Александр Коковихин

Александр Коковихин

Четвёртое измерение № 12 (288) от 21 апреля 2014 года

В старости нет вопросов к отчизне

 

Предчувствие полёта

 

В старости
нет вопросов
к своей отчизне.

Скоро взлёт.
Ты – шарик.
Тебя надули.

(Если доктор
даст две недели жизни,
надо просить в июле)...

Нет, кроме смерти,
какой-то другой
свободы.

Можно всмотреться,
сделать ещё попытку
и разглядеть,
как в небо
с восторгом уходят
шарики-души
тех,
кто ослабил нитку...

 

* * *

 

Рыба ли ищет, где сеть... птица ли пулю.
Умник ли в атом полез, дурень ли в улей.
Трудно богам разобрать, кто куда лезет.
Плавная речь мудреца, детский ли лепет...
Где нам паденье, где взлёт? Камушки с кручи.
Диких случайностей рёв – гуще и гуще.
Только мозаика всё. Только осколки.
Шить бы да шить! А не шьёшь. Нитка в иголке...

 

* * *
 

Кровь и гарь боёв
заметают пески,
в травах диких
шрамы сражений тонут...

И встают пластилиновые полки
перед крепостью из картона.

И пока ещё важно
кто пригорок займёт,
и кому достанутся
пленники и знамёна...

Старый бог
налегает на «кальций-йод»,
чтобы помнить всех
поимённо...

 

Звезда во мгле

 

Звезда полей горит, не угасая.

Николай Рубцов
 

«Звезда полей во мгле заледенелой», –
читаем классом. С чувством и по кругу.
Стихи поэта (завуч нам напела),
удушенного собственной подругой...

Зачем горит? Чтоб освещать сугробы?
Мы отвечаем, ни черта не зная...
А через год – рванёт звезда Чернобыль!
А через пять – рванёт страна родная!

Звезду полей уже никто не вспомнит.
Поля, вздыхая,  лесом зарастают...
А без поэтов пьяных и бездомных –

звезда горит как лампочка простая.

 

Крылья

 

Не брести мне сушею.

Юрий Левитанский
 

Не брести бы сушею...
«Слушаю», –
отозвался Бог на звонок.
Взмыть бы птицей белою!
«Сделаем!» –
хрип, смешок да кашель.
Гудок...

...И за булкой всякою –

чайкою
я с тех пор бросаюсь в волну,
и за килькой дохлою –

дёргаюсь...
Боже, можно крылья верну?!

 

Велосипедист

 

По желтеющей аллее
едет велосипедист.
Размышляет, мол, алее
раньше был кленовый лист,
мол, опять октябрь и мокро,
будто не о чем ещё
размышлять, и катит бодро
с винтарём через плечо.
Будто мстить за дочь не будет
и подростков не убьёт.
Как часы – педали крутит.
А зима уже вот-вот...

 

Цыганка

 

Отвали от меня, цыганка!
А не то нагадаю сам.
Сколько медленных полустанков
протечёт по твоим усам...
Сколько кашля в елецкой «Приме»
насчитает казённый дом...
Все дороги туда. Не в Рим же.
Не очухаешься потом.
Будет брать тебя каждый прыщик
из конвойных и палачей.
А король твой червивый сыщет
хохотушку погорячей.
Твой сынок, твой угонщик ловкий,
в пьяной драке поймает нож...
Отвали от меня, чертовка!
Напророчу – не разгребёшь.

 

Эники-беники

 

Больше не будет приветов из космоса,
кладов из гиблых глубин
и со злодеем безбашенным Карлосом
схватки один на один.

Формулы счастья, таблетки бессмертия,
песни без липовых слов,
мата Каспарову в шапочной партии
и дрессированных львов...

Дремлют юристы, торговцы, охранники.
Ёрзают цены на нефть.
Эники-беники съели вареники,
больше вареников нет.

 

Нож

 

Непогода – осень – куришь,
снег – зима – морозы – пьёшь.
Пусть скорее грянет буря,
наточил бродяга нож.

Хочешь крови? Революций? Справедливости самой?
Причешись, прикрой ширинку и лицо своё умой!

Бог накажет, суд подскажет,
прокурор найдёт статью,
нескончаемую кашу
расхлебаешь – и адью...

Ничего не поправимо. Киснет детский творожок.
Смерть придёт – и станет ясно, что такое хорошо.

Дар напрасный – свет в проёме,
жизнь толкает – не свернёшь.
Никого не будет в доме,
не бери с собою нож...

 

Идиот

 

Не нужны рудники и скважины,
не хочу обокрасть весь мир,
не хочу бриллиантов сказочных,
золотой унитаз в сортир.
Не хочу ни толпу охранников,
ни костлявых моделек рой,
ни изысканных вин из краников,
ни могучих бадей с икрой.
Даже петь с Пугачёвой «Only you»,
хлопать Путина по плечу
и команду купить футбольную –
ну, нисколечки не хочу.
Не нужны острова законные,
пресса, Рембрандт и самолёт...
Я, наверное, псих законченный
и потомственный идиот?

 

Практикантка, или 9 «б» времён застоя

 

Нам объясняла историчка,
что Сталин был фальшивым солнцем,
что без него б мы так технично
урыли фюрера с японцем...

Ещё такого нет в газетах,
цветёт в учебниках враньё...
Но волновало нас не это,
а что под юбкой у неё.

 

* * *
 

Старому зонту приснилось,
что кладовку разбирают
и его в углу находят
с восклицанием: «Ого!»

Не несут бомжам на милость
и не ставят к бакам с краю,
а стирают, чистят, холят,
ремонтируют его.

А потом вручают снова
первой моднице Наташке,
что за эти тридцать с гаком
не спилась, не умерла...

Скажет: «Ах, подарок Вовы».
И погладит по ромашкам.
И раскроется с размахом
щит от всяческого зла.

 

Не отдам

 

...а я говорю,  даже трезвый за многих умниц
никогда не отдам классическую дурёху,
что тащит за мною вязанку годов и улиц,
то рабыню напоминая, а то эпоху...
И нет в ней игры,
осторожного зла и лоска,
чисто женского «не хочу, не сегодня, милый»...
Но может она...
если мне нужен лист – быть плоской,
или ямой холодной – если нужна могила...

 

К чёрту уехать…

 

К чёрту уехать стоит...
Но вдруг
не находишь билета.
Словно иголку в стоге
из прошлогоднего лета.

Словно дурацкий сговор
карманов,
столов,
перчаток...

Пусти одного такого –
рухнет миропорядок.

 

Закат

 

Серпокрылые стрижи
провода нам перережут.
Мы забудем «просто жить»,
мысли в голову полезут.

Пауки рванут наверх,
словно чёрные снежинки.
Улетучится наш смех,
не оставив ни смешинки.

Чуть наклонится закат,
посчитает нас, поделит,
т.к. время умирать
тем, кто выбрал смерть в постели...

 

Встречаем рассвет

 

Кто ночью звякает спокойно?

Спросонья выглянул с балкона:

там бомж – как старенький солдат

с авоськой, полною гранат…

 

Сигаретка

 

Я меняю облака, как перчатки.
(А перчатки меняю редко).
На крыльце дышу. Я в порядке.
Завершается моя сигаретка.

Воздух сумерек чуть плотнее
суеты дневной. За день вышит
и мольбами, и тьмой идеек...
Воздух будто стекает с крыши.

Мимо люди бегут со смены,
рассекают сумерек волны,
как неистовые спортсмены,
результатами недовольные...

Ни работы нет, ни наличных,
подзамёрз, да ещё нелепо
стал «не интересен как личность»
той, с которой глазели в небо...

Облака-то какие! Прядки.
И у каждой своя расцветка.
Не оглядывайтесь. Я в порядке.
Завершается моя сигаретка.