Алёна Малиновских

Алёна Малиновских

Четвёртое измерение № 30 (342) от 21 октября 2015 года

Зациклилась планета на кругах

 

* * *

 

Утром глоточек чая молочного цвета.

Пара улыбок прохожим, спешащим по улице.

Знаешь, пожалуй, не жаль, что кончилось лето.

Может, и этой осенью что-нибудь сбудется.

 

* * *

 

Птичья стая

Скоро сотрёт мне пальцы

время, песком стекая.

Птицы мои – скитальцы:

нет им на свете края.

Нет ни земли, ни моря,

где успокоить душу.

Тот, кто устал – покорен:

если нет моря – суша.

Если нет ветра – солнце

жжет непослушно крылья.

Сохнет колодца донце

и зарастает пылью.

 

Запах мандаринов...

 

Запах мандаринов. Зябнут плечи.

Осенью наполнены стаканы.

Память может тихо покалечить –

место памяти сейчас вакантно.

 

Выпью осень залпом, заливая

пустоту, скучание по дому.

Память может спрятаться (я знаю),

уступая пустоте истому.

 

* * *

 

Смотришь в глаза мне, я ощущаю вдруг

словно тебя убивает какой недуг,

словно затравлен так – не расти трава!

Словно последняя в жизни твоей глава.

 

Спрячься от всех, закрой глаза и дыши

так, словно нет у тебя никакой души.

Ровно, спокойно, словно ты метроном –

всё замирает в дыхание ледяном.

 

Словно и нет пожара в твоей груди!

Сядь, успокойся и дальше вперёд иди,

но сторонись лесов ты во тьме ночной,

воздух, когда разрывает звериный вой.

 

* * *

 

Как мелочно вокруг маячит жизнь!

Машины жгут бензин, а я жгу спички,

и каждый вечер, по дурной привычке,

Рука дрожит.

 

Как много вырвано пустых страниц?

Пусть время застывает на мгновенье,

когда ворвётся кто-то поле зренья.

И взмах ресниц

 

Я слышу колокол. Звонят обед.

Хоть рядом нет ни звонницы, ни церкви.

А может цепь звенит, и это цербер

напал на след.

 

Чёрт

 

Стоит луна и смотрит мне в окно

своим неугомонным жёлтым глазом.

Из табакерки чёрт спешит с рассказом,

о том, как всё сливается в одно.

 

Дороги в Рим, все реки в океан.

Слова летят в далекий тёмный космос,

а я лишь патлы заплетаю в косы,

и собираю мелочь в свой карман.

 

Чертёнок утверждает, что всё зря

и у любого силы на пределе!

Не завтра, но к концу этой недели

планеты встанут, высохнут моря!

 

Я заплетаю косы в темноте.

И шепчет лунный свет в окно – «не слушай,

вас с этим чёртом свёл нелепый случай.

Но все его слова не те, не те».

 

Молчание

 

Слово споткнулось о дыбом стоящий язык.

Столько всего в голове и рвётся наружу!

Но нет ни звука, как будто бы голос отвык

вмиг занимать пространство, стал жидким, как лужа.

 

Так и клокочет внутри, закипает и жжёт,

что не найти ни лазейки ему, ни края.

Переливается, рвётся быстрее вперёд

и умирает, внезапно пересыхая.

 

Волны удушья стихают. Не легче ни чуть.

Слово споткнулось и голос теряет запал,

лёгкие справились, осталось только глотнуть

всё, что наружу рвалось, но язык не сказал.

 

* * *

 

Горло дерёт, словно бродячий кот

лапой с когтями острыми и кривыми.

Круговорот, чёрт его разберёт...

Быстро бежим, но вечно идём вторыми.

 

Горло орёт, тело бредёт вперёд

на амбразуры, с мыслями ломовыми.

Только бы знать, кто же всё-таки гнёт

линии жизни, делая их такими...

 

Письма

 

Я разбираю старые слова –

Отправленные письма мне когда-то.

Давным-давно закончена глава,

Страница жизни порвана и смята.

 

Слова живут посланием в эфир,

Несутся по планете, нет им места.

А сами письма читаны до дыр

Когда-то были. Но не помню текста...

 

Я разбираю старые слова.

Истлело то, что раньше было свято.

Закончена о них уже глава

И не найти им больше адресата.

 

Печальная сказка

 

Расскажи о том, как падает лист

под холодным ветром, ища покой,

как осенний воздух прозрачен, чист,

как с утра здесь морось по мостовой.

 

Мы молчим всё чаще. А что сказать?

Каждый день кидает нам в спину нож,

и за каждым шагом ещё по пять

до заветной цели. А ты дойдёшь?

 

Где-то в той пустыне людских страстей,

есть какой-то тихий абстрактный дом,

но искать его всё сложней, сложней.

И не факт, что будет нам место в нём.

 

Ну, а те дома, что мы строим здесь

так неровны, шатки, полны тоски.

Но мы верим, ждём, как будто бы есть

надежды внутри живые ростки.

 

Расскажи о том, как падает снег,

как пройдут года, мы найдём свой дом…

И замедлит время безумный бег,

и согреет он нас своим теплом.

 

Ведовство

 

Я ведьмой стала от беды.

В колодце дома нет воды

и я бреду вдоль той гряды,

что очертила валом город.

 

Мой чёрный кот, как верный пёс

у моих ног. Не надо слёз.

Беги отсюда на серьёз,

коль ты ещё так рьян и молод.

 

И не моя, поверь, вина,

напьются люди до пьяна,

дождутся в городе темна,

учуют свой кровавый голод.

 

И будут дом палить огнём,

мне этот план давно знаком,

и будут крики, а потом

уснёт спокойно старый город.

 

Корабли

 

Горечью губы пропитаны.

Ни дали не манят, ни долы.

Стою в рубахе и приторный

дегтярный привкус, тяжёлый

залил мне горло. Почти свинец

в руки да ноги, и в голову. 

Как будто ни я, но мой близнец

застыл на горе полого

бесцветного камня. Там в дали,

почти горизонтом сглажены,

идут корабли на край земли.

Их мне бы догнать. Однажды.

 

За спиной

 

Кто же стоит за моей беззащитной спиной?

Взгляд мой цепляет движенье, кожа – дыханье.

И почему так упорно он ходит за мной,

что за бессмысленный жест и глупая мания?

Вдруг обернусь – позади никого уже нет,

только лишь взгляд на плечах моих тяжелеет.

Кто же ты? Кто? Я прошу тебя, дай мне ответ!

Но тишина. Правда, ветер кажется злее.

Видно, вопрос мой не важен тому, кто следит…

Каждое утро он просыпается рано

И мои сны отгоняет от их же орбит,

чтобы прожить ещё день со мной беспрестанно.

 

Парусник

 

Зациклилась планета на кругах

и от конца опять бежит к началу,

а парусник, стоявший у причала,

качается на маленьких волнах.

 

И каждый шторм срывает паруса,

но чуткие матросы парусину

из трюма тащат, и опять раскинут

на мачтах, устремлённых в небеса.

 

Ещё планета набирает бег,

ветра сильнее с каждою минутой.

Стоит кораблик с мачтою погнутой

назло страстям. Уже не первый век.

 

Этот чудесный город

 

Эй, посмотри вперёд – видишь этот чудесный город?

Он словно древо жизни, но весь прогнил изнутри.

Так что пакуй чемоданы. Нет, он мне очень дорог,

но дышать в нём чудовищно тесно, ты сам смотри.

 

Кажется, трубы заводов слишком в небо воткнулись,

словно игла пронзает тучи желтеющий шпиль.

Видишь, утро уже – мосты разводные сомкнули,

все ночные картины скоро рассыплются в пыль.

 

Выйдем отсюда – эта комната кажется склепом,

пусть на прощание ветер мне оближет лицо.

Так и осталась в этом городе кем-то нелепым

на фоне всех этих бездушных людей и дворцов.

 

Ворон с вороной небо в воронку крутят

 

Ворон с вороной небо в воронку крутят,

и засыпает город, сыплются звёзды.

Небо темнеет, город теперь уютен,

но обжигает холодом стылый воздух.

 

Ворон с вороной крылья свои расправят,

как расправляют на ночь в кровати простынь.

Здесь не бывает сводов законов, правил:

Всё, что казалось сложным, вдруг станет просто.

 

Только холодный воздух тех птиц дурманит,

дымкой накроет крылья белёсо-пегой:

чёрные перья мокнут в  мягком тумане.

Ворон с вороной город укроют снегом.