Шут-поэт –«гению»
(деловой ковбасе)
Жанр поэзии – боль и святое моё ремесло,
Изучение, поиски истин, вовек непреложных.
Но, возможно, и в этом Вам больше, чем мне, повезло,
Не намного, но, как ни обидно, а всё-таки больше.
Я не паж и не рыцарь, не ангел, и даже не бес,
Я – обычный, вполне остроумный улыбчивый клоун,
Я не строю ни сказочных замков, ни горы чудес,
А спокойно сплетаю из слов макраме макаронов.
На арене, под взглядами сотен счастливых людей
Я один во всём мире не должен почувствовать боли.
Мне дано отворить целый мир неземной красоте,
И всю ночь горевать у столба циркового забора.
Кто-то может, как Вы, отыграть свою первую роль,
Пусть и «комом» – не жаль, всё равно в ней Вам не оставаться,
А затем, сбросив маску, вернуться, как люди, домой,
Чтоб смеяться весь вечер до колик от трюков паяца.
Вы скрывали лицо, а затем, не желая того,
Потеряли контроль и об этом мне сами сказали!
Так зачем же ушли, оставляя шуту торжество?
Растворились поспешнов покрытой картинами зале?
Я б Вам руку пожал на одну лишь улыбку взамен,
Сбрызнув кисть акварелью безлунного звёздного неба.
Мне ведь нужно не больше, чем добрый и радостный смех,
И от этого мир, без сомнения, стал бы волшебным!
задумчивость
(сюрреалистическое скерцо на сырой штукатурке)
«задумчивой фреске» Вереска
Задумались сплочённо, как время на цепочке,
Запутанные кистью в узор на полотне,
По мыслям сочно-пряным изголодавшись очень,
Все в мире проявленья, заблудшие извне.
Задумчивое небо задумчиво висело,
Задумчиво рожало кисельную слезу.
Задумчивые звёзды задумались и сели
За стол перезадумок, скользящий на весу.
Задумалась дорога о путнике пугливом,
Придумала поляну с задумчивым прудом,
Ловушки рассадила в задумчивости линий,
Надела на деревья зелёные пальто.
Пропахшие корицей, закутанные в сари,
Тяжёлые от мыслей сушёные ветра
Восточным ароматом и фразами бросались
Про то, что всем о чём-то задуматься пора.
Облитые бензином, задумались машины,
В куб мыслей погрузились деревья и дома,
И даже танцплощадке, уставшей от ботинок,
Задуматься хватило квадратного ума.
Весь думой освещённый, стоит фонарь у входа
В какую-то аптеку какой-то новой street …
Лишь злобная холстится без мыслей непогода,
Задумалась хотя бы о чём-то до зари!
Прохаживаясь важно, раздумывая молча,
Блестят глазами сами светящиеся сны,
И шарм очарованья оставить их не хочет –
О чём-то ирреальном задумались они.
Чихающий печалью, задумчив Лунный Заяц,
Он прыгает по шляпам задумчивых столиц,
Игрой сюрреализма, задумчивым зигзагом
Прохлюпав лунным соусом в задумчивость Дали.
А в храме каждой ночью грустит о чём-то веском,
В пространство изливая небесную красу,
Грустит о чём-то вечном «задумчивая фреска» …
… «задумчивая фреска» … логический абсурд …
закат весной
Медленное движение
Красного по зелёному,
Солнце рисует линии –
Длин-н-ные …
Золотом ублажённые
Боги, в огонь влюблённые,
Скоро оставят денное
Бдение.
Ты раздеваешь голосом
Снов тишину невинную,
В комнату ночь-пророчица
Просится …
Сутки на миг расколются
Паузой половинною,
С ночью душа-отшельница
Сшепчется.
Взглядов заворожение,
Образы ренессансные,
Звёзды на синем зонтике, –
Готика
Медленного скольжения
Чёрного по прекрасному
В таинства ювелирные
Линии.
Видишь? – понять, что вечер,
элементарно:
Солнце устало…
а я тебя ждала
А я тебя ждала. Ночами сны терзая,
Страницы вёсен перелистывая вспять,
В них – вёсны сотен лиц... мелькали образами,
И тени наших душ, мечтающих летать.
Там кто-то, среди них, до боли был похожий,
А кто-то в голос мой до боли был влюблён ...
Я вырывала лист. И следующий – тоже,
Вмещая пустоту в обманутый картон.
Но ты пришёл извне, другой раскрытой книгой,
Согрел своей мою прохладную ладонь.
И растворились дни в тугих объятьях мига,
И растянулся шёлком вечер золотой.
В нём рыжая тоска уж листьями заносит
Следы, что взгляд вели к полнеющей Луне …
В нём я тебя ждала …
И, несмотря на осень
в берёзовом краю,
Ты вспомнил обо мне…
болеро
Вечер клеит на душу, словно воск,
Ритм, желая до смерти затравить.
Ах, какой загадочный парадокс,
Эта невостребованность любви!
Ах, какое чудное рандеву,
Ах, какое гладкое дамассе,
Как же восхитительно! – я живу
В мире этих маленьких «чудессэ».
О, твои восторженные глаза!
Ах, как сладко было в них утонуть!
На моей груди страшная гюрза
Спит, не замечая, что это грудь.
Нежно-элегантное декольте,
Терпкое пьянящее бастардо,
На плече танцующие, как тень,
Лепестки осыпавшихся цветов.
Губы – одуряющий кумарин,
Сердце – заколдованный кулуар,
Время – непроигранное пари,
Чувства – разгорающийся пожар.
Это было жаркое болеро,
Это было томное «не хочу»,
Сорванный с непрочных петель пароль, –
Ах! какая грешно-святая чушь!
имбирь
Я вхожу в твою душу диссонансом.
Резким, южным звучаньем. Я – чужая.
Мы с тобой изучаем ночные танцы,
Это нравится мне, здесь намне мешают.
Ты почувствуешь терпкость морского воздуха,
Окаймлённого цепью солёных россыпей.
Злая осень застряла на пороге,
В спиритических красках ярки свечи.
Укрывая колени пурпурной тогой,
Отгоняю незваную злую нечисть.
Послевкусием чаяс коричным запахом
Переплавив печали, возьмёмся за руки.
Ты так нежен и ласков, мальчик милый,
Я почти растворилась в неге ночи,
Ярко-радужной бабочкой тонкокрылой
Окунаясь в объятия грёз… а впрочем,
Дрожь по телу нагому, но сердце заперто.
Что? Оставить в покое? – Как скажешь. Запросто.
Только время не ведает возврата,
Оттого и в тебе уже досада,
Искра страсти надолго пронзает взгляды.
Я тебя отпускаю. Иди... обратно.
Но в классическом строе, что был размеченным,
Очутился нестрогий закон переченья.
Мы сидим молчаливо в ресторане,
На столе яств заморских беспорядок.
Настороженно пробую – привкус странный,
Ты куда-то глаза свои тоже спрятал.
Повара, неуклюже,с заправской смелостью
Нам испортили ужин… какой-то мерзостью.
убей ветер
Уеду. На юг. Не проси остаться.
Смотри, как изящно обводит грани
В клочке поднебесья в оконной раме
Лучей танец.
Эмоций и чувств измеряя крепость,
«Страстям посвободе» пусть вторит клирос.
Любовь провожая в ручей эфира,
Зажги небо.
Печалью цветка, через атмосферу
Планеты веселья в зелёном платье.
Придётся и нам получить зарплату
Зерном веры.
Не буду я плакать, с дождями спорить,
Смотри, как лазурна тропа, и тонок
Он, нежно-флейтовый, в миров истоки
Зовёт голос.
Зовёт, и – за Солнцем, по бликам лунным
Я – в мир парагрёз, где не я – бываю.
А кто-то привычной игрой словами
Порвёт струны …
Я – тень, отдыхаю на белых веках
Прекрасных богинь – трёх античных Граций
А хочешь меня разучить смеяться? –
Убей ветер.
Я сегодня – твой Бог
Я сегодня – твой Бог. Будь послушен и кроток, мой Ангел.
Бог не может быть женщиной, скажешь? Поверь,– заблужденье!
Бог всё может. Он так многогранен в «трёх ликах» и рангах,
Многонравен, и дерзок, и смел, он не терпит сомнений.
Мы своими руками заносим штрихи в Книгу Жизни.
Как ответственно-свято… таинственно, … непоправимо …
Оттого так непросто. Настроиться, и – не решиться.
Ведь не каждые сутки «играем» судьбою любимых.
Мне тебя надо вычеркнуть – срочно, предвзято, надменно.
Пусть ещё одно солнце утонет в рассеянном мраке,
Если больше не может согреть, расплавляясь в изменах,
Оставляя на влажных ладонях неровные знаки.
Просто чёрточка, штрих, – как проявится в мире напротив?
Что изменится в кукольной жизни земной карусели?
Только пальцы ещё не послушны отравленной крови.
Черновых вариантов не выдано… В этом всё дело!
Можно ль всё, что мы строили годы, в секунду разрушить?..
Быстро сохнут чернила напрасно, и пальцы немеют.
Мне тебя надо вычеркнуть… надо… ведь так будет лучше…
Может быть… Если новое солнце родится на смену.
Ты один проживёшь семь оставшихся жизней – в путь добрый!
Будет трудно, но как же иначе? – расплата за слабость.
И тоска одиночества в сердце поселится коброй …
Бог всё сможет: любя, не простить, а, прощаясь, заплакать.
Я сегодня – твой рок… Оттого мне так грустно и больно,
И на сердце не снежный покров, а осенняя слякоть.
Ты меня не узнаешь. В обличии ветхой иконы
Я сегодня твой Демон… рождённый сомненьем и страхом.
золотая клетка
Тоскует. На жёрдочке грусть качая.
В кормушке созвездия, сны под пледами. –
Нехмельное вино печали.
Зачем ты, птичка, летела в клетку?
Маршрутом крутым и редким.
Попалась. Дышала, сыта свободой.
А Солнце взрывалось, да искры падали
прямо гроздьями с небосвода.
Хотелось скрыться от солнцеграда …
Подарок, а ей не надо.
Искала. Забыться, то в лес, то в поле,
Пугало тревожное одиночество.
Шумных листьев зелёный голос
Надрывно пел Dies Irae* ноты
Уж вечность без остановок.
Прельстилась. Крепки золотые ветви …
А можно обратно все звёзды – на небо?
Там одна загрустила где-то
Средь мишуры серебристых капель –
В коварных холодных лапах.
Не дышит. Хозяин не запер дверцу.
И можно обратно бы, только… красками
слёз любви заалело сердце,
И голубой не поможет ластик …
Зачем ты искала ласку?
_________________
*Dies Irae – средневековый мотив, символизирующий смерть, в переводе означает День гнева, День Страшного Суда, произносится «дИес Ирэ».
Напиши мне, любимый, письмо – мы давно не общались,
Доверяя бумаге (теперь монитору) сомненья,
Изменяя слова – изменяя словам, повторяясь,
Притворяясь, что стали уже на полжизни умнее.
Если сможем, пройдя сквозь туман и «погрешность» простраций,
Не заверив поступки законами антиморали,
Доверяя любви – проверяя любовь, не сломаться,
То присутствие в нас непохожести нас не отравит.
Мне всегда без тебя серо, холодно и одиноко.
Я листаю задумчиво старые добрые письма …
Будто осень без листьев, мертва красота без восторга,
И пугают наивность седыегорбатые мысли.
А душа-атеистка – капризное, вредное «нечто» –
Не пройдя полпути, норовит увильнуть добровольно
В запредельные дали – бесцельно, наивно, беспечно …
Только жизнь не пускает, пугая упрямою болью
Пустоты одичалой холодных приделов и станций,
Где бездушные идолы будут нацеливать жала,
Убивая слова – убивая словами, смеяться …
(Если мёртвое сердце стучит, значит боль в нём – чужая).
Напиши мне, любимый, письмо, для меня это важно.
Я прочту – и почувствую радость от прикосновенья
Грёз о будущем к голосу прошлого, и настоящим
Загрустив по привычке, останусь в желанном мгновеньи.
серенада моей любви
Моя любовь расправляла крылья,
Взлетала на небо синее.
Моей любви серенады были
Красивые.
Она свободна была, как сокол,
Роняла в ладонь жемчужины,
Срывая звёзд высоко-высоко
С полдюжины.
Она бросала мой дом на время
Средь хаоса, мрака, ропота,
Тут дьявол, в душу внося смятенье,
Нашёптывал:
«Навек покинут тебя невзгоды,
Свет разума мир на жизнь прольёт,
Ты будешь петь и дышать свободой, –
Убей её!»
Как с горькой думой не согласиться?
Ведь прав был он, много знал о ней:
Суть, зачарованная блудница
В изгнании.
И мы готовили с ядом чашу,
Да стрелы, как слово, острые
Для той, которой не будет краше
Шаг поступи.
Моя любовь опустилась утром
Росы серебристой стразами,
И расплела золотые кудри
В лучах зари.
Стрела осталась в руке холодной,
Пусть разум свой обману ещё.
Она сияла, как утро года,
Чарующе, –
Моя любовь… Уплыла на лодке
На Остров с волною зыбкою,
В миг растопив моёсердце кроткой
Улыбкою …
Дыши, цвети, островочек Остров,
На радость другим Мечтателям!
Пусть лучше мне жизнь готовит гвозди
Распятия.
* * *
Как я хочу с тобой поговорить!
Сквозь стены, километры, постулаты …
И чувствую: услышишь, отворишь,
Вольёшься светом в этот мир распятый.
Как долго, бесконечно далеко,
Вневременно, беспомощно, нелепо
… так одиноко …
мысли под рукой,
и тень души в лохмотьях и отрепьях.
Кто ты теперь, в оторванных мирах
Других цивилизаций и законов,
Мой смелый ангел, победивший страх,
Мой искуситель, в сердце утаённый?
Смешно… но факт – меня обида ест,
Что нет любви в любви твоей священной.
И я тропой разлук раздумий крест
Тащу куда-то внутрь, даря прощенье
Веселью, снам, тому, что не сбылось –
Во всём виню... вселенскую простуду…
И, созерцая лунное гало,
Лишь следуя привычке, верю в чудо.
«Звала?» –
твой добрый дух со мной, опять.
Но что сказать? Глаза в смущеньи – в землю …
Я так хочу с тобою помолчать,
Как с небом, что одной лишь вере внемлет.
… мы уже не знакомы
Мы уже не знакомы (почти)… и почти безразличны
К временным переходам из вечного в непостоянство…
Суть коллизий и споров всегда перманентно-привычно
Исключает тебя из меня, разделяя на касты.
Икебана из слов, убегающих в прошлое рысью,
Расцвела в фиолетовом небе слезами салюта.
Флажолеты пищат о напрасно исколотых мыслях
В отголосках концерта со сцены театра абсурда.
То, продажное прошлое, не было продано вовсе –
Это мы не умели влихую «развинчивать» роли.
Льётся с неба опять непроглядная наглая осень,
И опять я ищу в ней тепло, как доверчивый кролик.
Не дотронься души ни ответом, ни зовом, ни грустью!
Мне полвечности стоил побег из любви в катакомбы,
Боль всё больше блокирует чувства, и не обернуться
Нам уже к говорящему свету зашторенных комнат.
Пульс отравленной крови в висках экстатически бешен,
Непрощённость логических «контра-» изводит упрямо.
Сколько жечь себя нужно, расстреливать сколько, и вешать,
Чтобы долг искупить за проваленный жизнью экзамен?..
Я стараюсь ожить средь заблудших покинутых грешных,
Пряча голос факира в иконно-безжизненном лике.
Как же быть, если ты, не вернувшись, опять не исчезнешь,
А душа не оглохнет от сердца надрывного крика?
Груз, который никчёмный, особо тяжёл за плечами.
Бог – великий мудрец и насмешник, но Он не виновник(!)…
Так за что ж ты осудишь меня, через год возвращаясь
На пустынное место последней разлуки с любовью? …
письмо Богу № 7
О небо! Собери весь пепел слов,—
Я грелся их костром, прости мне слабость.
О Господи! низвергни в пепел зло
И разожми костлявой смерти лапы …
Слов горьких, как полынь, целебен яд.
Они горели сочно, как закаты.
Я жёг их ровно жизнь. Чтоб постоять
На грани – ни на сцене, ни за кадром.
Ты говоришь: «Блаженство в смерти есть», –
Я пил его репризы и da capo*.
И боль терпел, и нёс к финалу крест …
Ножить хочу... Прости мне эту слабость.
Безумье… сдаться в плен тоске земной…
Но есть ли шанс у слов воскреснуть снова?
Дух жив ещё… лишь крошечным зерном
Благословенья Твоего скупого.
_____________
песочные часы
Песочные часы пересыпают мысли,
Не времени крупицы, а тихие слова.
В них каждая песчинка – знаменье новой тризны,
Но кто-то ждёт рожденья, а кто-то Рождества.
Песочные часы беспомощной Вселенной
В себя вобрали звёзды и тысячи орбит.
Размеренно и строго, бесшумно и надменно
Они ломают замки из млечных пирамид.
Песочные часы на маленькой ладошке
Счастливого в извечном потоке Бытия
Трёхлетнего ребёнка… Ну вот, ещё немножко –
В другую бесконечность провалится Земля.
В песочные часы давно попало Солнце,
Его решили тоже однажды погасить.
Вращаются столетья, клубятся дыма кольца,
И нас пересыпают песочные часы.
итог
Молчит душа. Она в покрове сером
Чиста, как лист, не тронутый пером.
Всё прожито, с болезненною верой.
Всё сказано. Всему и обо всём.
И сон, и явь – на тонкий профиль «между»…
Луна и Солнце на небе сошлись,
Как серебро и золото одежды,
Как путь и точка на краю Земли …
Итог одной из граней осмысленья
Есть жизнь вне обстоятельств и времён,
Краса и боль в гармонии Вселенной,
Рождения – страданий – похорон.
Ретроспектива. Пустота. Прохлада.
Огонь был смерть, а жизнь была огнём.
Остался шаг, последний до парадной,
Пройти – и круг замкнётся. А потом
Одно лишь важно: жив – и слава Богу!
День не торопит, значит, хватит сил
Оставить крест у отчего порога,
Произнести: «Помилуй и спаси!»,
Войти в свой дом, что был досель закрытым,
Достать иконы, растопить камин.
Забыть тоску, страдания, обиды,
И помолиться Господу за мир.