страсти нам не деться…
 
Жизнь протекает в ожиданье Бога.
Богоподобны? Скользкая дорога!
 
* * *
 
Над кладбищем туманом виснет горе,
Окаменев, застыли здесь рыданья,
В надгробья обратясь. В беззвучном хоре
Ушедших душ сквозит мотив страданья.
 
От тяжких дум я сгорбился невольно…
С надгробья, что от снега лишь чернее,
Глаза твои взглянули… О, как больно
Мне стало! В жизни не было больнее!
 
Я вспомнил наши страстные свиданья,
То время, что исчезло без возврата, –
Ведь жар любви смертельного дыханья
Преодолеть не в силах был когда-то…
 
Как змеи, тропы жизни нашей вьются,
Но все в одну на кладбище сольются.
 
* * *
 
Я в облаке твой облик вдруг открою,
Но облако меняет очертанья.
Из скал твои черты сквозят порою,
Но тут же исчезают, в дымке тая.
 
Нельзя скорбеть так долго по ушедшим!
Жизнь тех предпочитает, кто умеет
Перешагнуть – но что мне делать с сердцем?
Тебя перешагнуть оно не смеет!
 
Все бродят, бродят мысли по ущельям,
Пока тебя не встретят в сновиденье.
Что сны? Тот мир, который мы лелеем,
Хоть нет его на свете по идее.
 
Кто думает: с годами вянет чувство,
В душе того и мертвенно, и пусто.
 
* * *
 
Луна по небу сумрачному бродит,
Все тайники земные раскрывая.
В сердцах, что и не грезилось, восходит,
Печать запрета с помыслов срывая.
 
Любовь сравнима с солнечною песней,
Она – двух душ святое лепетанье,
Нет в мире обиталища чудесней,
И чем ясней, тем ближе она к тайне.
 
Она томит невнятными словами,
В ней мысли непонятные чаруют;
Общаются в ней молча, словно в храме,
И ласками друг друга в ней врачуют…
 
Как счастлив тот, кого врата ждут эти!
Кого ж не ждут… живет ли он на свете?
 
* * *
 
В воображенье вечер пеленою
Чарующей появится – и сгинет.
Восторг нахлынет пенною волною –
И, растревожив сердце, вновь отхлынет.
 
Мелодия белейшая, названья
Которой я не знаю, душу лечит.
Вдруг воздух преисполнится дыханья
Божественного – мир в нем нимфой плещет…
 
Бесчисленными струнами сверкая,
Прекраснейший хорал на землю льется.
Где красота рождается такая?
Все думаю: откуда что берется?..
 
Знаком ли был душою с нею прежде?
А может быть, причина здесь в надежде?
 
* * *
 
Безжалостен прекрасный этот вечер!
Играет ветер прядями седыми…
Те, чей неодолим покой и вечен,
Пред взором нашим кружатся доныне.
 
Приходит старость, все в тебе меняя:
Степенен ты, но к прошлому жжет зависть.
Возлюблены одни воспоминанья,
Другие же – навеки б распрощались…
 
Мой друг! Жизнь – храм, что куполом не венчан.
Увы, не насладятся души наши,
Как следует, красой любимых женщин, –
Давай в их честь свои поднимем чаши…
 
И в древности глубокой знали это:
«Закрыв глаза, навек лишишься света».
 
* * *
 
В том мире лицезреть нельзя друг друга –
Вот истина, что так близка к избитым,
Но вслед годам, несущимся, как вьюга,
Бежим с глазами, застланными бытом.
 
В сердцах дары для ближних все мы копим
И ждем поры, чтоб ими обменяться,
Но жизнь есть бег по сплошь изрытым тропам,
И счастье не прикрыто от ненастья.
 
Когда же наступает срок кончины,
Осознаём величину ошибки.
Уходим мы от ближних, в том повинны,
Что недодали им тепла улыбки…
 
От Бога все мы, но костер шайтана
Ведет нас, удаляясь непрестанно!
 
* * *
 
Ночь звездная полным-полна жемчужин,
Она переливается, сверкает.
Дворец «Любовь» сердцами весь запружен,
И каждое другому потакает.
 
К любви кто из живущих не стремится?
Кто предпочтет остаться одиноким?
Меж небом и землей она граница,
Незримый стык меж низким и высоким…
 
Любовь – тропа, опасная порою,
И чудеса ее необычайны.
Сердца, прельстясь загадочной игрою,
Все тянутся к порогу этой тайны.
 
Любовь – темница с благодатным светом,
Она в миру – и вне его при этом.
 
* * *
 
Собака воет, словно заводная,
А ночь весь мир сдавить и скомкать хочет.
Смерть наблюдает, устали не зная,
Как ход минут по капле душу точит.
 
Кому возврата нет, в постели навзничь
Лежит. Вокруг него роняют слезы.
Багровый взгляд голодной Смерти дразнит,
Горя в глазницах пламенем угрозы.
 
Душою Смерть почувствовав, собака
Тоскливый вой внезапно прекратила,
А желтизна венчающего знака
Белки очей погасших окропила…
 
Ничто Смерть с красотою не связует –
Уже лишь это жить нас обязует!
 
* * *
 
Полоскою светлеет небо слева,
На Западе, – ищу там наши зори.
Из дальней рощи сказочная дева
Появится – и вновь исчезнет вскоре.
 
Когда б мир был таким, как мы б хотели,
Нас в стороны с тобой не разнесло бы,
И струны чувств по-прежнему б звенели,
И скрипка-жизнь тисков не знала б злобы.
 
Но, видно, миру горести милее –
Ликуя, нашим он внимает плачам,
Рыданьям тех сердец, что обмелели
Из-за того, что пыл любви утрачен…
 
Неведомый шутник, во тьме живущий,
Нас ввергнуть норовит в поток ревущий.
 
* * *
 
У сердца не осталось побратима –
Не будет больше радостного часа.
Что пролито, в сосуд невозвратимо,
Вся жизнь – как опрокинутая чаша.
 
Кто молод, тот не думает об этом
И счета не ведет мгновеньям быстрым,
Но старость озаряет мрачным светом
Набор простых, но выморочных истин:
 
«Все наше счастье – только наважденье:
Мелькнув, оно само себя забудет.
Сумбурна жизнь, как будто сновиденье
О том, чего вовек уже не будет.
 
Случайно в мире каждый появился –
И гложет зависть к тем, кто не родился».
 
* * *
 
Мир – Божий дар, но будет он утрачен.
Желанен он и тем, кто близок к краю.
Являясь с плачем, прочь уходим с плачем,
Меж плачей мост пролег от ада к раю.
 
С намереньем свершить большое что-то
Живем – и меньше ста прожить не мыслим,
Но все в сетях железного расчета,
И мы иных маршрутов не расчислим.
 
Исполнить, что назначено, должны мы.
Жизнь, словно кожу, мнет нас всех сурово.
Все верим, что мечтанья исполнимы,
Но злу на смену зло приходит снова.
 
Мы на закорках смерть с собою носим,
Но все надеждой тешимся, что сбросим…
 
* * *
 
История! Седоголовый старец!
Ног из стремян вовеки ты не вынешь –
И нас с собой тащить не перестанешь…
Каков маршрут! и нет здесь метки «финиш».
 
Народ мой малый! Ты в душе лелеем,
И даже недостатков от достоинств
Твоих не отделю: то в небе реем,
А то блуждаем среди адских воинств. 
 

Но тех боюсь, кто, мудрыми считая 
Себя, повсюду славят лишь былое,
Грядущее тем самым погребая…
Услышу вновь – зайдется сердце в вое:
 
«Пойдемте, в нашем мужестве безмерном,
В грядущее, назло всем маловерам!» 
 

Перевёл в кабардинского Георгий Яропольский