Александр
Кирнос

* * *

А мои друзья-подруги разбрелись по белу свету,

Замели пути их вьюги, занесли следы пески,

Кто давно исчез на юге, лишь осталась в сердце мета,

Кто-то на полярном круге ищет средство от тоски.

Кто на западе далёком, след растаял в океане,

На восток другой уехал, там за дальнею рекой,

Обещал бессмертный Будда, всем, кто тяжко в сердце ранен,

Средство верное – нирвану, дав забвенье и покой.

Удалось? Нашлось ли средство, как нам вырасти из детства?

Иль от этого не деться и не скрыться никуда?

Всё, что было, всё, что будет, здесь и рядом, по соседству,

Где сплелись беда и радость – неразрывно, навсегда.

* * *

А он ей говорил слова,

Нанизывал за словом слово,

Сорокоустая молва

Не верь, шептала, лишь полова

Всё, как мякина на ветру,

Рассеется, бесследно сгинет,

Исчезнет, как туман к утру,

Бесславно и бесслёзно минет.

А он ночами: не беда,

Я знаю, что серьёзно болен,

Но жив, люблю и в чувствах волен,

Все остальное – ерунда.

Не слушай глупую молву,

И помни лишь одно,

Я не ищу себе вдову,

С женою заодно.

Она не слышала слова,

Но вслушивалась в звук,

Что пробивался к ней едва

Сквозь сердца дробный стук,

И лёгкий колокольный звон

Заполнил окоём,

Люб-лю, влюб-лён, люб-лю, влюб-лён,

Вдво-ём, вдво-ём, вдво-ём

И было так, и будет так

Повсюду и всегда

Сквозь морок, миражи и мрак,

Мгновенья и года.

Где миг, как век, а век как миг,

Мгновение – эон,

Там если – колокольный звон,

То, что нам мудрость книг.

15.02.17

* * *

А снег идёт, а снег идёт,

бредут, сутулясь, пешеходы,

несутся дни, мелькают годы,

и птицу-жизнь внезапно, влёт,

сбивает снайпер  Азазелло.

В недоуменье, ошалело

кричу ему: «Нельзя же так!».

А он в ответ: «Молчи, чудак!

Ишь, разлетался здесь без дела.

Лежи спокойно, прорастай

былинкой, повезёт, цветочком,

читай дождей косые строчки,

страницы облаков листай».

Август 1914 года

Над кронами плакучими берёз,

над их струящейся, трепещущей листвою

из дальних стран нёс ароматы грёз

полночный ветер. Скошенной травою

пахнуло с луга. Плыли облака

неспешно с юга. Над речной излукой

висел туман. Покойна и легка

казалась жизнь. Но тетива у лука

уже дрожала. Времени стрела

стремительно меняла направленье,

и хищное сгущалось наважденье

в её глазах. Неясное томленье

охватывало юношей тела,

ознобом смерти не тревожа души.

Они ещё дремали до поры,

боясь покой внутри себя нарушить,

отталкивая мрачные миры.

Но мир темнел, багров и фиолетов,

заря вставала, августом пьяна.

Расчерчивая молниями лето,

гроза гремела. Началась война.

14.08.2016

* * *

Ведь это право не беда,

что вновь мы на год постарели,

такое с нами иногда

случается, на самом деле.

И я не стал бы тосковать,

об этом и писать неловко,

но как-то грустно сознавать,

что кончится командировка,

и здесь на трепетной земле,

где было зыбко и тревожно,

в мерцающей полночной мгле

проснуться будет невозможно.

И только изначальный свет,

неизъяснимый свет творенья,

проявится сквозь бездну лет

мелодией стихотворенья.

Но за закатом вновь восход,

и жизнь ещё как прежде длится,

и наступает Новый Год,

и пусть душа не убоится.

* * *

Вновь луна, как ломтик сыра,

Завалилась за дома,

На дворе тепло и сыро,

Видно, кончилась зима.

И по краю небосвода,

Уклонившийся от дел,

Словно прячась от народа

Тихий ангел пролетел.

Снова утренники будут,

Но сквозь эти холода

Боль, как битую посуду,

Унесёт март в никуда.

В полдень разольётся слякоть

Под оранжевым лучом,

И сосульки будут плакать

Обо всём и ни о чём.

К ночи снова подморозит,

Но к апрелю, не спеша,

Через обморок и слёзы

Тихо оживет душа.

Многоточьем, а не точкой

Враз набухнут тополя,

И вот-вот взорвутся почки

И раздышится земля.

И я тоже повторяю,

Как за ниточку держусь,

Если буду жив, то к маю

Потихоньку раздышусь.

14.03.17

Дети войны

А я из того поколения,

родившегося на рубеже

мира совсем недавнего

и грохочущей месяц уже

до сих пор не забытой

страшной народной войны,

в которой беда была общей,

а всё, что касалось вины,

сугубо индивидуальной,

той самой, знакомой до дрожи

тем, кто с неё вернулся,

перед теми, кто не пришёл,

с этим потом разберутся,

позже, намного позже,

когда война уже кончится,

и будет всё хорошо.

В нашем дворе жили,

те, к кому не вернулись

с фронта отцы, я помню

их обжигающий взгляд,

были мы дети дома,

они были дети улиц,

и нас разделяли тени

тех, кто не вернулся назад.

Да, беда была общей,

но всё же была неравной,

уже три четверти века

прошло с начала войны,

но до сих пор ясно вижу

мальчишечью нашу ораву,

и нас, чьи отцы вернулись,

виновных без всякой вины...

7.05.17

* * *

Ещё один год пролетел, просвистел,

Промчался, как литерный, скорый,

Опять не успел сделать то, что хотел…

В который, в который, в который?

С восхода летит эшелон на закат,

Печали и радости – мимо,

И жизнь, что дана мне была напрокат,

Давно без румян и без грима.

Осталось немного, кончается путь,

Несётся состав бесшабашно,

И в вечность уже не удастся свернуть,

А только вдоль стрелки вчерашней.

Что сделать успею, разлуку кляня,

Для тех, кто пока на перроне,

Кто смотрит, ладонью глаза заслоня,

Туда на закат, где не видно меня,

Лишь блики в последнем вагоне.

* * *

Жизнь в целом прожита, осталась

Краюшка малая, но тем ценней она,

В ней сгусток нежности, любовь, испуг, усталость,

Осадок, неизбывная вина

Пред всеми, с кем дружил и кто мне верил,

И с кем потом по жизни разошлись,

За кем уже давно закрылись двери

В другую, мне неведомую жизнь.

Расчётам и просчётам вопреки

Люблю, дружу, работаю, мечтаю,

Порою книги давние читаю,

И вглядываюсь в линии руки.

Вот линия любви, вот линия ума,

Даны мне при рожденье, задарма,

Но как же отдалились друг от друга.

Любовь уму неверная подруга,

Как далеко расходятся пути –

Единства на ладони не найти.

Что длится дольше, жизнь или любовь?

Ум без любви бесплоден и опасен,

И жизни дар заведомо напрасен,

Когда холодная течет по жилам кровь.

14.12.16

* * *

Здесь дышит Бог у Западной стены,

невдалеке, порою вовсе близко,

ночами собирает он записки,

читает: «Лишь бы не было войны»

«О, боже, помоги, хочу ребёнка...»

«Пусть будет мирным и спокойным день...»

Заря повисла паутинкой тонкой

И съёжилась, ушла ночная тень.

И, растворясь в сиянье небосвода,

Он верит, что наступит этот миг,

Мир и любовь объемлют все народы,

Как было сказано в его же Книге Книг.

Квадрат Малевича

Когда не пробуждённая душа,

Что держится в давно увядшем теле,

Не ведая порока, не греша,

Земные страсти зная еле-еле,

Быть может, дело в том, что на войне

Её носитель – тело не бывало,

Возможно, с неё спросится вдвойне,

Что лишь покой оно предпочитало.

А ведь могла бы тело подтолкнуть,

Не дать дремать, на путь иной наставить,

Могла б точнее выбрать этот путь,

Могла б кривое зеркало исправить.

Ведь телу что? Оно вернётся в прах,

А ей в дорогу из командировки,

Лететь домой стремглав, на всех парах,

Без чувств, без мыслей, знаний, без сноровки.

Куда её, убогую, куда?

В безвременье, в безвестие, в отстойник...

Вот телу благостно, оно давно покойник,

Над ним репей, ольшанник, лебеда.

А с ней как быть, коль на свою беду

Ей равно от рождения постыло

Внимать гармонии или пылать в аду...

И стрелка на нуле навек застыла.

Как много их таких. Была б одна...

Не грязь и не елей, лишь равнодушье,

Лишь пустота, заполненная тушью,

Случаются такие времена...

19.04.17

* * *

Лишь творчества таинственная страсть

унылых дней взрывает постоянство.

Творит художник, наслаждаясь всласть,

преобразуя время и пространство.

Уж если он талантлив, то во всём:

холст, лист бумаги, мрамор – всё едино.

На круг гончарный бросит глинозём,

и вот уж мир им сотворён из глины.

Под каравеллой плещется волна,

Колумба лик скользит в водовороте,

над Рафаэлем неба глубина,

под куполом завис Буонарроти.

Пройдёт сквозь всё, что встретит на пути:

любовь, предательство, интриги, бремя славы.

Да, «жизнь прожить – не поле перейти».

Был прав поэт. Всегда поэты правы.

19.11.16

* * *

Льётся светлая грусть,

что разлита в этюдах Шопена,

в ней любовь и надежда,

сомненья, тоска и печаль.

Оседает в душе

неприглядная мутная пена,

суета отступает,

иная предвидится даль.

В перспективе иной

предстают и дела, и заботы,

и другая цена

обретений, исканий, потерь,

и всё кажется, что

миг остался и за поворотом

шаг один и откроется

в непостижимое дверь.

Март 2006

Глухая, безъязыкая тоска,

отчаянье на грани отупенья,

замкнулся круг, разбросаны каменья,

вновь собирать не тянется рука.

А обнимать кого-то? Что за бред?!

Дай боже уклониться от объятий,

висят в шкафу, как спрятанный скелет,

три вешалки... и этот запах платьев...

Ещё воспоминания тая

болит душа, сплавляя правду с ложью,

ещё порой во сне ты вновь моя,

целую грудь, и плечи, и межножье.

Еще порою ожидание горчит,

в метро, трамвае или в магазине

вдруг в ритме скерцо сердце отстучит

пароль разрыва – Я поеду к Зине.

Ты подождёшь? Я быстренько вернусь.

– Я подожду, вернись лишь, сделай милость...

Сменялись гнев, недоуменье, грусть –

тоской. Она четыре года длилась.

И волглые смешали облака

стынь неба с полем в мареве белесом,

и заячья неровная строка,

как вздох астматика, петляла кромкой леса.

Но тает лёд, расклад меняя карт,

и полынья манит мечтой острожной,

и, неужели, вновь случился март,

и вновь любовь, как музыка, возможна...

* * *

Меж безделья и забот,

радости и боли

жизнь истает и уйдёт,

как тропинка в поле.

Помню – слева за углом,

там, за поворотом,

был когда-то старый дом,

да теперь, чего там…

По небу, по небу, по небу вдаль

ветер уносит тоску и печаль,

по небу, по небу вдаль…,

что-то забытое жаль.

И всё чаще, лад не в лад,

там за поворотом

дедушкин вишнёвый сад

вижу отчего-то.

Дедушкин вишнёвый сад,

бабушкины спицы.

Сквозь осенний листопад

сон весенний снится.

По небу, по небу, по небу вдаль

ветер уносит тоску и печаль,

по небу, по небу вдаль,

ветер уносит печаль.

Как корова языком

этот дом слизнула,

там, налево, за углом

холодом подуло.

Ни печалей, ни забот,

ни тоски, ни гнева.

Дней осенних хоровод

повернул налево.

По небу, по небу, по небу вдаль

ветер уносит тоску и печаль,

Тает весенняя просинь,

золотом падает осень.

Жизнь, как монетка, стоит на ребре,

дней паутинка уже в серебре,

патиной века покрыты дома,

скоро зима.

Монолог долгожителя

Что нового могу я рассказать?

Жизнь штука странная, но это сам ты знаешь,

она то вскачь бежит, то замирает,

и, главное, при этом изменяет

не только то, что вне, но и внутри.

Всё глуше звуки, мутны очертанья,

утрачен фокус. Вот в чем, друг мой, фокус

старенья, да, утрачивают резкость

аксессуары, приданные духу,

сказать по-современному девайсы.

Но их замена (если удаётся)

проблему отношенья с внешним миром

для мира внутреннего, (эго, супер эго),

решить не может, ибо на десятом

десятке лет, что здесь я обретаюсь,

я видел, слышал, пережил такое,

и столько раз любил и предавал...

Дотла сожжён был, восставал из пепла,

обманывал, обманывался, правду,

да, правду говорил (не слишком часто),

но всё же говорил, хоть это глупо.

Кому нужны слова в лесу из слов?

Как в буреломе из трескучих фраз,

в болоте вязких, липких славословий,

в пустыне, злобой выжженной дотла,

проживши век глухой и беспощадный,

борясь и примиряясь с этим веком,

суметь остаться просто человеком?

Чем старше я, тем мне трудней понять..

14.10.16

Монолог уходящего Старого Года

Я жить хочу, мне это по плечу,

но кто-то норовит под дых и в темя,

и шепчет ночью: истекло, мол, время,

поздняк метаться и ходить к врачу.

Проснувшись, не могу никак понять,

где сон, где явь, и как со сном бороться,

в котором как щенок на дне колодца

барахтаюсь и не хочу принять,

того, что должен завершиться бал,

да, что там должен, кончился, и свечка

вот-вот загаснет.. Мне б еще словечко,

одно словечко... Я не все сказал. 

31.12.2016

* * *

Не случится ничего, что не должно случиться,

Сложатся случайности в задуманный узор,

Поезд жизни с каждым днём всё быстрее мчится,

Оставляя позади славу и позор.

Ветер времени сорвёт грим и побрякушки,

Всё, что было наносным, улетит как дым,

Деньги, страсти, власть, успех – прочие игрушки,

Выдаются под расчёт – бонус молодым.

Память, младшая сестра радости и боли,

Всё острее и ясней на исходе дней.

Вот и кончился маршрут, выходите – воля,

Ну а тем, кто не готов, лишь мечта о ней.

8.01.17

Ослик мессии

Я не Пегас, я не крылатый конь,

Я просто ослик, ишачок, я предназначен,

Тому, кто будет, кто живой огонь,

И кто не въедет в град святой иначе.

Не на арабском гордом скакуне,

Ахал-текинце или иноходце,

Не торопясь, на ослике, на мне,

На вислоухом маленьком уродце.

Ведь мир преобразят не гром и град,

Не молнии, вулканов изверженье,

А тяжкий труд столетия подряд,

Неспешное и тихое служенье.

28.08.16

Первый снег

Пока я не сошёл с ума,

любуюсь красотой природы,

здесь в парке ясная зима,

и с палевого небосвода,

подкрашенного бирюзой

и розовым, покой струится,

в кормушке тенькает синица,

а снег тенями, как лозой,

иссечен. Этой чёрно-белой

графическою простотой

застывший лес, как на гравюре,

природою запечатлён.

Он и де-факто, и де-юре

прекрасен: и уснувший клён,

осина, дуб, ольха и липа

безмолвствуют, и даже скрипа

не слышно, нежные берёзы

погружены в мечты и грёзы,

и хлопья снежные на кронах

винтажных сосен и зелёный

уснувший шум, что до поры

в стволах и ветках затаился.

Неисчислимые миры

таятся в них, но лес забылся,

он копит силы. Ото сна

воспрянет, лишь придёт весна.

И это знанье непреложно.

И даже думать невозможно,

что где-то кружится война.

Пока я не сошёл с ума...

12.12.16

Перед Судным днём.

Эти грозные дни, дни раскаянья, десять шагов,

Десять дней для того, чтоб уйти от разверстой могилы,

Нам даны, нам дарованы не для заученных слов,

А для мыслей и чувств, что исполнены правды и силы.

Вспомнить всё, что случилось, мгновенье, минуту и час,

В недостойных делах обнаружить причины, истоки,

Понимая, что скоро откроется суд и сейчас

Время истины и умолчанья окончились сроки.

Эти дни очищенья от грязи налипшей и лжи,

Эти дни, когда каждый лишь только к себе беспощаден,

Нам даны для того, чтобы дальше продолжилась жизнь,

Чтобы смыслом наполнилась на год, минуту и на день.

8.10.16

* * *

Плывём ли мы по времени-реке,

Она ль течёт сквозь нас? Кто знает это?

Незнание – раздолье для поэта,

Дрожит перо, зажатое в руке.

Внимание, аттенсион, увага,

И под перо бросается бумага,

Себя готова в жертву принести,

События волнуются в горсти,

Мгновение – и хлынет ненароком

История, сметая всё потоком

Надежд, отчаянья, потерь и обретений,

Борьбы идей, переплетенья мнений,

Бездарности, упорства, разгильдяйства,

Сомнений тягостных, павлиньего зазнайства,

Никчемной гордости и дерзких упований,

Ночной мольбы, трепещущих признаний,

Того, что в наступающем году

Боимся, ждём... Рок, отведи беду

И тягостный нелепый пошлый случай,

Наполни дни друзей благополучьем,

Пусть Новый нарождающийся год

Лишь только радость всем нам принесёт!

Поздняя осень

Среди молодящихся сосен,

средь тёмно-зелёной листвы

красавицей томною осень,

неслышно касаясь травы,

кружилась, чуть жёлтым влюбленно

окрасила листья берёз,

осины оранжевым, клёны

багрянцем из девичьих грёз.

Но всё безнадежней и глуше

звучал увяданья мотив.

Ненастье дождями обрушив,

внезапно, без альтернатив

она обернулась старушкой,

скукожилась жухлой листвой,

трясла, словно нищенка кружкой,

увядшею жёсткой травой.

Но в позднюю мокрую осень

с дождливою хмарью на ты

растут, снисхожденья не просят

простые, как счастье, цветы.

17.10.16

* * *

Прозрачнее и холоднее ночи,

Дни с каждым днём становятся короче,

И колокол: динь-дон, дилинь-динь-дон,

Всё глубже, чище и хрустальней звон.

Уже коснулись сны лесных ресниц,

И листьев пожелтевшие страницы

Листают странницы, читатели-синицы,

И лист прочитанный, кружась, ложится ниц

И, погружая в негу, томную до дна,

Сквозь сонмы красочных и призрачных видений

В предощущенье зимних сновидений

Осенний лес накрыла тишина.

* * *

Путаясь и в чувствах, и в словах,

Не приму я горькое известье,

Что мы лишь на миг с тобою вместе,

И что завтра превратимся в прах.

Что нам можно и чего нельзя,

Мы узнаем позже, много позже,

Жизнь пройдёт, горячая до дрожи,

Когда мы, по краешку скользя

Меж привычным и непостижимым,

Миром тем, что создаем вдвоём,

Наконец, поймём, чем дорожим мы

И что врозь с собой не заберём.

* * *

Средь шума повседневной суеты,

Средь тошноты душевной маяты,

Рассеивая грёзы и мечты,

Вдруг прозвучит: «Где ты? Скажи, где ты?»

Не рабби я, не цадик, не злодей.

Обычный, меж обычнейших людей.

И чаша жизни, терпкого вина,

Мной выпита уже почти до дна.

Я лгал себе, я время воровал,

Друзьям надежды тщетно подавал.

Ценил застолье, суету и лесть.

И прелестей иных не перечесть.

В оцепененье идолам служил,

Плыл по теченью и вполсилы жил.

Но всё же мне доверено хранить

Синайской клятвы трепетную нить,

Но помню я о Вере и Любви,

Но звуки Шма звучат в моей крови,

Но к правде, оступаясь и греша,

Стремится обнажённая душа.

Скользят века – опавшие листы.

Как в день шестой, звучит: «Адам, где ты?»

Рукой прикроюсь, вздрогну на бегу.

Я прятался, но больше не могу.

* * *

Тихая в озере дальнем мерцает вода. Иногда

Крупная рыба всплеснёт  – и опять ни движенья, ни звука,

Было так раньше, и нынче, и будет всегда.

Жизнь продолжается и не кончается, вот ведь в чём штука,

В этих неспешных движениях и в тишине,

В этих кругах, что родились от брошенной шишки,

И в неприметной улыбке седого мальчишки,

В скромном сиянии глаз, обращённых ко мне,

В этих словах, что ещё ты не произнесла,

Что не легли, как круги, от волны на бумагу.

Господи, только достало бы сил на любовь и отвагу,

Только б хватило... И чтобы река не снесла.

* * *

Ты, игемон, спросил, в чём истина?

Ради неё я всё стерплю,

Возьми ладони, хочешь, кисти на,

Но от неё  не отступлю.

Что должно – делай. Будет то, что будет,

Не разгадать нам тайну бытия.

А как о нас потом рассудят люди,

Не главное. Сейчас есть ты и я.

Всё только здесь и лишь сейчас, сегодня,

И бремя власти, и любовь, и стон,

И воля не твоя, а лишь Господня,

И истина лишь в этом, игемон.

* * *

У тебя висит тоска на губе,

да и в целом внешний вид так себе,

всю неделю всё не так,

кое-как и это факт,

знать колёсики не в такт по судьбе.

Так бывает, вроде бы, всё тип-топ,

только вдруг сосулька хлоп – прямо в лоб,

и осколков мельтешение – вдрызг,

и машины перед носом – визг.

Жизнь куражится, плетёт вензеля,

только кажется спокойной земля,

вон как кружится вкруг солнца и оси,

и звенят колокола на Руси,

всё прими и ничего не проси.

Всё свершится, всё случится в свой черёд,

пламень плеч и расставания лед,

и ненужных встреч запутанный след,

и любовь – как смерч на краешке лет.

* * *

Эту жизнь, что так случайна,

Беззащитна и нежна,

Эту сладостную тайну,

Что опасна и важна.

Стылой смерти неизбежность,

Подводящую черту

Подо всем, и свет, и нежность,

Погружая в темноту.

Этой жизни пенной брагу,

Этот вдох и этот стон,

Эту слабость и отвагу

Всех, кто любит и влюблён.

Этой юности беспечность,

Что стремится только в вечность,

Каждый случай, что годится,

Для того чтобы родиться,

Я, шагающий по краю,

От души благословляю.