* * *
Что пролетело – пролетело,
что не сбылось, то не сбылось.
Душа наивная хотела
любви без боли, грусти, слёз.
Душа обманчива… тревожит,
попав в объятья грёз.
Но всё же, всё же быть не может
любви без боли, грусти, слёз.
* * *
Венеция венчала встречу,
и в узких улочках постиг,
что мы на этом свете вечны,
но это миг, лишь только миг.
Я очутился в мире неком,
гондолы плавают везде.
И власть воды над человеком
здесь ощутима, как нигде.
Но словно дикий зверь в загоне -
волна, за ней опять волна...
Вода закована в бетоне
и власть её не так страшна.
Всё в этой жизни – ожиданье!
Всегда маячат рубежи.
Что вечность? Только мирозданье!
А миг – единственная жизнь!
* * *
Занесло меня в Линьяно,
где у берега морского
дни мои, как из тумана,
выплывают снова.
Никогда здесь в жизни не был,
я здесь пасынок – не сын!
Здесь такая ж синь у неба,
как в российском небе синь.
Может быть, чуть-чуть синее,
чем на родине моей.
Но не значит, что сильнее
полюбил я, что синей.
Ты прости меня, Линьяно,
я забуду, пусть не вскоре,
дни, что прячутся в тумане,
волны, плещутся что в море.
И однажды, может, ночью
я проснусь от синей грусти.
Захочу в Линьяно очень,
зная, море не отпустит.
На пляже
Эй, на лодке спасательной,
позывные лови.
И спаси обязательно
от внезапной любви.
Ах, какая же талия!
Я смотрю и молчу.
Бросить якорь в Италии
всё же я не хочу.
Только встретились взглядами,
улыбнулась слегка.
Для любви много надо ли?
Не пойму языка.
С потрясающей грацией
рассекла волнопад.
Незнакомая, грацио,
за улыбку и взгляд.
* * *
Итальянское вино
голову чуть-чуть вскружило.
И теперь мне всё равно
то, что будет, то, что было.
И теперь понятно мне:
ни за что я не в ответе,
ибо истина в вине,
если есть она на свете.
Солнце бесится в окне,
я на «ты» с рассветом.
Всё же истина в вине,
если даже её нету.
* * *
Прощай, Пинета, море...
Сюда я больше не вернусь.
Но радости не смоет
от встречи будущая грусть.
Мечты, как волны, вольно
берут неистовый разбег.
Вся жизнь – сплошные волны:
прилив, отлив в судьбе.
И в волнах сумасшедших
подводит море мне итог:
не надо думать о прошедшем,
которое сберечь не смог.
* * *
Как мне всё надоело,
не по мне это всё, не по мне.
Инородное тело –
это я в незнакомой стране.
Смысл жизни? Не знаю!
Он с годами потерян давно.
Не один я блуждаю
в этой жизни, где всем всё равно.
Не один я тоскую,
рву рубашку и яростно рвусь
в очень-очень больную,
неизменно любимую Русь.
* * *
Всё повторяется в природе:
и этот дождь, и этот гром,
и эти птицы в небосводе,
которых меньше с каждым днём,
и грусть осенняя мелодий,
и первый поцелуй зимы.
Всё повторяется в природе,
не повторяемся лишь мы.
Хлебников
По дорогам скитается Хлебников,
вот я слышу его шаги.
Много ль надо ему? Хлеб и небо,
да всегда чтобы были стихи.
На стихах, словно князь на подушках,
сладко спит, от поэзии пьян.
Завтра скажет он мне: «Послушай!
Усадьба ночью чингисхань».
А пока он ободран и голоден,
и не признан почти насквозь.
Но такое приходит в голову,
что о голоде думать брось.
По России скитается Хлебников,
он на хлеб сыплет соль-облака.
Много ль надо ему? Хлеб и небо,
И глоточек один молока.
И ещё, чтоб встречать рассветы
и бумагу всегда иметь…
Чтобы стать известным поэтом,
Ему нужно одно – умереть…
* * *
Вдоль обочин кусты смородины
убегают дружной гурьбой.
Ах ты, Родина, милая Родина,
что мне делать, скажи, с тобой?
Больше чёрного, меньше белого,
реже радость спорит с тоской.
Ах ты, Родина, что ты сделала
и не только с одним со мной?
Вдоль обочин кусты смородины,
поезд мчится из кутерьмы...
Ах ты, Родина, милая Родина,
на обочине жизни и мы.
* * *
Пока мы живы, и пока
всё в этом мире не случайно,
одна внезапная строка
покажется волшебной тайной.
Кто в радости, а кто в тоске
приемлет годы, дни бессрочно,
забыв, что жизнь – в одной строке.
…У всех последняя есть строчка.
Судьбу и дни не поменять.
О, как проносится всё быстро!
И, не задевшая меня,
жизнь пролетела, словно выстрел.
© Анатолий Нестеров, 2014–2016.
© 45 параллель, 2016.