Квартирный вопрос
Жареный петух уже не в теме –
попадает в пятницу впросак…
Собирай потерянное время
и грибы в строительных лесах!
Если первый снег – кора берёзы,
прямо над горою Арарат
августа просроченные звёзды
сочные, как yandex-ы, горят.
Тут, куда ни плюнешь – даль больная
требует аренды за жильё…
Широка страна моя родная,
но инфаркт обширнее её!
«Омик»
Там, где не мычат стога двурогие,
на верёвках телится бельё –
соловей кошачьей лапой трогает
сердце непутёвое моё.
И, пугая рыб гудками долгими,
ищет пристань пьяный теплоход...
Запестрел фальшивыми наколками
знаков зодиака небосвод!
Ветра нет, он только приближается,
намотав усищи на кулак!
Мой костёр, как зуб больной шатается –
и во тьму не выпадет никак.
Околдован птичьими уловками,
на похмельном «Омике» опять
уплыву со всеми остановками
дорогих и близких догонять!
Чёрные очки
На лежаке солёном клавишей залипла,
вся из себя реклама: «бедность не порок»!
Сосед, залётный дрозд с Бискайского залива,
прицеливается, чтоб выклевать пупок.
Штормит сплошной волной – перманганата кальций,
ты, как алмаз в воде, невидима почти,
холёный виноград мнёшь лепестками пальцев,
бумажка на носу и чёрные очки.
Разносчики вокруг орудуют умело:
катранчик с балычка, лаптей арбузных вспых....
Ты, словно Ифигения в Тавриде, офигела,
в следах кофейных брызг из родинок своих.
Визжащая под плетью теннисного корта,
где жёлт запретный плод и палачи сильны
вернёшься, как болид, из облака Оорта,
чтоб распахать леса и вызвать дрожь земли!
Воистину фаст-фуд! Какая это скука
наличными платить и жить последний раз...
Сквозь трепет тетивы пройдёшь все кольца лука,
чтоб на меня смотреть не закрывая глаз!
Листопад
С утра в окно заглядывают осы –
их купола набиты янтарём!
И ты, родная – золото вопроса,
поэтому терпение сотрём.
Когда упасть грозит всему живому,
когда вода горячая на вкус –
ты мне нежна и взята за основу
стекла любви, в прожилках, словно куст.
Не так ли, в перепадах из зазоров
ты мне нужна по ягоды была,
когда леса и дали Сальвадора
оберегала голая Гала.
Ты звон покоя во вселенском оре,
прощальный взор взорвавшихся ресниц...
На горизонте шахмат скоро море,
а море не проигрывает блиц...
Два слипшихся стакана на буфете,
а дальше – моря скользкая трава,
там паруса высасывает ветер,
затычку чайки выдернув сперва.
Когда сюда с апломбом недоноска
я сквозь осколки времени пролез –
чужая кровь растопленного воска
отозвалась не сразу на порез!
Добрые сказки
Чего-то очень жаль, и не понять нисколько –
как мозг ноотропилом ни глуши –
Хоттабыча уж нет, но есть покой и Волька,
и камеры слежения кувшин.
Али-Баба за блажь уволен из театра –
какой щенок крестом пометил дверь?
Блокирует Сим-сим фальшивую сим-карту –
никак не отпирается теперь.....
Котовский, старый Щорс, чего шипеть от злости?
Маршак за всех решил, чего хотят:
спалил господский дом, чтоб не хамили гости,
и превратил племянников в котят!
Откосы парусов стрижи берут в кавычки –
кромешный штиль, закончилась ничьей
жизнь наперегонки, где флагманские спички
поштучно тонут в мартовском ручье.
Дощатые «толчки» наскальных гениталий...
Зашарканные чешки и трико...
Как нас любили те, кто в треугольной таре
за вредность получали молоко!
Мне сказочно везло на мелкие обиды...
Чтоб ощутить былую благодать
попробуй, прежде чем съесть пирожок с повидлом,
с какого края слаще угадать...
Ударившись локтем
Немыслимо сбежать от цвета беж –
настолько жизнь вокруг ветхозаветна,
пока играет в ножички главреж
и об асфальт заточен вектор ветра.
Забытая царапина кровит,
напоминая жженьем вой сирены.
Закованный в мадженту и графит,
застыл Лаокоон куста сирени.
Созвучья, словно бусины бросай
в молчание природы после линьки –
фехтует хрупкой молнией гроза,
защищена плетёной маской ливня!
Проверим напряжением струны
какая у кого рок-группа крови,
а если сердце с правой стороны –
неуязвимо отраженье, кроме
мучительной стрельбы поверх голов
глазами, разминаясь для сугрева,
чтоб умиляться, словно Гумилёв,
слагая абиссинские напевы.
Тишина
Море в берег торкалось всю ночь –
не пустили и послали прочь,
Только дым валил из саксофона
будто джаз, как опий подожжён.
Пролетела брошенным ножом
обоюдоострая ворона.
Я же погружался в тишину,
будто шёл по шёлковому дну,
до тех пор, пока раздался ветер.
Через вату памяти трубя
раковина слушала тебя –
или поворачивался вертел.
Не поверишь – будет всё ништяк!
Скрюченными пальцами дождя
схвачен под узцы лежачий камень…
Отвечай вопросом на вопрос:
медный всадник – бедный купорос,
твой костёр и тот развёл руками!
Спотыкаясь, чайка воду бьёт
точно в отражение своё!
Ты же вновь изрыщешься по следу…
Попадёшь из этого всего
прямо бесконечности в седло –
знак бессмертия велосипеда!
Запоздалое
В пижаме колорадского жука
пребуду я с оконной рамой слитно,
пока довяжет сумерек рука
черешневый вишнёвый ветер свитер.
Моторов копоть впитывает тень,
где рокеры – в короткой рокировке.
И женскую коленку скоростей
переключают жарко и неловко.
Сквозь тишину проедут по оси
на великах не великобританцы,
а Мандельштам – простуженный Осип,
изранен готовальней в школьном ранце.
Успехи географии – не факт:
всплывает чудо-юдо рыба Киплинг
кипит тройная царская Уфа –
в бульоне облака, в томате килька!
Облезлые вигвамы пирамид
заклинит, как окисленные клеммы.
И ты, покуда Бог тебя хранит,
имеешь право: прямо и налево...
Сумерки
Кончается наркоз, и – музыка потом,
орудует скрипач нажопкой по металлу.
Май гонит самогон и варит суп c котом,
и липнет языком: алло, аллея, алла!
Мы выследим его по пузырькам следов –
дождю невмоготу дышать через тростинку.
Вспорхнувшим мотыльком от сердца отлегло –
но свечка, как часы, страдает нервным тиком.
Татарки мертвецу, грузинки от трусов –
имеет смысл извне, когда возникнет между...
Кустурица – в кустах, забился в люк Бессон,
запущенный стрелой из плечиков одежды.
Летит под стол второй бутылки пустячок...
Пора морщины лба расшнуровать под душем:
пусть время, как вода, сквозь волосы течёт,
и воздух измельчён черёмуховой чушью!
Что будет – что будет!
Млечный путь в низинах заболочен...
Ежевичную корзину ночи
ложкой дёгтя выест до нутра
дзен буддизм будильника с утра.
В зеркало вернусь сознаньем торным,
сердце уколов о Тину Тённер.
Тесно в биологове моём:
сказывается усталость стали:
прохудился нипелем в Непале,
а ещё Аполлинер Гийом!
Накануне острова Умберто
лезет на рожон резина ветра
чуткая, как палец на курке,
стали или сплавов по реке...
Светофор подпрыгивает синим,
дышит в спину форточки разиня.
На треноге будущих побед
в щепках ослепительного света
замер телескоп велосипеда
или велескоп-телосипед...
Выгребает жизнь в семнадцать вёсен –
солнце брызги склевывает с вёсел!
Жалко, что теперь! Что было до –
судаком колотится о дно.
Тень воды хрупка и тонконога –
лба её не смей губами трогать....
Склеивать не ты ли уповал
берега? Прислушаешься к рыку –
гром благодарит тебя за рыбу
бумерангом чайки наповал!
Занимательная мифология
Воспаришь с бодуна – даже камни летают во сне:
что-то мёрзнут глаза, а в руке этикетка с бутылки –
это схема «Ситро», план Маршалла, ручьи по весне...
Снег идёт за тобой – так скользят за магнитом опилки.
Так теснится шпана, не решаясь настигнуть пока
смельчака, что вон с той совершал это даже в постели!
По ночным перекатам на нерест идут облака,
подогрев без того сексуальную ярость метели.
Можно вечно Тезеем служить в лабиринте метро –
здесь арго москвичей остаётся, как ужин на завтра...
Мне удастся в игре, где становится «medium» – «pro»
ближе к часу поднять на рога своего Минотавра!
В эпицентре страны, если плюнешь куда – всё равно
быть героем Эллады другой не найдётся причины...
Мне уже никогда не курить «Золотое руно»,
и луне не сиять из разорванной в драке штанины!
Песочная баллада
Песочница, а раньше был мой дом,
где я, в бреду черемуховых веток,
походкой молодого Бельмондо
соседских очаровывал нимфеток.
Листал Толстого, Пушкина усёк –
одна любовь к отчизне филигранна...
Теперь повсюду сыплется песок,
и жизнь груба, как кожа чемодана.
Всему – труба походная, пока
бросает, как торгаш на гирьку, ветер
слежавшиеся в небе облака
минтая в замороженном брикете.
Цыганский откудахтал леденец......
Двадцатый век, позволь, пока не поздно,
тебя вдохнуть, как жемчуга ловец
с запасом набирает свежий воздух.
Там память рефлексирует давно,
почти – собака Павлова с пробиркой.
И, если жизнь рифмуется с кино,
то в каждом кадре – Ленин и бутылка!
Сладкая жизнь
Откупорь старое кино, где первый кадр шенгенской визы –
гостиница, всё включено: свет, холодильник, телевизор.
Балконы поросли бельём сбежавших на пленэр девчонок...
Что в Римини тебе моём на Данте виале в Риччоне,
переживая Амаркорд субботним днём в толпе бесхвостых
друзей, ревнителей свобод, которые протяжный воздух
засасывают, как стакан до синевы на подбородке?!
(не покупай у молдаван венгерские косоворотки!)
В забое древних дискотек добыть несложно чёрный Гугл –
цепями, будто пленный грек, гремя, жара идёт на убыль.
Поймав, заблудшую овцу на бойню тащит добрый пастырь,
чтоб мясо завернуть в мацу, запить вином и сдобрить пастой –
у повара кишка тонка и кетчупом облита тога...
пусть брызги молний с потолка внезапны, будто мысли Бога!
Пора бы стариной тряхнуть: лицом к лицу, в пылу забавы,
пройдём скорее этот путь по макаронине зубами!
Огород
Расплавленной тыквой окажется завязь –
такая жара, будто не было Ноя,
такое амбрэ – лишний раз убеждаюсь,
Мир создан в Китае, как всё остальное:
ржавеют шприцы однорозовых сосен,
укол под лопатку... прививка – навылет,
фарфоровый воздух в теплице несносен,
который на даче разбили не вы ли?
Ботвой помидорной моя размахался,
что, дустом присыпан и пьяненький малость,
сквозь битумный лак просочился нахально –
скажите светилу, что я извиняюсь!
Тибетские – в хлам, на поруки возьмут ли,
сутулый сэнсей из японского мульта,
меня, с чёрным поясом по камасутре,
на грядке с Бахытом тягаться писулькой?
Досадно корням в унавоженной терре,
когда не пускает рассада налево...
И, взором врезаясь в зелёные перья,
любую морковь принимаешь на веру...
Бабье лето
Августовское «гитлер капут» –
похотливые липы текут.
Кто отыщется в свежей капусте:
аистёнок, сопливый слизняк –
тяпка рубит наперекосяк
кочерыжку, запутавшись в хрусте.
Остывает утюг сентября,
на коротком шнуре серебра –
вороха перегладил иллюзий.
Там, где месяц цветёт, двоерог,
изо рта выпуская парок
расползаются тучи на пузе.
Эту схему собрал идиот,
втихаря, за диодом диод –
зарядил и замкнул без опаски…
Ты же, мама, меня не буди –
осторожней за плугом иди
гэдээровской детской коляски!
© Алексей Остудин, 2009-2012.
© 45-я параллель, 2012.