Осеннее размышление
Мне нужно отойти от этой суеты,
Уединиться и – о Вечности подумать.
Ноябрь подберёт последние цветы
И снегом заметёт последний отзвук шума.
Мне надо осознать, увидеть в новом свете
Проблемы бытия и парадоксов суть.
А осени огонь всё так же будет светел,
Всё так же будет тих её предзимний путь.
Мне надо уберечь от плесени и пыли
Своё уменье быть с природою на «вы».
И листья потекут из рога изобилья,
Как золото с небес осенней синевы.
Мне нужно растворить в себе противоречья,
Тем самым получив неоценимый сплав
Из воли и мечты, которые, конечно,
Докажут людям то, что я всегда был прав.
А после я уйду из этой суеты,
По той причине, чтоб – о Вечности подумать.
Пусть осень подберёт последние цветы,
Зима пусть заметёт последний отзвук шума.
Красный конь, или Фаллические символы тоски
Фаллические символы тоски
И одиночества, зовущиеся скукой,
Являются, как лезвия узки,
Обычно ночью и всегда без стука.
Ложатся тени на рассыпавшийся хлам
Одежды, поразбросанной небрежно,
И я вхожу и освящаю храм,
Не освещённый символом надежды.
В сосудах разливается огонь,
Под горло катит кровяным напалмом…
Купающийся красный-красный конь,
Не ты ли перспективу эту дал нам?..
Не разорвать, не расчленить, о нет...
Мир искажён и опрокинут в бездну,
Горячечный срывающийся бред
Не кажется таким уж бесполезным.
Инстинкты подавили разум воль,
И в ужасе забившись в дальний угол,
Стоически он переносит боль,
До полусмерти жизнью перепуган.
Вдруг – тишина... дыханье в потолок…
И новой жизни ждущее пространство…
И в окна к нам вливается восток
Рассветом дня с обычным постоянством.
Прекрасно успокаивает нас
Прохлада, убаюканная страстью…
И Красный конь пучит кровавый глаз,
Растущему подмигивает счастью.
Как в зеркала, друг в друга мы глядим
И с полуслова понимаем всё мы:
Мир – это дым, колышущийся дым,
И только мы даём ему весомость.
Юродивый
Глупый юродивый вопил истошно –
Пена сыпалась с круглых губ:
– Власти дали тебе на грош, но
Ты ею воспользовался на рупь!
И ветер был резок, как взгляд безумца.
Неверной походкой позёмка шла.
– Держава не строится наобум, царь –
На море крови, на почве зла!
Царь ухмыльнулся оскалом волчьим, –
И жест был краток, как будто вскрик…
А глупый юродивый, плача молча,
В снегу нашаривал свой язык.
…В крови нашаривал свой язык…
Пришедший
А сегодня… сегодня мы будем грустить
Об ушедших вчера, об оставшихся жить.
А сегодня, – сегодня прекрасная ночь.
Повторяюсь – о ночи я столько сказал…
Но слова – это пыль... пыль, летящая прочь,
Вслед за взмахом, который ей путь указал.
А вчера говорили – Он выживет, Он
Вновь воскреснет и будет прекрасен собой…
Оказалось – Он смертен, и час предрешён,
Час, когда разрядят пустоту из обойм.
И никто не поймёт, что хотел Он сказать,
Для чего Он пришёл и нарушил покой…
Он нарушил покой. Он хотел доказать,
Что и мы отлетим, словно пыль за рукой.
А сегодня, – сегодня мы будем грустить
Об умерших вчера, об оставшихся жить…
Природа здесь мертва
Природа здесь мертва,
А время скоротечно.
И вялые слова
Здесь заменяют речь нам.
Вдали – песок-шатун,
Вблизи – пейзажа скупость.
Здесь просветлённый ум
Нам заменяет глупость.
А в общем, ничего –
Нам, что мука – что мука,
Засыпала огонь
Неряшливая скука.
Здесь всё не так, и нет
Ни солнца, ни ненастья.
И дымный пьяный бред
Нам заменяет счастье.
Того, кто несведущ,
Благословят здесь княжить.
И казначеем душ
Он будет здесь, и даже
Издаст сухой закон
Для рек и для озёр нам,
Прикажет горизонт
Разметить краской чёрной.
Провозгласит он рай
Для лжи и лицемерья.
Промямлит он: – Ура.
И мы ему поверим.
Сон под Рождество
Вот Рождество… Ты спишь, младенец,
И тёплый сон тобой владеет.
Ты спишь, сопишь и не страдаешь,
И всей Вселенной обладаешь.
Вот вводят мудреца слепого,
Он ощущеньем счастья скован…
Звук каплет в омут тишины…
Тебе большие снятся сны.
Иосиф вот. Он наблюдает.
Глядит на странное свиданье:
Старик, дитя… Что между ними?..
Мир между ними – замер, вымер…
Вот вол вздыхает, вот ослица.
И сон младенца длится, длится…
Сиянье в полночь проникает,
Оно здесь незачем покамест…
Мария вот. Она устала,
Её баюкает усталость,
И шёпот мудреца слепого
Для забытья – хороший повод.
Ну вот и всё, уже светает,
Звезда над горизонтом тает…
Младенец спит, и тает чудо…
И где-то так же спит Иуда.
Вопреки
Расслабьте волю, к чёрту споры,
Мне спорить с вами не с руки.
Есть аксиома, по которой
Мир существует вопреки.
К чему слова, когда не могут
Они преодолеть вражду?
Когда слепой поймёт немого –
Тогда безногие пойдут.
Пусть каждый строит башню в небо,
И стены башни той крепки,
Но Вавилон – он был иль не был,
А мир остался – вопреки.
Когда кретины поумнеют,
И правда одолеет ложь,
И принесёт победу мне ямб
Над серой кабалой святош, –
Тогда угаснет интифада,
Объявленная потому,
Что так нельзя, так жить не надо –
Противно чувству и уму.
Не нужно суетиться всуе, –
Когда-то рухнут потолки,
И мы поймём, что – существуем,
Но существуем – вопреки.
Наверное, Время терпит
Наверное, Время терпит
Нас, глупых его детей.
Готовит напиток терпкий
И говорит: – Отпей!
И пьём мы – не отвертеться.
Заполоняет страх.
И умирает детство
У Времени на руках.
Мы помним как будто что-то…
Воспоминанья – блажь,
Бегство для идиотов
Из миража в мираж.
Но лопнет терпенье. В темь ли,
В свет ли вернётся мысль, –
Время придёт за всеми.
Но будет ли в этом смысл?..
Третья сила
(Из цикла «Мисс Тика»)
Явился, ждёт, сидит и смотрит,
Не поздоровавшись, молчит, –
Собрат ли, друг ли, антипод ли?
Убить пришёл или почтить?..
Темнеет. Он снимает шляпу,
И тусклый свет включаю я,
Плотней запахиваюсь в запах
Чужого инобытия.
Он будто здесь, и в то же время
Он где-то там, Он не со мной,
Не с этими Он и не с теми,
Не с Богом, и не с Сатаной.
Неведомая Третья Сила,
Могущественное Ничто, –
Пришло и ждёт, сидит, застыло,
Наполненное пустотой.
И ногу на ногу закинув,
Он курит трубку и глядит.
И ночь бредёт за середину,
Мы этой ночи посреди.
Мы – в центре тьмы, мы – в сердце Мира,
Внутри реальности иной…
Нас нет, мы есть, мы оба – ирра-
циональное зерно
Другой Вселенной, для которой
Существованье смысла – бред,
Нас скрыли в ящике Пандоры,
Уже не выпустят на свет.
Но вот Он говорит: – Не бойся!
И голос отметает тьму,
Свивается в спирали, в кольца…
Я вправе доверять ему.
Он говорит: – Я – Третья Сила,
Тот самый серый кардинал,
Который управляет Миром.
Надеюсь, ты меня узнал?..
Конечно, но подходит утро,
Рассвет прорезался в стекло,
Сильнеет он ежеминутно
И падает в глазное дно.
Я просыпаюсь, я рассыпан,
Что посещал меня за дух?..
И мозг течёт, расплавлен, липок,
Что грезил он за ерунду?..
Я озираюсь – и немею,
Я в шоке – шокнутый встаю,
И вижу шляпу на столе я,
И трубки дымную шлею…
* * *
…Кто-то бросил нас где-то
На разломе эпох –
Беспризорные дети –
Где наш Бес? где наш Бог?
Потерялись мы где-то
В круговерти немой –
Омрачённые Светом –
Осиянные Тьмой…
Ностальгия по…
Взять, да заплакать. Не знаешь – к чему бы?
Белая боль всколыхнулась во мне.
Звёзды – на прибыль, годы – на убыль.
Млечная ночь зарывается в снег.
Мимо проходишь – случайный свидетель,
Сосредоточен и замкнут в себе.
Ты непричастен, ты инопланетен,
Ты не из этих спустился небес.
Что тебя гложет? Опять ностальгия?
Окстись, приятель, откуда она?
Всё – не такое, деревья – другие,
Люди – другие, другая страна.
Сам-то откуда? Не знаешь? Не можешь
Сориентировать душу на тот
Предполагаемый и невозможный,
Но необходимый Вселенский исток.
Сердце сжимается, просит вернуться
В неопалимый далёкий предел, –
И возвращается. Здесь остаются
Только поступки и пугала тел.
Лето–1917
Памяти Б.Л. Пастернака
1.
То, что иными за год не сделано, –
Вот оно, здесь оно – «Памяти Демона».
Памяти лета, дождей и трав.
Скорее, скорее, – глаза продрав, –
С клочьями снов ещё за спиною,
В логово сада, как в нечто родное, –
Безмозглым зародышем в лоно матери, –
И вспомнить, и стать первооткрывателем.
Ткнуться горячим от счастья взглядом,
Шептать, бормотать, наполняться ядом,
Терпкой отравой стеблей и веток,
Соком земли, живизной планеты.
Стать странником странным, любимцем птиц,
Язычником стать, и валиться ниц,
Молиться льющимся ливням света,
Предощущая, что это лето –
Будет последним, и позже – первым,
Его разрушат и опровергнут,
И слёзы дождей превратятся в кровь и –
Смоют в болота своих героев.
2.
И переполнив себя грядущим,
Ты возвращаешься, – бьёт озноб.
Пишешь, вздыхаешь, пальцами плющишь,
Лепишь нервно высокий лоб.
Трепещет тревога, бьётся в тебе она,
Сознанье удерживая едва.
Памяти лета, памяти Демона, –
Оставить в живых бы слова, слова.
Не расплескать бы всего, что видел,
Сферы миров нанизать на нерв.
А время грезит о суициде,
Грозящем бредущей во тьме стране.
Не расплескать бы всего, что станется,
В зеркале теплится твой двойник –
Твой Демон – по просьбе души-скиталицы,
Как спелые сливы срывает дни.
Не расплескать бы всего, что случится,
Не растрясти б по ухабам бед.
К тебе этим летом пришла Отчизна
И тихо призналась: – Ты мой, Поэт.
Но ты позабудешь всё то, что сбудется.
Под пальцами жилка стучит в висок,
И тростью солнце стучит по улице
Слепого лета
семнадцатого,
тысяча девятьсот.
Январские письма
Эти свары не стоят твоих трудов.
Спит земля, укрытая январём.
Твой напев не слышен, твой голос вдов.
Не якшайся с ворьём.
А захочешь письмо написать – пиши.
Твой порыв услышат в десятке мест.
Будто ампула с ядом, твой голос вшит
В душный шумерский текст.
Расшифруют птицы корявый стиль.
Свет луны вколдован в стекло из льда.
И вмерзает в небо январский Стикс.
Опасайся подагр.
Этих писем блажь иногда прочтут.
Чаще будет так – адресата нет.
Снег брюзжит, скрипуч и на ухо туг.
Спать пора, туши свет.
Дверь
Для чего ты дышишь чужим песком?
Для чего ты ищешь чужую дверь?
Рыбка, рыбка, лови свой корм,
Птичка, птичка в напев поверь.
Хочешь чаю сладкого – потерпи –
Скоро море высохнет, и тогда
Будешь рыб клевать, будешь кофе пить,
Причитать будешь куд-кудда.
Для чего живёшь, почему дрожишь,
Для кого собираешь зерно к зерну?
Посади «Майн кампф» – прорастёт фашизм,
Потеряешь цель, а найдёшь жену.
Посмотри – как хитр композитор слов,
Он умён, как кит, он вертляв как клоп,
Сбей с себя стекло, поумерь апломб,
Дай Бог, чтоб так же всем везло.
Для чего пришла, для чего не спишь,
Для чего кроишь алый парус лжи?
Это твой Берлин, это мой Париж,
Это новых навыков миражи.
Птичка, птичка, поверишь ли
В рыбку, в рыбку, которой нет?
Полдороги мы не с тобой прошли,
Дверь открыта в то, что не в нас, а – вне.
Заходи в меня, выходи – не плачь,
Кляп во рту держи, а под мышкой – флаг,
Для чего нашёл ты меня, палач?
Нынче так неплох выбор рвов и плах.
Закрути-ка шарф да вокруг оси,
Да на газ нажми, да рывком – вперёд.
Бедный ангел мой воет в небеси,
Дверь – с петель, и вот – совершён исход.