Андрей Баранов

Андрей Баранов

Четвёртое измерение № 2 (62) от 11 января 2008 года

До Пушки - и на переход...


* * *
 

Среди пустых бессмысленных систем,

Где завтрак в восемь, ужин ровно в семь,

Метро, маршрутка, отпуск раз в году,

Где глухо и беззвёздно, как в аду,

Где глупо и безвольно я бреду

В густой толпе под топот тысяч ног, –

Вдруг раздаётся радостный звонок:

«Привет!»

«Привет!» – и больше нет проблем,

И рухнула стена тупых систем,

И ты – во мне,

И больше нет меня,

И мир – в огне,

И мы внутри огня.
 

Старая-старая сказка 

 
Колобок катился лисичке на нос.

Колобок катился, не зная сам,

Сколько этой жизни ему осталось,

Как не знаем, сколько осталось нам.
 

А в высоком небе звезда блестела,

Отражаясь в чёрной густой воде,

И душа, почти покидая тело,

Уносилась к этой большой звезде.
 

И рвалась всё выше, звеня напевно,

И был так прекрасен её полёт,

Что от счастья плакала Патрикевна

И с восторгом думала: «Во даёт!»
 

Дело было летом в ночном Париже,

Где повсюду толпы прекрасных дам.

Колобок катился всё ближе, ближе…

И горели звёзды над Notre Dame.
 

предчувствие 

 
сменили мяч на меч

и снова меч на мяч

оставив воду течь

коней пустили вскачь
 

коней погнали прочь

туда где луг пахуч

а сами вышли в ночь

под рокот чёрных туч
 

под клёкот хищных птиц

под гомон воронья

и упадали ниц

предчувствуя Тебя  

 

река 

 
полная звёзд река

льётся издалека

мимо текут века

страны и облака
 

утром лежат снега

в полдень стоят стога

вечером как всегда

с неба течёт вода
 

много чудесных мест

по берегам окрест

только бежит река

и не понять пока
 

что там за той сосной

что там за той весной

сможем ли мы с тобой

там обрести покой 

 
Городовой
 

Может быть, я выражусь недостаточно здорово,

может, я вообще не в ладах со своей головой,

но мне кажется – на улицах нашего города

непременно должен стоять городовой.
 

Чтобы в руках у него была тяжёлая палка

и 45 калибр в кожаной кобуре,

чтобы самая что ни на есть распоследняя галка

двадцать раз подумала, прежде чем раскаркаться во дворе.
 

Чтобы, увидев его огромную бляху,

сверкающую на солнце ярче самых ярких огней,

жулики и хулиганы обмирали со страху

и поскорее завязывали с криминальной карьерой своей.
 

Чтобы маньяк-убийца, прячущийся в подъезде,

и солидный киллер, получивший миллионный заказ,

вспомнили вдруг, что в далёком Чёртолысом уезде

ждёт их маманя, и поскорей испарились с глаз
 

к чёртовой матери. Чтобы проститутки и геи,

педофилы и прочие извращенцы разных мастей

вспомнили вдруг, что есть дела поважнее,

чем гей-парады, – например, воспитанье детей.
 

Чтобы никто не выбрасывал мусор куда попало,

чтоб даже кошки забыли по ночам свой истошный вой.

Хороший городовой – господи! – это ж так мало!

Это так много – хороший городовой!
 
Строчка в дневнике
 

В этом тесном девичьем мирке

Ты всего лишь ветер переменный.

Ты сюда приходишь налегке,

А уходишь по уши в проблемах.
 

Здесь повсюду мишки, барсуки,

Кошки, мышки и другие звери…

Если ты допущен до руки,

Для тебя всегда открыты двери.
 

Если же доверье потерял,

Извини, но ждёт тебя отставка.

В каждом мишке кроется кинжал,

В каждой кошке спрятана удавка.
 

В этом тесном девичьем мирке

Невозможна жизненная замять.

Разве только строчка в дневнике

О тебе останется на память.
 
Неизвестный поэт
 

Счетовод исчисляет числа,

Примадонна смывает грим.

Мы, поэты, не ищем смысла –

Мы в реторте его творим

Исступлённо, тревожно, чутко,

То на совесть, то как-нибудь…

Что бы делала незабудка

Без поэтова слова «Будь!»?

Что бы делали эти клёны,

Раскалённые докрасна?

Что бы пел по ночам влюблённый,

Когда снова придёт весна?

Нет, поэты не клуб, не каста,

Не элита, не высший свет –

Где-то в сердце под слоем наста

Неизвестный живёт поэт.

Он упорно не спит ночами,

Сочиняет какой-то бред.

Вы случайно его не встречали?

Передайте ему привет.
 
Очень странное стихотворение
 

Я проснулся и осознал,

что меня больше нет на свете.

Предо мною пустой вокзал,

и на дикой платформе – ветер.

Ни души вокруг, ни души…

Тишина – как на дне колодца.

В тишине – дыши не дыши –

не услышишь, как сердце бьётся.

Вдруг, безмолвие разорвав.

из страны под названьем «Верю»

на платформу пришёл состав.

С тяжким вздохом открылись двери.

Перед тем как в вагон шагнуть

я услышал крик: «По машинам!»

……………………………………

…Отправляясь в далёкий путь,

на прощание помаши нам… 

 
Детство Ариадны
 

На скульптуру Игоря Лукшта*

 

Тезею, что запутался однажды,

Поверив в обольстительный обман,

И в лабиринте бесконечных драм

Страдает от бессилия и жажды,

Она ещё спасенье принесёт.

Потом.

И тем в веках себя прославит.

А он её на Наксосе оставит

И ей сестрицу Федру предпочтёт.

Всё это будет после.

А пока

Она беспечно скачет и смеётся,

И нитка перепутанная рвётся

В неопытных девчоночьих руках. 
 

---

*Работу И. Лукшта смотрите здесь:


В метро
 
 

Чихают, кашляют, читают…

Читают, кашляют, чихают…

Страницы жёлтые листают,

И всё бегут, бегут, бегут…

Бранятся, мест не уступают,

На ноги смачно наступают,

На Пушке встречи назначают,

Любимых в центре зала ждут.
 

И снова кашляют, чихают,

Под лавкой банки оставляют,

На лавке тихо умирают

(им что-то ангелы поют),

А выше небеса сияют,

А ниже корни прорастают…

Нет, ничего не замечают,

А всё снуют, снуют, снуют…
 

И я бегу со всеми вместе

Из Люберецкого предместья,

Наверное, раз этак двести,

А может даже триста в год,

С привычной сумкой за плечами

(вы там, конечно же, встречали

меня, да только не узнали)

до Пушки – и на переход.
 
© Андрей Баранов, 2007-2008.
© 45-я параллель, 2008.