Размыкая время
Одним не хватит русского, другим –
Не языка, а ветерка в просторе,
Что рвётся в небо с посвистом лихим
И размыкает время в разговоре.
И записным словечком с языка
Слетает век, разобранный на строки.
И выше поднимают облака
Поэзии воздушные потоки.
Так с миром о природе говоря,
Аристофан оспаривал Шекспира,
Взирая на британские моря
С орлиных круч античного кумира.
Смеялись дети – пели в высоте
Сирены и гудели самолёты!
И ангелы в матёрой темноте
Сливали мёд во временные соты.
Парад планет
Ночь как ночь. Лирическая строка.
Да не в строчку срывается с языка
Всё, что другим не высказать в свете дня.
Так и хочется крикнуть во тьме: «Огня!»
Лёгкий ветер льётся волной в окно.
Рвётся строчка! Время на полотно
Ставит певчих, словно стихи в катрен, –
Прут войска двунадесяти племен!
Там и лихо с горем в одном ряду,
И слова со временем не в ладу.
И не к месту этот парад планет
Там, где ночь разрезал калёный свет,
И восходом травленая звезда
Гаснет так, что кажется – навсегда.
Отражённые звёзды
Как царевна цвела в небесах у царя Одиссея…
Сказка
Окликая в ночи золотое зверьё Зодиака,
Повтори по слогам: Илион, Илиада, Итака…
И проступят во мгле, как с рисунка резцовой гравюры,
Островные цари – и за ними другие фигуры.
Это знаки полей! – провидений, знамений от мира,
Неизвестного там, где из храма выносят кумира,
Обращая во тьму микромир голубой биосферы,
И выводят на свет Полифема из той же пещеры.
Разбери эту ночь, силуэты в пространстве рисуя.
Там упала звезда – и остыла на дне Чебаркуля.
И для тех, кто горит этой долгою ночью за веру,
Обрати в темноте допотопную сказку в новеллу.
Новая земля
Итак, мы решили отправиться дальше…
Лукиан из Самосаты
Дальше воды корабли не ходят. Греки
Вспять повернули время. Читай, навеки
Зашифровали море в культурном коде,
Чтобы разлиться речью в любом народе –
Притчею, сказкой, легендой, сатирой, типа
Битвы титанов, что рецидив Меннипа
Сводят к мотиву вечной эпиталамы
В честь Одиссея в самом начале драмы.
И никому не разгадать сюжета.
Море кипит! И песня ещё не спета.
Время волной солёной бежит по венам,
Словно мечта о чём-нибудь сокровенном.
Там и любовь как случай для «Илиады»,
И кораблям только сирены рады.
Как ни крути, всё сводится к трём ядрёным –
Внутренним войнам, внешним и межплемённым
С ядерным яблоком, выкаченным на сцену.
Там не Парис, а Хронос украл Елену
И переставил в памяти место встречи –
Вот и осталась детям возможность речи
На языке одного из народов моря,
Что обратятся к ветру: «Полегче, Боря!»
И повернут свой парус, иль, что там будет,
По направленью к миру, где их прибудет.
И развернётся новая «Одиссея»
Там, где поёт пурга на мотив Борея.
Как ни смотри, но Арктика перед нами,
Словно снега, покрытые городами.
Моя география
В Питере был. В Санкт-Петербурге гулял!
Если точней, в Ленинграде – уже без Поэта.
Помню Хабаровск… Аэропорт, пьедестал
С первопроходцем – в разгаре советского лета.
К месту и времени. Прочее – к тем облакам,
Что, выпрямляя небо, зовут в просторы!
Всё, что узнал, доверил своим стихам,
И перенёс на холст Кудыкины горы.
Слышал, как бьётся, гулко стучит в дыму,
Сердце из молибдена в снегах Таймыра.
Видел дворцы в Тавриде, читай, в Крыму.
Был там в акрополе, но не нашёл кумира.
Не был в Орле, Ярославле, Москве, Воркуте…
Надо же так прогуляться! И всё – прямоходом...
Помню, подумалось, в Нерчинске или в Чите,
Что-то о временной связи дороги с народом.
Время промчалось! Вот мне и выпал предел
В центре страны, вернее – у самого края…
Кружится ветер! Свет превращается в мел.
Входит в границы Вселенной черта городская.
Мир Жюля Верна! Строчками в тысячи лье…
Небо – как море в открытом окне домоседа,
Здесь и богиня – та, что снимает колье
И рассыпает, словно стихи кифареда.
Под созвездием Лиры
Что ещё пропоёт над просторами северный ветер –
На старинный манер, по мотивам потерянных слов,
И просеянный снег – самый белый и чистый на свете –
Развернётся листом ненаписанных белых стихов.
На излёте зимы вдруг откроется что-то такое,
Отчего на душе как в начале большого пути.
Кто прошёл, тот поймёт. И рассвета руно золотое
Догорит на снегу – и другим ничего не найти.
По-другому прочти мифологию ветра и снега –
В белый эпос времён возвращаются все корабли.
И проходят снега. И горит легендарная Вега
Путеводной звездой далеко-далеко от земли.
Перелети-печаль
На маленький островок в синей дали морской
Уехать, продолжить путь, словно к себе домой
Вернуться и созерцать – петь в унисон волнам,
Пророчествовать, гадать по четырём ветрам.
Перелети-печаль! В небе воздушный флот
Вневременных облаков, словом, круговорот
Событий, зеркальных рек, – звёзд переменный ток
И несказанный свет, прочитанный между строк.
Листва сгорающей рябины
Когда-нибудь я вспомню всех поэтов
И напишу картину именами,
И будет в ней портретным каждый лист,
Как водится, сгорающей рябины.
Начну творить! и подбирая краски
К забытым именам, исполню небо
Печалью облачной и вещей глубиной,
И дальний план укрою синевой,
И светотени цветом нареку
В игре случайных мыслимых предметов.
Ударом кисти время отворю!
Когда-нибудь в единственной картине.
Прокна и Филомела
1.
Диктуй стихи! Я вызволил стрижа!
Спасенье птицы к творческой удаче
Иль, может быть, к чему-нибудь другому?
Киприда, не безмолвствуй. Расскажи,
Как пела Прокна розовой заре,
И ты над ней кружилась Филомелой.
И сколько с той поры прошло небес
И сколько птиц под ними пролетело,
Теперь никто не помнит, как стихи,
Тобою продиктованные грекам.
И в мире только ласточки полёт
Напомнит людям о тебе, Киприда.
2.
Аресу в радость пение стрелы
И новым грекам трапеза Терея.
Фракийского насильника жена
Царя ещё накормит. Как жестоко!
Палач и жертва – страсть и красота.
И вот – она в лесу. Немая птица!
Итис, Итис… И более ни звука.
Не плачь о Филомеле, не зови,
И не проси Терея, чтоб привёз
Из Аттики сестру… Они вернулись –
Терей удодом, Прокна соловьём,
И ласточкой царевна Филомела.
Полёт
Вдохновение любит свободу,
А не тех, кто, не ведая броду,
В эту воду однажды ступил.
Шмель кружит над соцветием розы,
Не тая для нектара угрозы –
Вот и брак, что Господь освятил.
Вид прекрасный! Удачное место
Для роения или инцеста:
Что ни улей, то рынок невест.
И не розы алеют, а маки.
В небесах заключаются браки,
При нехватке заказанных мест.
Только шмель, как прообраз круженья,
Презирает не пчёл, а роенье,
Над распущенной розой полёт
Совершая – раскрашенной пулей
Пробивает натруженный улей,
Но медовых не трогает сот.
Три восьмёрки
Голая поэтесса выходит на сцену.
Ропот, аплодисменты, пауза… Поэтесса
Громко хохочет. Пауза. Плачет.
Всхлипывает. Улыбается. И начинает
Декламировать список прочитанных книг,
Из коих она выросла, как из одежды.
Когда поэтесса упала в обморок,
Объявили антракт. Свист и топот.
Голая поэтесса лежит на сцене.
После драки в театральном буфете
Почтенная публика толкается в партере.
Визг и крики. Бронза и канифоль.
Оркестр исполняет «Полёт шмеля».
Галёрка рвётся в первые ряды.
Поэтесса поднимает кудрявую голову
И просит не играть Римского-Корсакова.
В конце двадцать четвёртого акта,
Когда кареты скорой помощи
И полицейские фургоны
Развозили зрителей из театра,
На сцену вышел Гений Метаморфоз.
Голая поэтесса стояла у рампы
И отчитывала суфлёра за прямую речь
Во время натуральной сцены. Занавес.
Ноктюрн
Ночи звёздная попса.
Мир неправильных зеркал.
Горьких пьяниц голоса
Прорываются в астрал.
В мелких кратерах Луна.
Жёлтый город над рекой,
Где из каждого окна
До Луны подать рукой.
Отраженье и предмет.
Как алмазом по стеклу,
Зодчий вырезал просвет
Белой звонницы в углу.
Тихо в Храме над рекой.
Ночь на Каменном мосту.
Ангел, словно часовой,
Зорко смотрит в пустоту.
Потерянное слово
Простой порядок слов – строительным лесам!
Ни сердцу, ни уму, но в них такая сила,
Что лучше, может быть, отправить к небесам –
Возвысить как пример грамматики распила
И вновь перевести с родного языка:
Подонкам темнота, а светочам пустоты.
Метафоры к ним нет, напишем – облака,
Чтоб нас могли понять пророки и пилоты.
И лестница горит! И снег летит с небес.
И легче завязать, чем повторить сначала:
Тропой бежит строка, и волком смотрит лес,
И веком правит мифология астрала.
Неправильный кристалл из квантовых часов!
Имеющему слух – потерянное слово.
И носит ветерок поэзию лесов –
И что ещё сказать, когда ничто не ново.
Отлив
Отлив. Откат волны. Песок
Впитал просоленную влагу.
Поёт прибрежный ветерок
Понятную лишь крабам сагу.
Огромлен тучами простор.
Вдали – ни паруса, ни флага.
На берег даже Черномор
Волной не выгонит варяга.
Белое море
В мире, отлитом стихами,
В мареве беглого света,
Заволокло облаками
Первое море поэта!
Не прозвучит из простора
Слово поморской былины.
Крепким дымком Беломора
Связаны белые льдины.
И острова словно плахи
Вдоль монастырской дороги.
Небом проходят монахи –
Как соловецкие боги.
Ангелов белое пламя!
Святыя славы в соборе…
Выдубит красное знамя
Синее-синее море.
Эх! Вэ-Че-Ка-чрезвычайка!
Что там, на сцене острожной?
Белая-белая чайка
Тонет в дали невозможной.
Август
Размытые дороги. Мелкий дождь
Уже неделю льёт неперестанно,
И августа редеющая дрожь
Шумит густой листвою покаянно.
Склонилось лето к прозе. И стихи,
Как водится в деревне в эту пору,
Полны тоски. И тёмные верхи
Всей тяжестью прикованы к Собору,
Как волны к кораблю. Огромный крест
Повис как якорь Господа в потоке
Всё ниже грозовеющих небес.
Пейзаж непроходимый, но глубокий
В картине план. Библейский колорит
Из плотных, вязких пятен, как из теста.
И кажется, что дождик моросит
Для обобщенья времени и места.
Сцена
Пусть вечный Шекспир, как фонарик,
На лунных дорожках горит,
Из книги законченный трагик
В комедию жизни летит.
Пусть в небе и солнца не будет,
Наступит безумца черёд.
В какие-то новые люди
Выходит шекспировский сброд.
Не ропщет в садах Мельпомена.
Трещит под ногами корма.
Джульетта, Россия, подмена…
Сойдёшь поневоле с ума!
Среди невозможных сравнений,
Крылатых метафор земли,
Актёры проходят по сцене
Как лучшие строчки мои.
Захваченный будущим делом,
Я в прошлом остаться сумел,
И чёрное кажется белым –
Крошится классический мел.
© Александр Цыганков, 2017.
© 45-я параллель, 2017.