Александр Коган

Александр Коган

Все стихи Александра Когана

* * *

 

Юле Беломлинской

 

120 водки. Параллельный мир.

И телефон в четвёртом измереньи.

Парад планет транслируют с семи,

но мне уже хватает впечатлений.

В эфире запах денег; денег нет,

соседка Юля пьёт вторые сутки,

толкует, что раввин Талмуд, «минет»,

когда она трезвеет в промежутке,

мы говорим о дружбе и любви.

За окнами мороз согласно сводке.

Осталось побрататься на крови.

Весна. Январь. Ещё 120 водки.

 

55312

 

Ты будешь Буддой в Элисте,

я буду буквой на листе,

я буду водкой на войне,

ты будешь истиной в вине.

 

 

RIP  Бжезинский

 

Какой вместильник зависти исчах,

какая гнида ёрзать перестала!

 

* * *

 

Аккурат над квартирой Чайковского

с диким грохотом вдоль потолка

покатилось ведро Циолковского

от пинка в темноте чердака.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Американский крокодил

есть женщина. Она незлая,

но держит наших за мудил

и говорит плюясь и лая.

Глаза – полозья от саней,

да и душа того не краше,

но в нашем сердце даже ей

найдётся место у параши.

 

* * *

 

Американский разведчик

в день Первомая летал

и над Аралом, и над Уралом,

20 км. высота.

Янки снимал и смеялся.

На серебристом У-2

он до Москвы бы добрался

за полтора-два часа.

Что, если б сбросил он бомбу

прямо на наш Мавзолей,

с американским апломбом

похоронив всех вождей?

Пауэрс был славный парень.

В баре механик ему

выдал ужасную тайну,

хоть и попасть мог в тюрьму:

– Гарри, твоя катапульта

если сработает – смерть!

Взрыв – и заплаканной маме

не на что будет смотреть!

В милитаристском угаре,

чтоб не достался чужим,

нечеловеки и твари

гибель готовят своим!

Пауэрс лишь улыбнулся,

пиво спокойно допил,

только в дверях обернулся:

– Завтра учения, Билл!

Наши радары не спали,

им не положено спать.

Американцы не знали

комплекс С-75.

На боевое дежурство

он заступил в ПВО,

и боевое искусство

часа ждало своего.

Севернее Оренбурга

МиГ-19 звено

с аэродрома к аэродрому

звёзды на крыльях несло.

Вдруг им приказ: к перехвату,

близко летит супостат,

все выдвигайтесь к квадрату,

а широта – 60.

Они летели с ремонта,

и амуниции –  ноль,

не было вооруженья,

только – с приказом не спорь!

Взмыл на форсаже Сафронов,

наш камикадзе-старлей,

и на таран без вопросов

первым пошёл из друзей.

Первая наша ракета

сдуру подбила его,

ну а вторая, как полагалось –

американца того.

Так погибает Сафронов.

Пауэрс цел, но У-2,

с воем уже похоронным,

слушает Гарри едва.

Помня о предупрежденьи,

Пауэрс влез на крыло,

и вот земным притяженьем

вниз самолёт понесло.

Десять км. он держался,

после открыл парашут.

Вот он на поле колхозном,

вот к нему люди бегут.

«Путь Ильича» под Свердловском.

Думали что космонавт.

Только – ни слова по-русски.

Что ж, проходи, оккупант.

Он и не сопротивлялся.

Снял гермошлем, кобуру,

и по ступенькам поднялся

в «Плодовощхоз» конуру.

С Абелем их обменяли.

Гарри вернулся домой.

Там его не привечали,

хотя и был он герой.

Вылетел он с Пешавара,

метил в норвежский Буде,

и, не предвидя кошмара,

двинул навстречу беде.

От Гиндукуша до фьордов

можно и ехать, и плыть,

только не надо рекордов

над нашей Родиной бить.

 

* * *

 

Юлику (Василию) Агафонову

 

Атлантика неймёт цунами,

но в Делавере бьёт хвостом

заваленная валунами

луна над лордвилльским мостом.

 

Идёт тропический циклоп

вразвалку: триста миль за сутки.

Наперехват несутся утки.

Вампир корнями крепит гроб.

 

Медведь в тумане правит в реку,

а с пенсильванской стороны

ему навстречу кукареку

висит на вороту сосны.

 

За водокачкой две гремучки

по шпалам наперегонки

несут в терновые колючки

себя осенние клинки.

 

В курятнике у огорода

парламентский переворот –

петух Матрос перед народом

спел «Отче Наш» наоборот.

 

Впотьмах усадьбы Альвы Лорда

лишь призрак Молли, невесом,

шасть – из окна в окно как сон,

но рядом с ней – чья это морда?

 

* * *

 

Блажен, кто верует, – тепло ему при свете

сорокаваттной лампы в туалете

прочесть в спасённой от очка газете,

что Кастанеду стоит углубить.

История стара, как прокуратор,

не потому что Брут родил Марата,

но потому что Авель предал брата,

позволив Богу дать себя убить.

 

95

 

* * *

 

E. М.

 

Борьба со сном мешает мне уснуть,

но лень подняться и принять микстуру,

а потолок всё падает на грудь,

и ангелы летят сквозь арматуру.

 

За ними – ты во всей своей красе;

в такой момент мне засыпать обидно.

Потом она – полсолнца на косе,

подол в росе и скалится, ехидна.

 

И вот – укол, высокий потолок,

разливы рек и шахматное поле.

Мой Ангел, я не в шутку занемог...

Мой Бог, я Вам дышу – чего же боле?

 

98

 

 

* * *

 

Бык вышел победителем корриды,

а мог бы – похитителем Европы,

но то – уж слишком солнечные виды

для из заросшей паутиной жопы.

Погиб тореро, в скотобойне торо.

А иногда так хочется террора.

 

* * *

 

В доме дышит сонное тепло,

снег летит в оконное стекло.

Ты один, твой город замело,

их добро и зло тебе мало.

Лучшее, что сотворил Творец, –

самоё себя. Он сам истец,

сам ответчик, он рискует всем.

Та звезда, что грела Вифлеем,

светит над Голгофой. Ночь темна.

Бог есть свет плюс-минус тишина.

 

94

 

* * *

 

В жизни должен быть праздник.

Поэтому

каждый вечер несколько мавров,

несколько чувственных трактористов

душат столько же Дездемон,

несмотря на плохую посещаемость театров,

поэтому тысячами

умирают и смеются киногерои

на глазах у миллионов,

поэтому наступает ночь

для каждого в отдельности

и для некоторых вместе взятых,

поэтому в жизни должен быть праздник,

иначе не наступит ничего,

кроме того, что уже наступает.

 

В местечке Б.

 

Проковылял в ночи хромой,

за ним прошкандыбал другой,

хасиды, оба с бородой,

но скуден фонарей удой,

мы все идём одной тропой,

сам Бог хромает на убой.

 

06

 

* * *

 

Человеку с Ниагары (Лены)

 

Ваше Сиятельство! Два обстоятельства:

Вы – красный граф, я – беглый жид.

Вы под машинами, я над пружинами;

кто здесь кого перележит?

 

Ваши претензии – грёзы-гортензии:

пахнут. Цветут. Бурно растут.

Я же на пенсии вплоть до суспензии,

т. к. и там – то, что и тут.

 

Включьте внимание в цепь зажигания:

плещет Луна. Всходит волна.

Всё своевременно. Вами беременна,

Ваша жена Вам и нужна.

 

В поисках истины вам с Охлобыстиным

надо бы, граф, сесть в батискаф.

Граждан с талантами, вкупе с Атлантами,

всех, приласкав, ждёт пироскаф.

 

11

 

* * *

 

Весна без сна. У Бога ломка.

Ночь провалилась псу под хвост.

Над Иноземцево позёмка

в четыре миллиарда звёзд.

Рождённые под знаком Волка

подняли вой из-под земли.

У незнакомого посёлка

петляют злые «Жигули».

 

Ты прячешь тень за занавеску,

но видишь в кухонном окне

космическую хлеборезку

с немецкой топкой в глубине,

и в ней – окно через дорогу

сквозь снегопад в Махачкале

с характеристикой на Бога

на следовательском столе.

 

97

 

* * *

 

Вотще пытаюсь дозвониться,

изобретаю что сказать.

Где квинсборбриджская царица

(меня презреньем наказать)?

Паду ли я, стрелой пронзённый,

или отверстием в свище,

я не забуду бот казённый

и эту девушку в хвоще.

 

 

* * *

 

Впотьмах, почти не существуя,

очнувшись в бруклинской ночи,

какой-то отблеск, алиллуйя

на латах звёздной саранчи –

ни звук, ни свет, но запах слова

сочится через кирпичи,

и полнолуния обнова

сама выходит от портного

не погасив свечи,

лишь мысль в больничной тоге, в Торе,

торчит соседом в коридоре,

взыскуя кочергой в печи,

и мир в себя приходит снова

за неимением иного...

 

* * *

При взрыве в генеральном штабе…

М. Ветров

 

…всерьёз не пострадал никто.

На видео: вошла в пальто,

а вышла через час в никабе.

Тогда-то и раздался взрыв.

Был, слава богу, перерыв,

состав обедал. Еникеев,

седой главком подземных войск,

ел с делегацией евреев.

Дьяченко выехал в Подольск

на полигон. Он был доставлен

к Верховному в 5:32.

В 6:40 дверь открыл сам Сталин

и ввёл готовность по Москве

и округу. В 13:30

вся Ставка собралась. Исчез

(как выяснилось, застрелился)

Хуц – член ЦК КПСС

и контр-адмирал в отставке.

Что началось – не снилось Кафке

с Хичкоком. Вывозили в лес,

пытали. Автокатастрофы

посыпались как из мешка.

Торжествовали лимитрофы

Прибалтики. Исподтишка

обстреляны погранзаставы,

в Калининграде взорван мост.

В Аахене собрались главы

стран НАТО. Основной вопрос:

час Х. И тут-то их накрыло:

массированный сверхудар.

Устройством Сахарова смыло

пол-США, ЮКей, Катар

и все монархии залива.

Достали только Краснодар

и базу близ Североморска

два «Томагавка». «Форд» и «Нимиц»

таинственно пошли ко дну

сами собой. Через неделю

«Арматы» встретил Лиссабон

цветами. Портили брусчатку,

а так же по подвалам – баб.

Ну что же, приноси взрывчатку

в Москву на Знаменку в Генштаб.

 

* * *

 

вы пишете хокку

а я сеппуку

как Карл Хаусхофер

 

Георгиевская крепость

(красное полусладкое)

 

I

 

На ночь надеясь с тобой, вымыл и ноги и прочие части,

ты же к младенцу сбежала спать; я и этому рад:

древние греки здесь, латиняне («Всемирная Литература»),

соль, молодая картошка, чеснок, полстакана вина.

 

II

 

Филька-котёнок, утром, битюг, потерялся.

Слышу, пищит где-то в ванной, понять не могу –

где; сверху и сбоку и всюду жалобный писк окружает!

Всё я обшарил и, с ужасом, писка не слышу…

Дверь открываю во двор: вот он, на крыше орёт!

Те полстакана, что ты недопила, пью за спасенье.

А на коленях дремлет-урчит кот Филимон.

 

III

 

В церкви ударили в колокол, шавка соседская гавчет,

окна открыты, солнце слепит сквозь орех;

старая груша под ним, а под нею – пионы,

папоротник и бурьян, одуванчики, мох, виноград –

дикий; а тот что не дикий – мерно в меня переходит,

полстакана вина переливает из праха во прах.

 

* * *

 

Ольге Пархоменко

 

Детей крестить,

гусей пасти,

и нашу Родину спасти.

 

Дзэн

 

Сон Ламы через негатив зрачка

засвечивает в собственном сюжете

первотолчок вселенского волчка

и выкидыш в вокзальном туалете.

 

Желание быть хассидом

 

Женюсь и буду ждать Мессию

в теснинах Кингстон Авеню,

но к смерти жить вернусь в Россию,

изгой хасид-фотограф ню:

– перенести столицу духа

из Бруклина в Йошкар-Олу,

чтоб повседневности порнуха

ножом корысти по стеклу

отчаянья скрести не смела

вплоть до пришествия Его.

А там – кому какое тело?

Всех воскресят. Или никого.

 

 

Жигулёвское пиво

 

Тоскливо мне, тоскливо мне, тоскливо,

росли во мне и яблоня и слива,

две груши, виноград и абрикосы,

но съели СССР америкосы.

 

Народ мой нищ, а в горних – тьма-вонища,

закончена холодная войнища.

Колёса поездов стучат «счастливо»,

тоскливо мне, тоскливо мне, тоскливо…

 

* * *

 

Л. Капелюс

 

Забег окончен, звери в мыле.

В пропахший потом ипподром

ударил дождь. Автомобили

разъехались. Восьмой патрон

в отцовском «Люгере» в патронник

загнал жокей, и был таков.

Намок, измялся травный сонник

от легковесных пустяков.

Вся смерть прозрачна и душиста,

живая как река Юца,

такая же как у фашиста,

такая же как у отца.

 

* * *

 

завод высокоточных удовольствий

с непревзойдённой лёгкостью планирует парить

беконт в подзольстве на речном догосте

сволчили изволать две простодыры прозелить

а в какофорнии и дрождь и снегр и фьюги

а вроде буреались двести с маговых полей

но тело же дойдёддт до поциальной джентрифуги

в последний тень пномпеня над похоткой дефилей

раз вряд адмосферических навальных увлечений

блаженна рынка гребовательнихт даст недру мздить

где менее где более двух сил деловращений

и розы люкс ем бургер дабы дыбы бдить

 

Идиллия

 

(неизв. исп. худ. XV в.)

 

Мих. Ветрову

 

Мария в красном платье вышивает,

ручная птица смотрит на иглу,

ребёнок, улыбаясь, наблюдает

за матерью и горлицей. В углу,

сходив на двор и корм осляти бросив,

строгает гроб задумчивый Иосиф.

По стенам – инструмент. Сороконожка,

три муравья, пруссак размером с кошку,

кедровые игрушки на полу

и луковица у лукошка ниток –

всё излучает длительный покой;

вдали луга с домами над рекой,

и мастерская миру не в убыток.

 

* * *

 

именительная улица

родительный дом

дательный подъезд

винительные соседи

творительная кухня

предложный чай

звательный взгляд

 

ККК с д.р. № 69 

 

Вдаль отправляя неестественные нужды,

я замечаю, что не все они мне чужды.

Вам этот леттер отправляя вблизь,

ловлю я белкой разбежавшуюся мысь,

и вижу, ухватив: в ней блохи завелись!

Но нет! Гитлер капут! Христос Воскрес!

Трепещет Жору Змей, повержен бес,

и кто он есть, сей повелитель блох,

как ни верховный верхоглядный Лох?

Среди тюльпанов, мак, булатов, льна,

на вас идёт нашествие – весна!

Ужа уж у реки за хвост хватив,

сварганьте Эмме чай-апперитив.

И многая, и многая им лета!

А за весной там наступает лето

Господне, и все бабочки снуют

из бани в реку, и уют, уют.

 

09

 

* * *

 

Конст. К. Кузьминскому

 

Как на речке Делавер

тарарахнул зинзивер.

В день рожденья ККК,

вполхалата налегке,

с «Евой» стройною во рту

украшал собой тахту

ККК. Кукареку!

Леди, будьте начеку.

Он сначала заведёт

речь, а после под подол –

то что продолжает плеч

повелительный глагол,

то что продолжает течь,

потечёт ещё быстрей,

кровь и молоко, сиречь

этот протоиерей

с виду как бы анархист

и антихрист, но вообще –

невский яхонт-аметист,

чьё прибежище вотще

укрывают складки гор.

Сатановский тут Егор

вымогает чёрный чай.

Эмма Карловна! Ему –

ни-ни-ни, но – нам и мне,

я за это даже пни

на дрова сведу вполне.

Спят хозяева в лесу.

Гости, срезав колбасу,

катят к югу, в Вавилон.

Кали-Юга. Входит слон.

 

 

Кода

 

Мне снится кокаин,

я проникаю в свой зрачок.

На сцене ты стоишь в зелёном платье,

но голая. Дарю тебе две тени

успения в подземке.

Две лилии, две стоптанных подошвы.

 

Сентябрь. Ваза солнечного света, пыли

и запаха сухих цветов. Прозрачная старушка

целует воздух. Несколько ангелов

появляются в разных концах аллеи.

Собор возносится на небо,

парк зарастает сквозной паутиной.

 

Хоровое пение чаек онанирует над океаном.

Цистерны со спермой грохочут по железным

дорогам страны точно по расписанию,

машинист, прикладываясь к бутылке,

вспоминает мать невесты, матерясь

одними глазами. Скунс перебежал через рельсы.

 

Приходится смотреть. Постепенно

зрение преодолевает физические преграды.

На карту мира поставлено существование

вина, хлеба, лука, картофельной кожуры,

живого голубя. Содомия в воскресных школах

способствует укреплению дисциплины.

 

Жизни, оставленные в родильных домах,

жизни, отдавшие богу душу, жизни,

спящие в тебе, жизни, которых никто

не разбудит, суть – жизни смертей,

сводят на нет каждое слово

кроме телефонного «нет» твоего молчания.

 

С любовью прохожего к своей тени

теми же шагами приходит холод

внутреннего перерождения слуха

в эхо подъездов бездомного города,

ставшего шорохом сухого листа.

Трение.

 

Там, где нам было тесно, теперь

кувыркается ветер. В нашей постели

пусто, из развороченных окон

пахнет снегом, и как на иконе

золотая орда горизонта

зажигает огни в сумерках голода плоти.

 

95

 

* * *

 

Косвенные речевые акты.

Говори, гори, моя звезда.

В этой пьесе главное – антракты.

И один, который навсегда.

 

Убегает по аэродрому

чешское летадло. Бог с тобой.

Этот мир принадлежит газпрому.

Жаль что в танковых войсках отбой.

 

Фрунзе-пятигорск-нью-йорк-дезокси-

рибонуклеиновый фокстрот.

Что угодно, хоть любовник в Бронксе,

только не аборт-переворот.

 

08

 

* * *

 

Мне предлагается:

– в Карпатах

недвижимость за рубежом

с песком в зубах и на лопатах

за бруствером за рубежом;

– Болгария;

– квартира в Химках

(объект, опознанный на снимках

генштабовскими НЛО);

– как выйти замуж на два месяца;

– как утонуть, но не повеситься;

– знать где корыто, где кайло;

– американское село, где некому сказать «хэлло»

чтоб не услышать «сам х...ло!».

Но мир однажды перебесится.

Гарантия.

 

09

 

* * *

 

И. Тёмкину

 

Молилась ли ты на ночь, Дрозофила,

и есть ли для тебя такая ночь,

когда подъезд и чёрные перила

тебе уже не кажутся точь-в-точь

такими же, какими ты их знала

с рождения, и как до Рождества

ты дожила, дочь влаги и подвала,

два миллиграмма зуда естества?

Мохнатое жабо у подбородка,

три пары стройных женских ног, походка

Марии Магдалины околотка,

шершавая частица божества.

 

* * *

 

На день рождения Колумба

приснился мне Патрис Лумумба:

вот угол парка, площадь-клумба,

ростральная по центру тумба,

на тумбе вместо Х. Колумба

лежит нелепо П. Лумумба.

 

13

 

* * *

 

Не Пандав и не Курав,

однова Укроп и Сепар.

Поле Куру делит Днепр.

В небе левый берег прав.

 

* * *

 

Не верь, не бойся, не проси –

так говорил под Бодхи Будда,

ежи еси на небеси

и подосиновик Иуда.

 

 

* * *

 

Никого никогда не слушал

и не лапал чужих б…дей,

ничего я не знаю лучше

танца Маленьких Лебедей.

 

Достижимее, да и проще

спецпайка и машины ЗиМ,

эстетически равен мощи

девятнадцати Хиросим.

 

Шикльгрубер и Эйзенхауэр,

и туристы других широт,

вид с Лубянки на Лондон Тауэр

тот же, что и наоборот.

 

От погон снегу выпасть негде,

пуха с прахом сыпная пря.

Беспризорники на Проспекте

25-го Октября.

 

98

 

Новопавловская пшеничная

 

Спокойно спать под гром цепи Жучка.

Вселенная же, сука, далека;

но для Жука близка:

цепь коротка.

 

05

 

* * *

 

Ноги кормят волка

и фотомоделей.

Под пригорком – Волга.

А-ля Ботичелли

 

из неё выходит

некая наяда,

от волос исходит

тонкий запах яда.

 

Деву настигает

волк и тащит в рощу;

там он с ней вступает.

Обретает тёщу.

 

Многие печали

часто многоноги.

Вы бы одичали

и давай бог ноги.

 

Трудно эмигранту,

даже под Парижем,

даже ближе к Нанту.

Да. Так и запишем.

 

Сколько лет Казани –

точно неизвестно.

Выпей «Мукузани»,

белая невеста.

 

За волков, за ноги,

за фотомоделей!

Дай им годы многи,

Бог, на самом деле,

не жмись.

 

* * *

 

Нью-Йорк когда-нибудь уйдёт-таки под воду –

давным-давно пообещал журнал «Нева».

Действительно, мы видим – год от года

Атлантика качать свои права

сильна в политике мутить природу.

 

В универмагах и аптеках – мародёрство.

В ликёроводочных – ... пардон, электорат.

Нет электричества – и нет фрондёрства.

Чу! генератор распердолил магистрат...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Над гладью вод потух дарёный факел,

который Третий Рим и Мир зафакал.

 

* * *

 

пал на колена

пал и секам

здравствуй Елена

по усикам

- - - - - - -

зимние игры

заснеженные тополя

твои икры

Земля

 

* * *

 

Поведение шёпота

тихий час

простыни молочной любви

губы ангела

поедем на море этим летом

отстань

любовь моя

отстань отстань дурак

 

Подразделение кентавров,

вооружённых до зубов,

разбило в полдень лагерь в лаврах

вечнозелёных берегов.

 

Афродита не знала любви когда выходила на берег

махровое полотенце и глоток водки были её первыми впечатлениями

она захотела есть смеялась трогала меня за рукав

задавала смешные вопросы была умница

мы пошли в кафе там началась заваруха

прибежал какой-то фотограф вызвали полицию разняли

я отсидел пятнадцать суток и когда вышел

мир изменился настолько что меня никто не узнаёт

живу за городом в просторной тесной палате

об Афродите ничего неизвестно уже осень

пью при первой возможности по ночам сочиняю стихи

говорят получается впрочем откуда им знать

я и сам всё забыл я стал другим человеком

теперь я всё понимаю иногда читаю книги

меня интересует совершенство в чистом виде

без медитаций и постороннего смысла

кончается век я добираюсь до сути Афродита

 

* * *

 

И. С.

 

Поправь мононкль и пентакль,

мой друг литературовед,

тебе вести свой полк в атаку,

в пылу обеденных побед

строчить, как над гербом по флагу

ткачиха в городе невест

«Интернационал – Рейхстагу»,

за манифестом манифест.

 

03

 

 

* * *

 

Прекрасна городская жизнь,

прекрасны перспективы,

великолепны виражи,

все женщины красивы.

 

Нам всем ужасно повезло

родиться в этом веке.

Лет через пять исчезнет зло

любое в человеке.

 

Так с Новым Годом, с Рождеством!

Все будет как ты скажешь.

Ягнёнок ляжет спать со львом,

а ты со мной возляжешь.

 

* * *

 

Ровно на два часа,

проведённых в кино,

мир изменится, но

прежде станет темно,

так что выйдя на свет,

электрический свет,

на одной из планет

ты увидишь – коса

месяца жнёт звезду

за звездой и к кресту

над жильём и ездой

снова прибит Иса.

 

99

 

Рябина на коньяке

 

В доме 170 по улице Советской, что в посёлке Удобный

Майкопского района Республики Адыгейской,

есть колер карамельный и лимонная кислота,

сахарный сироп, коньяк, настой рябины,

спирт этиловый ректификованный высшей очистки,

виноградные, плодово-ягодные виноматериалы,

вода питьевая исправленная, –

противопоказан детям и подросткам до 18,

беременным и кормящим женщинам,

что придаёт напитку особенно гармоничный вкус,

гарантию качества и неповторимых ощущений,

и мы отмечаем 170 лет Советской власти,

богохранимой при температуре от +5 до +25 С,

защищая от солнечных лучей воздействия

и прочих напастей, будучи сами – в пасти…

 

* * *

 

С той стороны кладбища за воскресной школой,

где эстакада, электрички и пустырь,

бейсбольная площадка и дома прихожан

ближайшей синагоги, шёл рослый сумасшедший.

Несмотря на ливень, я узнал в нём тебя –

таким, каким ты вышел из психушки, хуже,

чем когда тебя забрали, могли бы и не выпускать.

 

Ты всегда спорил до хрипоты

и всегда проигрывал, но оставался при своём,

каким-нибудь многозначительным жестом

давая понять, что моральная победа на твоей стороне.

В заблуждениях ты был несгибаем. Зато чай

не исчезал с твоего стола, и свеча на подоконнике

была знаком для ежевечерних гостей.

Однажды я пришёл днём, и дверь не была заперта.

Ты сидел в своей комнате на окровавленной постели,

два разреза чернели выше локтевых сгибов.

Ты заплакал и сказал: «Я не смог». Самодельный нож,

отказавшийся взламывать дверь на тот свет,

валялся под табуреткой, с трудом отражаясь

в обшарпанном паркете. В комнате пахло

вскрытой горячей плотью.

Ты замахнулся на большее, чем мог сделать,

и там, где никто не способен помочь, не справился сам.

 

В нашу последнюю встречу ты сказал:

«Ты должен был умереть.

Вместо тебя умер другой человек».

«Кто?» – спросил я. «Я» – ответил ты.

Если время ещё действует тебе на нервы,

постарайся представить себе нечто,

что не могло бы быть ничем чревато,

и ты ощутишь все восемь часовых поясов,

отдаляющие тебя от этой галлюцинации

пока новый день убегает от дождя

по дощатому настилу набережной, как собака,

напряжённого бруклинского миропорядка,

не узнающая себя в мокром отражении.

 

* * *

 

Лене Сапрыкиной

 

С утра никогда – всё же лучше чем рано,

когда в темноте будет капать из крана

фонарь пустыря и оконная рама,

пока поголовно

                         кромсает казарма

три грёзы маразма

                              в размере плацдарма,

чья форма – уже воплощённая норма,

                           и мозг мой равняется,

хоть и разорван,

                           на рёбра четвёртого сбоку.

Усталость

                простила просящих.

Нас мало осталось,

в халатах стоящих в приёмном покое,

и кофе морковный, прозрачный как морфий

в ночное окно улетает...

 

* * *

 

Сутер, Нарик и Мент
в одном классе учились,
исключением мент,
никогда не женились.

Нарик был музыкант,
сутер – гадыш прогнивший,
ну а мент – лейтенант,
от войны откосивший.

Сутер в зону попал,
там где мент стал начальник,
музыкант ему слал
на табак и на чайник.

На поверке с утра
мент узнал сутенера,
встретилась детвора
по вине прокурора.

Мент решил по уму.
Зачитал разнарядку,
а кенту своему
дал под дых для порядка.

Год за год в Элисте,
в рыжей выжженной степи.
Но вот – печать на листе
и бейсболка на репе.

К музыканту пришёл,
пил немного нимало,
было им хорошо,
лишь мента не хватало.

Музыканта уймут,
сутенёру ответят,
а мента дома ждут
чуть раскосые дети.

 

* * *

 

Твой дядя самых честных правил

и папа благороднейших кровей,

да что! – сам Б-г ключ к истине тебе оставил.

Увы нам всем, зачем же ты его расплавил

в горниле ненависти к родине своей?

 

 

* * *

 

Только теперь, выходя из бомбоубежища

в свадебном платье,

ты видишь, как всё изменилось:

на месте пивного киоска растут многолетние пни,

небо сместилось в сторону нового моря,

а все твои друзья по-прежнему за границей.

Пахнет полынью, всюду бельё на верёвках,

ветер уносит обрывки телефонного разговора,

и ящерица на раскалённом асфальте школьного двора

видна изо всех окон оглушительной тени.

Время только что кончилось,

тебе повезло первой оказаться в раю.

 

95

 

* * *

 

Е. Ядыкиной

 

Ты приходишь в себя как чужой,

и в потёмках стоишь над душой,

за которой давно ни шиша,

без приданного знать хороша,

только даром кому не нужна

Тараканова эта княжна.

 

* * *

 

ты спи

я сплю

терпи

люблю

беду

одну

иду

ко дну

кричал

петух

причал

Господь

плот мал

на двух

на дух

и плоть

 

* * *

 

У времени в руках такие спицы,

что нам ночами круглыми не спится,

клубок, разматываясь, как бы снится,

как снимки в темноте всплывают лица

на третьи сутки; время не водица,

а кровь людская и способно длиться

смертельно долго – нитью из клубка,

распутицей, письмом издалека,

синицей, издыхающей в руках,

бессонницей, распяленой на спицах.

 

* * *

 

Укромно жить

и спать вдвоём возможно хоть и не без боли

в один и тот же водоём входили дважды и поболе

верните мне украдку впадин мою и рыбку из пруда

мой путь в бессонное туда по времени уже обратен

желанию вернуться вспять свою чтоб завалиться спать

в тебя которую как пять я знаю мне нужна лишь пядь

земли прошу перелопать мне родина участок почвы

не пять на пять так два на два всё понемногу ты права

растёт трава не носят почты сюда где каждый не один

хотя как пить дать я не каждый пока трава растёт от жажды

а не от влаги я один как в зеркале один но дважды

 

91

 

* * *

 

Хочу полярной ночи,

полярного же дня,

но только чтоб не очень

морозило коня.

 

* * *

 

ККК на 74 с половиной годика

 

Цыганорусоляхожид

лежа – бежит, бежа – лежит.

Так больше дела, меньше слов.

Сей Нос на снос основ ослов

из Питера на Делавер

явился не для полумер.

Им несть числа, их – телевизор.

А он – естественный провизор.

Но слишком полюбил людей

джахиндухристоиудей.

 

 

Чисто английское

 

Террор на родине террора

с застывшим взрывом триколора

над стадионом. Дым с огнём.

Дочеловека днём с огнём

разыскивает Скотланд-Ярд,

в «бульдоге» спит патрон «баярд».

Шотландца можно застрелить

в пределах рынка, если пукнет.

Манчестер мастер пули лить.

Инспектору под утро стукнет

в окно корявой веткой вяз.

Азбука Морзе, новояз

дредноутов и субмарин,

бросает в дрожь аквамарин

полуанглийского канала.

Но вера в нал без веронала

не действует. Проснулся Лейстред.

Льёт дождь, а дочь висит на люстре.

 

Эволюция

 

Конст. Гальцеву

 

Человек произошёл от статуй.

Статуи – от зависти и мумий.

Мумии – от страха перед смертью,

перед смертью страха перед жизнью,

первой из причин существованья

после страха жизни после смерти.

Мумии в двухкомнатных квартирах.

Статуи в очередях за водкой.

Человек во чреве червячихи.

 

91

 

* * *

 

Я доживаю век в глуши

по всем законам классицизма,

скрывая в глубине души

синдром всезнайства и снобизма.

Люби меня, моя любовь,

ведь я назвал тебя любовью,

но кротостью не прекословь

ни голосу, ни послесловью.

 

95

 

* * *

 

Яне Антанайтите

 

Я узнаю январь

на окраине пьяным,

лес читает букварь

обрусевшим полянам.

 

Небесами бельма

мелких туч вагонетки,

на сетчатке – зима

и саксонские ветки.

 

Верно, Брейгель и Бах

тянут век по старинке

то ли галкой в полях,

то ли звуком волынки.

 

Только силой утрат

воскресает по нотам

перспектива утра

с этим ломким полётом

 

католических спиц

над ресничным ковчегом

горизонта границ

между небом и снегом.

 

93

 

* * *

 

Я, приветствуя наше правительство,

поступив под его покровительство,

обязуюсь быть добрым и честным,

сильным, умным, красивым, известным,

сверхвнимательным к всяким нюансам,

архивежливым и к иностранцам

и к своим, и – учиться, учиться,

и – работать, работать. Не злиться.

 

* * *

 

болесть болесть

если ты есть

уйди из чрева

как червь из древа

вали на волю

ходи по полю

найди се мамку

сырую ямку

там сиди

 

96