Борис Прохоров

Борис Прохоров

Новый Монтень № 22 (370) от 1 августа 2016 года

Просто Володя...

Воспоминания о встрече с Владимиром Высоцким

 

Владимир Высоцкий на съёмках программы «Кинопанорамы»,  Москва, ЦТ, 22 января 1980 года, фото Б. ПалатникаНаверное, нас ждали – дверь распахнулась на первую трель звонка. Щурясь от подъездного полумрака, я шагнул прямо в освещённую комнату. Крепкое оценивающее рукопожатие, безмолвный диалог глаз – ну-ка, что ты за гусь?

– Владимир Семёнович?

– Нет, просто Володя. – Сразу стало легче. Тысячу раз представлял себе эту встречу, почему-то веря, что она рано или поздно состоится. И она действительно произошла, но как-то буднично и просто, что впору и разочароваться. Так мечты не сбываются. И эта искорка зажигания – просто Володя (!)– как свидетельство: есть контакт. Обожаю эти мгновенные контакты, после которых надо просто быть самим собой и не притворяться очень уж умным. Он сразу дал понять, что здесь нет ни кумиров, ни поклонников, а есть нормальные мужики. И без церемоний, без реверансов. А я боялся разочароваться. Ведь бывает и так, а с кумирами особенно часто.

Однако по фильмам – радист из «Вертикали», незабвенный Глеб Жеглов – он представлялся совсем иным: эдаким коренастым крепышом. Ничего подобного: изящный, стройный и достаточно высокий, скорее худой, чем атлетичный. Руки только выдают силушку – жёсткие рабочие руки. Одет по-домашнему просто, в джинсы и такую же рубашку.

– Ребята, извините, «Шерлок Холмс» по ящику! Досмотрим?

Конечно, досмотрим. Хотя какой тут Холмс? Боясь лупать глазами своего кумира, я уставился на экран, ничего не соображая по сюжету, искоса разглядывая обстановку. Прихожей действительно нет. Сразу попадаешь в большую комнату, которая как бы поделена на зоны. Справа – импровизированная гардеробная, где на кресло свалены наши пальто, в углу видны две гитары. Дальше – проход вглубь квартиры. Налево – гостиный уголок, где мы и расположились на диванах вокруг столика. Дальше – рабочая зона: какая-то радиотехника, микрофоны и синхронизаторы. По углам – церковная утварь. Благостные апостолы в полный рост жалостливо протянули длани навстречу друг другу. Книг немного – один сервант, и в основном художественные фотоальбомы. Всё это пронизано острым запахом сердечных капель.

– А Васька-то Ливанов хорош! Люблю его до смерти! – его реплика по ходу фильма. – А Брондуков, а Зелёная! Вообще, отличная работа, аж завидки берут!

Я уже освоился настолько, что посмел поспорить с Высоцким насчёт породы карикатурной собаки-ищейки, которой по сюжету надо сдохнуть от таблетки с ядом. Был не прав, зато выяснил, что поэт и в собаках – дока. Но тут надо сказать, как я вообще попал в эту квартиру.

Владимир ТумановВсему «виной» – старатель Вадим Иванович Туманов*, мой старый знакомый ещё по Хабаровску. Золотопромышленник, богатей, «новый русский» ещё в те далёкие времена, он имел слабость прихвастнуть своими шальными деньгами: «Знаешь, Борь, у меня только долгов сто двадцать пять тысяч». Его щедрость просто шокировала. Как-то мне удалось оказать ему крошечную услугу. Так потом он просто достал своим желанием отблагодарить. То навязывал японскую стереосистему, то – цветной телевизор – по тем нищим временам это были отнюдь не подарки. Наконец, чтобы он отстал, я решил поднять цену до немыслимого. Зная, что он дружит с Высоцким («Речка Вача», «Побег на рывок» посвящены Туманову), я поставил ему ультиматум: «Познакомь с Высоцким, и мы квиты!»

Думал, он обидится, мол, ну ты, брат, загнул! А Вадим Иванович удивлённо пожал плечами, просто потянулся к телефону и отрекомендовал меня Высоцкому уникальным способом: «Хороший парень, хотя и журналист». И тут же мне:

– Собирайся, поехали!

– Как поехали, куда? Ночь на дворе, с пустыми руками в гости, да ещё к кому! С ума ты сошёл!

– Не бойся, есть у меня для него якутский сувенир!

Признаюсь: я был пьян от счастья. Ничего в мире в те годы не было для меня дороже возможности такой встречи.

По дороге от станции метро «Южная» до Малой Грузинской Вадим тщательно инструктировал меня, как себя вести. Во-первых, никакого спиртного. Во-вторых, никаких интервью, никаких «планов на будущее». Сегодня ты не журналист, ты – гость из глубинки. Остальное – по ходу. Я возмутился: спиртное – ладно, бог уж с ним. Но как же: встретиться с Высоцким и не рассказать об этом?

– Не любит он вашего брата. Московские редакции его и так достали. Берут интервью, а потом не печатают. И тебя не напечатают.

– Но почему? – я был провинциален и глуп, таким, кстати, и остался. И решил блокнот не доставать – кто их разберёт, эти московские штучки. Познакомимся, поговорим, а там видно будет. Так что ни в тот вечер, ни после я не сделал ни одной записи. И сейчас веду репортаж по памяти. Это нетрудно: каждое слово Поэта, каждый его жест врезались в мозговой компьютер навсегда.

Так же, как и его песни.

Несколько кадров, сделанных летом 1976 года, –  во время пребывания Владимира Высоцкого в Иркутской области – по приглашению Вадима ТумановаШёл одиннадцатый час ночи, и Шерлок Холмс успел расправиться со своими врагами. Мы потянулись на кухню, в глубь квартиры. Хозяин сам показал: здесь, налево, – спальня, вот мой рабочий стол. «Я пишу по ночам – больше тем!» Здесь, направо, – прочие удобства. А вот и кухня! Просторная, в стиле а-ля рюсс, под потолком высокие полки, расписанные петухами, уставленные всякими импортными банками. Главный предмет – широкий крестьянский стол, вдоль него – лавки. «Сейчас мы закусь изобретём – Маринка столько вкуснятины натащила».

Четвёртым в нашей компании был Сева, фамилии я его тогда не знал, мельком отметив, что где-то его видел. Потом вспомнил: да в кино же, вместе с Жегловым. Сева Абдулов отнёсся ко мне настороженно, холодно и ревниво. И не без оснований: я-таки оправдал его худшие опасения. Вадим Туманов торжественно достал свой сувенир – большую копчёную оленью ногу! Под вопли восторга мы решили пощадить заграничную вкуснятину, жадно набросились на российский деликатес. Володя отрезал себе здоровые куски, поливая их лимонным соком и наворачивая будь здоров. Вадим и Сева не отставали, однако мне кусок не лез в горло. Я умоляюще смотрел на Туманова, он словно бы не замечал моих взглядов. Пришлось пойти ва-банк!

– Не, мужики, я так не играю! Не по-русски получается: в одиннадцать ночи сидят четыре амбала, едят мясо, и – ничего? Как сектанты или заговорщики. Правильно вас, москвичей, КГБ шпыняет. Давайте хоть для конспирации...

Рассмеялись, даже Сева улыбнулся.

– Старик, клянусь - в доме ни капли! Севка не даст соврать.

Вот она где пригодилась, провинциальная предусмотрительность. А у нас с собой было! Все мы непьющие, а какой-нибудь паршивенький коньячишко всегда найдётся, на всякий пожарный случай! А мне нужен был праздник, был нужен тост. Мы разлили это дело чисто символически, буквально по 15 капель. И я поднял. И я сказал:

– Володя...

И захлебнулся от нахлынувших чувств. Как много мог бы я сказать ему о народной любви к его песням, к нему самому! Как много он значит только своей жизнью, своим дыханием, своим словом для огромной измученной, самой светлой и честной страны.

Но чтобы не сбиться на высокопарные пошлости, чтобы не испортить вечер с копчёной оленьей ногой, я сказал просто:

– Володя, давай тяпнем за наше проклятое ремесло – говорить правду!

Владимир Высоцкий в ролях Хлопуши и Гамлета, Театр на ТаганкеИ все мы смочили губы отличным киргизским «Манасом». А потом заговорили – так просто, ни о чём и обо всём сразу. Он спросил, какая песня больше всех лично мне нравится, и я только и смог выдохнуть – все! Я их все наизусть знаю. Высоцкий рассмеялся: старик, да все и я сам не знаю, их же больше восьмисот! Но я не сдавался: ладно, пусть не все, а ты сначала попробуй достать в Хабаровске или во Фрунзе свои записи! Что достал, то и знаю. Хочешь – поверь, хочешь – проверь.

– Ну, а первую, что услышал, помнишь?

Тэк-с, подумал я, деградирую –– не я, а у меня берут интервью… Прошло больше сорока лет, но первую встречу с песнями Высоцкого отчётливо помню. В те годы, почти как все, я тренькал на гитаре, что-то сочиняя. Разумеется, знал – нельзя было не знать наизусть - все тогдашнее бардовское: и о дежурном по апрелю, и про синий троллейбус, и про братана с психами в Белых столбах, и Визбора, и Кукина, и Галича, и Окуджаву, и Новеллу Матвееву и Аду Якушеву... Но однажды в студенческой общаге мне поставили расхристанную, лохматую, затёртую какую-то бобину. И всё – я пропал. Неизвестный мне хрипатый хулиган пел про «страшно, аж жуть», о «товарищах учёных, доцентах с кандидатами», «сегодня Нинка соглашается», ещё что-то. И мир умер для меня, весь я растворился в этих еле слышных мелодиях на раздолбанной «Яузе». Они казались волшебством, мне казалось, что они идут из моего сердца, будто это я пою…. Всё это я передал поэту в двух словах, и ему было приятно.

– Да брось ты – пишу, как бог на душу положит. Сам не понимаю, почему так получается. Ну, а последние – «История болезни», «Диагноз», «Детство», «Охота на волков» – как тебе?

– Мр-мр, – что-то пролепетал я, лишь бы уйти от расспросов – этих шедевров гражданской лирики я тогда даже не слышал! Да и вообще мало кто слышал: Высоцкий оказался неисчерпаем, его и до сих пор не объяли во всей его глобальности. А тогда ловко перевел разговор на другую тему: мол, давайте лучше о бабах. «Володя, – говорю, – ты зачем Марину зовешь Маринкой? У нас в Киргизии рыбка такая водится в горных речках. Вяленая с пивом отменно хороша».

– Серьёзно? – очень удивился он и что-то черкнул на столешнице.

Хочу быть правильно понятым: я не пишу литературоведческое исследование о творчестве лучшего Поэта 20-го века. На это у меня не хватит ни мозгов, ни эрудиции. Не пишу о том влиянии, которое оказал Высоцкий на миллионы людей нескольких поколений. В конечном счете (без преувеличения!) – на судьбу страны.

Пусть простит читатель за то, что рассказ больше не о Высоцком, а о себе, счастливчике, которому удалось прикоснуться к вечности, посидеть в компании с великим. Очень хочу хоть словцом, хоть черточкой, хоть своим отношением дополнить его портрет.

Владимир ВысоцкийЯ никогда не слышал его песен «живьём» – столица далеко, а провинция не была избалована его концертами, хотя на Высоцкого шли все и без рекламы. Мне не посчастливилось его поймать ни в Тольятти, ни в Пятигорске, ни тем более в Киргизии. И конечно, я не осмелился бы попросить его спеть в тот вечер. Помог случай. Вдруг Володя всполошился: что же мы тут сидим, там же по ящику про Шукшина показывают. Шёл телевизионный очерк об алтайской деревушке Сростки, рассказывали мать и сестра Василия Шукшина. Высоцкий был очень растроган. Просто так, без гитары, он вдруг спел – продекламировал всего один куплет: «Уже ни холодов, ни льдин. Земля черна, красна калина. А в землю лег еще один на Новодевичьем мужчина...» И едва не прослезился и, как мальчишка, засмущался своей нежности к Василию Макаровичу. И чтобы спрятать это, перешёл на веселое: «Мы обмывали его фильм "Живёт такой парень" в кабаке. Вдруг явился Евтушенко, в потрясающей заграничной шубе. Как всегда – весь из себя, на козе к нему не подъедешь. А тут – Вася! Схватил вилку, давай гонять его вокруг стола, приговаривая: "Вот кто мне за банкет-то заплатит!"»

Остаётся рассказать, почему я молчал столько лет! У меня есть уважительная причина. На обратном пути Вадим Туманов просто по-человечески попросил: «Боря, будь другом, ничего не пиши об этом вечере и о Высоцком. По крайней мере десять лет!» Я был ему так благодарен, что дал слово молчать вдвое дольше. А тут ещё вскоре о Высоцком заговорило столько людей и так много, что было неловко присоединиться к могучему хору его близких и друзей. Мол, и я, и я сподобился.

Срок истёк, хор иссяк, теперь можно добавить к облику Поэта и этот вечер.

Все мы тогда были уверены, что Высоцкий вечен, он всегда будет с нами. И споёт всё то, о чём не говорят по телевизору и не пишут в газетах. Мы были уверены, что дождёмся официального признания Владимира Семеновича в нашей стране. Дождались, признание вроде бы пришло, хотя и после его смерти. И фильмы сняты, и книги вышли, и памятник стоит, и в школьной хрестоматии его «проходят». Вот бы посмеялся он от души – навели хрестоматийный глянец! А всё не то – не наш это Высоцкий! С известной долей уверенности могу сказать – забронзовев, ушёл, уходит он от нас. Умирает, окончательно обессмертившись.

Главное – его уже нет в нашей душе. Как больно, как физически остро его не хватает! Как не хватает стране Поэта именно такого масштаба и такой гражданственности! В тяжелейший кризисный момент как пригодилось бы его слово о настоящем, подлинном маразме российских «всех этажей власти»! Как проходит мимо него наша бесполая, расхристанная молодежь! Как пригодились бы всем нам сейчас его оптимизм и бесконечная вера в своё Отечество! «Не волнуйтесь – я не уехал. И не надейтесь – я не уеду!»

Сейчас, в дни памяти, опять начнутся идиотские словопрения: с кем бы он был? С «ними» или с «нами»? Чушь вс это. Высоцкий был бы ни с кем! Он был и остаётся только со своим народом!

«Ой, Вань, гляди какие карлики!» – вот что он бы спел, глядя на заседания Государственной думы. Ах, как он был молод и дерзок: для всей страны он был просто Володя. И это не фамильярность, это было всенародное родство. Его отчество – Семёнович – мы узнали только после смерти.

И последний штрих того вечера: где-то около часу ночи раздался звонок – Высоцкого ждали в какой-то компании. Он извинился перед нами: отказаться от приглашения было нельзя. «Может, подождёте? Я скоро вернусь». Мы стали собираться вместе. На прощанье я ещё раз обнаглел. Смерть не люблю автографы, а тут – будь что будет!

– Какой разговор, старик! – он достал стандартную открытку и быстро начертал: «Добра!» Расписался и поставил дату: 23 марта 80-й год.

Жить ему оставалось всего четыре месяца.

_____

* Вадим Туманов – о знакомстве с Владимиром Высоцким: «Кинорежиссёр Борис Урецкий пригласил меня пообедать в ресторане Дома кино. В вестибюле мы увидели Владимира Высоцкого. Он и мой спутник были в приятельских отношениях, и поэтому мы оказались за одним столиком. За внешней невозмутимостью Высоцкого постоянно чувствовалась внутренняя сосредоточенность и напряжённость. Многое, о чём мы с друзьями говорили, до хрипоты спорили, он своим таким же хрипловатым голосом, с гитарой в руках, прокричал на всю Россию. Наше внутреннее несогласие с режимом, нам казалось, не поддаётся озвучанию, мы не знали нормативной лексики, способной передать каждодневное недоумение, горечь, протест. А он черпал и черпал такие выверенные слова... В ту первую встречу он распрашивал о Севере, о Колыме, о лагерях…

Высоцкий прилетел из Москвы в Иркутск с моим сыном Владькой, и мы самолётом местной авиалинии полетели в Бодайбо».

 

Борис Прохоров

 

2016

 

Разрешение на публикацию дано автором лично!

 

Акцент-45: раздел в нашем альманахе, посвящённый Владимиру Высоцкому, – «Гибельный восторг»

 

Иллюстрации:

Владимир Высоцкий на съёмках программы «Кинопанорама»,

Москва, ЦТ, 22 января 1980 года, фото Б. Палатника;

несколько кадров, сделанных летом 1976 года, –

во время пребывания Владимира Высоцкого в Иркутской области –

по приглашению Вадима Туманова,

фото из личного архива Леонида Мончинского.

«Распоряжайтесь моими снимками, как считаете нужным.

Главное, чтобы Володьку не забывали!»

Леонид Мончинский, 28.12.2009.

Первоисточник, сайт: http://ubb.kulichki.com/ubb/Forum53/HTML/001836.html

Владимир Высоцкий в ролях Хлопуши и Гамлета, Театр на Таганке;

финальный снимок – также из архива Леонида Мончинского...