Александр Чулков

Александр Чулков

Все стихи Александра Чулкова

* * *

 

Бегай за мной, бегай!
За лаской моей, негой...
Не бегаешь – не получишь...
Кому от этого лучше?

Я стою того, стою!
Отдай за меня Трою
и весь свой мирок прежний –
получишь мою нежность.

Какая она? Знаешь...
Небесная, неземная...
Похожа на мост в вечность...
Её заменить нечем.

Спеши! Я ещё близко!
Так близко, что нет риска
обнять и держать, будто
большой букет незабудок.

А там –  только пыль, память,
разлука, печаль, пламя!..
А здесь – мы с тобой в трансе,
во времени и в пространстве...
                                                         
*

Бежишь от меня? Бегай...
Ты – свет, я – звезда Вега,
всех ярче...
Ещё захочешь
на пике своей ночи.

 

2014

 

* * *

 

В доме горит камин,
тихо трещат дрова.
Губы твои – кармин.
А поцелуй – халва.

Кожа твоя – атлас.
Ты говоришь – беда! –
так, как тебе сейчас,
не было никогда.

«Как бы мы жить могли!
Вместе все ночи, дни.
Не по углам земли...
И не таясь в тени...»

Не зажигая бра
(а для чего? светло),
вдруг удивишь: «Пора...
Не было – есть – прошло...

Кроме волшебных нег,
встречи рождают грусть.
Так же, как первый снег,
я уже не вернусь...»
 

2010

 

 

Дворницкое меланхоличное

 

В.Ш.


Зебра хочет кушать травку и спокойненько пастись,
львица тоже хочет кушать, и спокойно зебру есть...
Не отыщешь компромисса в деле под названьем «жизнь».
Если вздумаешь родиться, аргументы лучше взвесь.

Потому что станешь пищей понимающих коллег,
потому что будешь хлебом и вином для дурака –
плоть твою сожрёт, не глядя, самый близкий человек,
дальний смело выпьет душу до последнего глотка.

Понесёт тебя по свету целлофановым кульком,
сумасшедшим привиденьем, цепенящим жилы мух.
А какая радость жизни в состоянии таком?
И какая радость секса, если нет в нём сразу двух?

Вот поэтому, прилипнув, на минуточку к ногам
изумительной красотки, где-то в области бедра,
оцени мгновенье счастья – перспективы панорам –
и пойми, что жизнь ужасна, но по-своему добра.

Дворник думает метёлкой, щётка думает совком,
урна – маленьким окурком, а окурок – тот слюной,
а слюна летать мечтает ироническим плевком,
а плевок летать не хочет, потому что выходной.

 

2011

 

Дорожное

 

Я должен запомнить всё это...

Несущийся мимо в окне

пейзаж ренессансного лета,

мой путь по волшебной стране.

 

Унылое прошлое, где ты?

Я здесь по тебе не грущу!

Я радуюсь просто, я еду,

я новые смыслы ищу.

 

Мне сон был глубокий неведом,

а здесь так по-детски я сплю!..

И море мне видится цвета 

маджестик, добавленный в блю.

 

У нас – всё из боли и бреда.

Террариум, джунгли, колхоз!

А здесь я спокоен, я еду.

Я полон мечтаний и грёз.

 

О том, что могу напоследок

пожить и почувствовать вкус

закона, добра, этикета,

и действий нормальных, и чувств.

 

И плюс ты со мной как победа

любви над свинцом бытия.

Моя здесь страна, это лето...

И ты здесь всецело моя.

 


Поэтическая викторина

Если бы знать...

 

Если бы знать хоть что-нибудь ценное... Например, дату смерти. Тогда

я перестал бы думать о ней. Я бы думал о жизни всегда.

О жизни, любви, красоте, обожании, о том, как желанна ты...

Если бы можно было расслабиться... без водки и наркоты...

 

Вытянуть руку – и небо приблизится, носом уткнётся в ладонь.

Будто огромный плюшевый пёс. Или фланелевый конь.

Август травой понимающей стелется, липнет тоской к спине:

«Скоро всё тёплое в прах перемелется... Вспомнишь ли ты обо мне?»

 

Жили с тобой на одной планете мы, столько всего смогли...

Самое главное то, что встретились... То, что себя нашли

в ком-то другом, неожиданно бережном, ласковом, как вода

моря лазурного... Всё это, веришь ли, нас привело сюда...

 

Думали, жаждали, бредили, спорили... Скоро опять пора...

Будем ли здешние наши истории там вспоминать у костра?

Будешь со мной? Растворишься ли в вереске, маке и ковыле?

Вспомнишь ли, кем я, живой и теперешний, был для тебе на Земле?

 

Будут ли губы? Останутся плечики? Всё, что любил – кому?

«Робкая девочка, мальчик доверчивый, свет побеждает тьму...»

Август на тёплых ступенях мраморных спит будто старый пёс.

Самые добрые... самые-самые... чувствуют запах звёзд...

 

Есть женщина-солнце...

 

Есть женщина-солнце...

И женщина-мягкие травы...

Такая приблизит, обнимет, прижмёт!

Не важно, вы правы, не правы...

 

Она будет просто любить, без причин,

немыслимо для посторонних.

Она вас избрала из тысяч мужчин

и с вами себя похоронит.

 

Случись, позовут вас на бой, на беду,

туда, где действительно туго,

она переплавит себя, как руду,

и станет незримой кольчугой.

 

И будет, как знамя, как праведный стяг

в руке знаменосца над ратью,

шептать, что все беды, все раны пустяк,

раз ждут вас родные объятья.

 

Что там, где уже хорошо, где холмы

усыпаны морем ромашек,

там мир, там любовь, там счастливые мы,

и всё, навсегда уже наше...

 

А если погибнете... Вдруг с высоты

сорвётесь трагическим светом...

Она на гранит вашей чёрной плиты

опустится белым букетом.

 

Китайская акварель

 

Ветер, качающий ветку
вместе с гнездом соловья,
так же качает рыбку, креветку
на мелководье ручья.

Ветер меня убаюкал гипнозом,
мерным дыханием ци.
Смотрит из сада красавица роза
на перенос пыльцы.

Перелетают гулкие пчёлы,
разворошив цветка
сладкие соки, мягкие смолы,
фабрику ДНК.

Я добавляю ложечку к чаю
и наклонившись, пью...
Ветер всё так же ветку качает
сонному соловью.
 

2009

 

Когда уходят деревья

 

Когда уходят деревья, они обретают крылья.

Бывает, что лес сгорает, тогда летит эскадрилья.

И души цветов за ними, и души травинок малых.

Никто не уйдёт бесследно, живым не узнать финала.

 

И Брэдбери там же, с ними, в том мире, где всё нетленно.

И Сэлинджер, Пушкин, Кафка... И Моцарт, и Бах, и Леннон...

Представь себе мир без боли... Разумный, зелёный, нежный:

и тело твоё прекрасно... и сердце твоё безбрежно...

 

Хочу на земле такое... Хотя бы в той скромной мере,

чтоб душу беречь в покое, чтоб не разучиться верить.

Нет, я не ищу прихода, мне скушен канкан религий.

Любовь мне нужна. Свобода. Гармония в каждом миге.

 

Всё доброе, кто что создал, всё мудрое и для пользы,

хочу, чтобы не пропало, осталось для всех нас после...

Не зря ведь мы так старались, учились, творили что-то...

Нет-нет, ничьи не напрасны: служение, путь, работа...

 

Когда уходят деревья, как будто уходят дети.

И думаешь: «Как всё глупо устроено здесь, на свете...»

Но кто мы такие, право, чтоб всё отсекать в процессе

развития Божьей Славы?.. Пусть даже резцом поэзии...

 

Мне кажется

 

Мне кажется, я тебя помню из жизни иной,
из жёлтой страны, где песок и папирус, и зной...
Течёт там река под названием тягостным Нил.
Ты жрица, а я... фараоном себя возомнил.

Ещё бы, с такою богиней и сам будто бог,
Осирис, могильной прохладой скользнувший у ног,
пурпурный, янтарный, серебрянный, солнечный Ра,
коснувшийся тёплыми пальцами кожи с утра.

Мне кажется, я тебя знаю из прошлых времён,
когда я был счастлив, свободою был наделён.
Прислушаюсь к вечности, слышу созвучье имён...
Твоё, как вода, что рекой проникает в каньон.

В нём ангелы жизни и радуги мраморный лик,
и вкус мандарина, и цепкая страсть повилик...
Что в имени женском, которое просит воды?
«Полей меня, милый садовник! Ведь я – это ты».

 Корону свою променял я, оставил свой трон,
 под звёздами спал, как бродяга, под шелестом крон,
 и светлой печали меня обучали века:
 и это проходит, и эта мелеет река...

 Глубокие воды любви, я ведь снова тону,
 любя всех на свете, опять выбираю одну!
 Безумец, просящий: «Ты жажду мою утоли!»
 Я имя забыл, прозвучавшее эхом вдали...

 

2013

 

 

Небо внизу

 

Вот ты лежишь спокойно, загорая...

А если вдруг сорвёшься в это небо?

Что если ты над ним, а не оно?

 

Что если мы напрасно верим слепо

в реальность, на подсказки не взирая,

и всё вокруг чудачество одно?

 

Мираж... И эта синяя бездонность,

и клевер, маргаритки, жук в траве

всего лишь иллюзорность в голове?

 

И сон, который снился этой ночью,

и он всего лишь ширма для того,

кто под ногами путаться не хочет...

 

Кто всуе не маячит, словно босс,

играющий в свою незаменимость.

Кто в скромности любого перерос.

 

Настолько, что плодятся атеисты,

подобно на листве зелёной тле...

 

Кто может человеком на земле,

а может и сверхновой проявиться...

 

Вот ты лежишь со мной... Что если вдруг

не ты, а высший мир стал человеком,

чтоб заключить меня в объятья рук?

 

Поцеловать, взглянуть глазами бездны,

да-да, той самой, сине-голубой,

и прошептать: «Не бойся, я с тобой...»

 

Кто знает, для чего нам неизвестность?

 

Ныряй в неё, в невидимый прибой!

Лети, скользи тупым парашютистом

забывшим, где находится кольцо!

 

В мозгу сумбур

и хаос...

Станет чисто –

расслабься,

улыбнись во всё лицо...

 

Воспринимай судьбу свою с улыбкой

и каждый миг цени, как божий дар.

Лети, не бойся, никакой ошибки...

 

Возможно, там, внизу, не тротуар.

 

Паучок

 

Знаешь, как я живу? Паучком
на тонюсенькой нити,
над чёрным зрачком
бегемота,
открывшего пасть.

Больше всех перепутанных мыслей моих
только та,
чтобы просто в неё не упасть.

А когда отвлекусь, надоест, разозлюсь,
а когда устаю,
в эту жуткую бездну я просто плюю.

– И становится легче?

Конечно!
Хотя, понимаю,
что это фигня...

Я всего эпизод,
лишь улыбка того,
кто подвесил меня.
 

2012

 

Поцелуй и меня...

 

Поцелуй и меня, как младенца, в румяную щёчку,
я спокойно усну – на мгновенье, навеки – и точка...
Я в объятьях твоих, и не страшно уже, и не жутко,
твой таинственный зверь... то ли зайка, а то ли мишутка.

Переплыть океан и уткнуться, тебя ожидая,
в тот песок, в ту страну, ни империй где нет, ни джедаев,
ни надрывов Висконти, ни ужасов-снов Пазолини,
в ту естественность солнца и волн, что всю жизнь просолили.

Я хочу рыбаком... И сухое вино вечерами...
Старый домик с дымком над трубою и парусник в раме...
Хлеб домашний в печи, круг копчёного козьего сыра...
И гаванский табак... И уют, и тепло кашемира...

Защищённость... И суть созерцания звёздной Вселенной...
Надо мной Млечный Путь, а со мной и во мне — всё нетленно.
Я спокоен и мудр, не спешу, всё могу и не жажду.
Всё во мне, я во всём, навсегда, в каждой малости, в каждом...

А стихи для того, чтобы склеить все атомы в теле
тишины, прошиваемой трелью сверчка-менестреля
и радистки-цикады с энигмой тоски из подполья
подсознания, так и застрявшего в плоскости боли...

Поцелуй, обними понимающе, тысячеоко,
ты, создавшее нас, Абсолютнейшее Одиноко,
из которого льётся любовь упоеньем молочным
для ребёнка, которому вынести это нет мочи.

Нас от жизни и вылечить, кажется, больше и нечем,
кроме ласки любимых и нежности нечеловечьей,
и какой-то уже, за пределами губ и касаний,
нереальности, любящей только одними глазами.

 

2012

 

Прощание

 

Поскольку ты чудо,

любить тебя буду,

а как же иначе...

Поскольку ты значишь

так много, что это

становится блажью.

Поскольку ты даже

представить не можешь,

как чувствую кожей

присутствие рядом,

твоё,

где б я ни был...

Смотрю ли на небо,

на поле, на тучи,

на лес неподвижный –

тебя всюду вижу...

 

Зачем мы годами,

я здесь, а ты где-то?

К чему льются слёзы?

Прислушаюсь к сердцу –

и нет мне ответа

на эти вопросы.

Сегодня опять

никакого резона

искать развлеченья.

На мир без тебя

я смотрю как-то сонно,

не видя значенья

и смысла

пытаться жить в эту минуту,

лучиться восторгом:

«Ах, мы ещё живы!

Ах, мы почему-то

пока что за моргом.»

 

Иные живут

только внешне. На деле –

в других измереньях

душа их витает...

Не я в этом теле!

Обманчиво зренье...

Я возле тебя,

там, где ты, где тобою

всё пахло так пряно...

И пашня,

и небо над ним голубое,

и холм безымянный...

Я памятник дням

золотым, непорочным,

с прогулками в парках.

Я сага ночам,

зарифмованным сочно

и страстно, и жарко...

 

Зачем мы, зачем?!

Если вечность не наша

и всё было шуткой

вселенских размеров

двуногих букашек

в бескрайности жуткой?

Что этим хотели

сказать нам, убогим,

затерянным в фальши,

правдивой любовью

живущие боги?

Что жить станут дальше

любимые? Да!

Им, направленным к свету

божественной сути,

придумают Землю,

откроют планету,

где смерти не будет.

 

Где будут выращивать

розы и мальвы,

цветущие вечно...

И руки Дездéмон,

обнявшие Мавров,

притянут их плечи,

да так и останутся,

будто бы в бронзе,

закатных мгновений,

как в трансе,

как в сценах из фильмов Висконти,

как в оцепененье...

И если обнимемся мы напоследок,

не веруя в это,

замрём, как деревья,

объятьями веток,

дробленьями света

 

на чёткие блики,

на чистые звуки,

на ноты в миноре,

на всё, что утоплено было в разлуке,

навеки,

как в море...

 

* * *

 

Растает этот снег,
и разольются воды,
и солнце будет греть,
и пахнуть – вечера,
и те, кто долго ждал,
познают вкус свободы,
и те, кто полюбил,
познают вкус добра.

Весенние цветы
на ангелов похожи,
творящих нам, живым,
забытый рай земной...
Мне кажется давно,
что ты – мой ангел тоже,
любовь моя, смотри,
что ты творишь со мной...

Мне хочется идти,
лететь и плыть куда-то,
подальше от всего –
от шума, от возни
вокруг каких-то дел
и нужд, и зла, и злата...
И взять тебя с собой.
А ты меня возьми...

Исчезнем, ускользнём
к желанному причалу,
туда, где край земли
и прошлого итог.
Любовь всему конец,
любовь всему начало,
и радость всех путей,
и музыка дорог.

 

2012

 

* * *

 

Сидят младенцы
на полотенце,
гладят бока,
хотят молока.

У мамы две крепких груди,
два соска –
налетай, подходи,
подползай, мелюзга!

Как жизнь бесподобна,
а страсть глубока.
Горячей ладошкой
надавим слегка...

«Дитя, не забудь, это – Высшие Сферы.
А все остальные – вторичны и серы».

Не всё разным осам сосать медоносы.
Эмоции в космос,
глаза в облака!

Подсматривай, мистик,
завидуй, философ!
Поэзия вечна,
конечна лишь проза,
а критика жизни – смешна и дика.

Кто может уткнуться губами и носом,
находит ответы, теряет вопросы.
Того обнимает тепло Абсолюта,
и лучше – уже не найти почему-то.

– Ты знаешь, зачем мы с тобо повстречались?
– Я знаю. Затем, чтоб малюток зачали.
  Шучу... Но и это у нас получилось:
  я очень старался, ты чудно училась...

Спасибо за то, что улыбка лучилась,
что тонкою струйкой сочится строка.

Кого мы взрастим?
Миротворца?
Стрелка?..

Останься мгновеньем
в сияющей раме.
Да будет спокойно
ребёнку и маме.

Да будут безоблачны
дни и века.

 

2009

 

Снова

 

В алых платьицах шёлковых маки в поле –
словно девицы – вырвались из неволи,
словно там, где упала чья-то кровинка,
там и выросла эта жалость-травинка.
И качаясь, поёт на ветру сокрушённо
не о тех, кто у Бога в числе бережёных,
о таких, кто разбит и забыт, и заброшен,
и хотел подняться бы, да не может.

Ковылям печальным, седым, подлунным
не забыть улыбок красавиц юных,
не услышать шёпота губ прекрасных
и не встретить взглядов бездонно-ясных.
Как холодным травам, прибитым, смятым,
источать забвенье полыни, мяты,
так ронять на землю слезинки-росы
вам, лопух-мечтатель и хрен-философ.

Не поймать словами бизона вкуса,
не догнать бозоном язык искусства,
не разбить пучками лущёных ядер
то, что за очками учёных дядек...
Кто улитке времени домик строил?
Кто летал за мёдом желаний роем?
Кто луну и солнце подвесил ровно
и насыпал корма Тельцам и Овнам?

Ничего не понято, всё фальшиво...
Это страх-паук, шестирукий Шива,
вяжет сеть теорий для истин-мошек,
для орла-познанья сплести не может.
Мимо тёмных чувств не проскочишь мышью.
Кто не слышит неба, себя не слышит.
Не раздолбит логики клюв вороний
то, что сам в себе от себя хоронишь.

Но проснёшься, может быть, ты однажды
в каждом тёплом сердце, в травинке каждой,
неземным покоем вселенской воли,
и любимый всеми, и всем доволен.
И увидишь: солнце над миром встало...–
И прозреешь: то, что тебя объяло,
никогда не выразишь верным словом,
лучше раз в столетье родиться снова.

 

2014

 

 

Спрашивай у деревьев...

 

Спрашивай у деревьев,

если нужен совет.

Деревьям можешь доверить

любой интимный секрет.

 

Они всегда отвечают,

довольно прост этот чат,

то ветвями качают,

то, соглашаясь, молчат.

 

А иногда притянут

и с шёпотом «Обними!»

откроют страшную тайну:

«Мы тоже были людьми...»

 

Треугольник

 

Её пронизывает секс –
весна в соку...
А это вместе, как семтекс,
снесёт башку!

– Куда ты, милая, куда?!
Остановись!
– Остановлюсь. И что тогда?
И что есть жизнь?

Она касается меня
своей рукой,
у нас всего четыре дня –
найти покой...

Четыре дня, но голод душ
не утолён.
Не оторвать – любовник, муж –
и я, и он...

Она, как сэндвич, вся в любви,
со всех сторон.
А кто ревнует? Се ля ви,
и я, и он...

Но нам не двадцать, долог путь,
страшит тоска.
Любовь так запросто спугнуть,
как мотылька.

Что толку, скрещивать рога,
как те самцы.
...Бедра касается нога
и губ – сосцы...

И аромат её, как мёд,
как солнце в дом...
Боится каждый – вдруг уйдёт?!
А что потом?..

Она развратна и мудра,
она в цене.
– Тебе – добра... Тебе – добра...
А мне – вдвойне.

 

2009

 

У озера

 

Гладь меня так же, как уточка гладит

тёплого озера гладь.

Гладь мои плечи, гладь мои пряди,

ножки красивые гладь.

 

Уточке этой понять очень сложно,

что вдруг так люди тихи?..

Просто для пальцев твоих моя кожа,

как для бумаги стихи...

 

Утро. Метро

 

Это всё так старо... Все желанья, мечты... Все фантазии в душе...

Все слова... «Наконец, побеждает добро»... «Наконец, будет лучше...»

Эти улицы, станции, ветка метро... Толчея в переходах...

Бижутерия, золото и серебро... И дурацкая мода...

 

И того, кто впечатан в тебя невзначай – запах пота и крема...

Возмущаться? Ворчать? Та же лень и печаль... И всё та же проблема...

Эти странные люди... Физически здесь, но умами далече...

Это братство – чихнут – замечательно! есть! – вирус всем обеспечен.

 

Все куда-то спешат, все зачем-то бегут, медлит только калека.

И у каждого жар, и у каждого зуд, и бирюльки хай-тека.

У кого-то в ушах, у кого-то в глазу, а у этой промежду...

Тем поют про войну, а другим про шизу... И не слышно про нежность...

 

Осторожно смотрю... Я хочу уловить адекватность как базис...

На каком-то из лиц – отпечаток любви, а не летопись связи...

Ни одной!.. Чаще крупными буквами: КЛУБ... ИПОТЕКА... РАБОТА...

Достоевский, вы правы, весь мир – душегуб. Сон – мечта идиота.

 

Не кольцо, а точнее сказать колесо... Бесконечность самсары...

То вам тычут в бока, то вам дышат в лицо... Табаки, перегары...

То залезут в карман, то отдавят мозоль, то галдят всю дорогу...

Чернышевский, ау! «Ну, за что и доколь?!» И Белинский в подмогу...

 

Скоро вставят всем чипы, кило микросхем – будет роботов стадо.

Впрочем, стадо и так... И уже насовсем... И стараться не надо...

Человек человеку не волк, а овца. Знать бы, как на латыни...

Чтоб порой выражаться с ленцой мудреца, укрощая гордыни...

 

Что за чушь и мура?.. Засоряешь мозги... Лучше думать о чём-то,

что возносит твой дух над тщетой чепухи, как над лобиком чёлку.

Был бы лоб, а не лобик, здесь был бы Париж... И нормальные лица...

Но поскольку всем едущим скоро НамКрыш, бесполезно молиться.

 

Лучше просто бежать... хоть куда... где беда... как на дальней планете...

Лучше просто признать, что России звезда... Ничего ей не светит...

Не сейчас... Отморозки из НКВД дали крепкое семя...

А добро в одиночках... И то кое-где... Только трусость со всеми...

 

Мы в чистилище, братцы, а будем в аду. Мы его заслужили.

Нам по вере дано, по душе, по труду, по огню сухожилий...

Это наше и только – везде сеять страх и расстреливать, резать...

Это наше – на братских полях и дворах: кровь, дерьмо и железо...

 

Мы не любим себя, мы не любим других... За слова, за акценты,

за носы, за длину, за веснушки на них, за угри и пигменты...

Нам не нравится кожа, косметика, грим, «слишком умные» взгляды,

но особенно те, кто влюблён и любим – эти стоят расплаты...

 

Но особенно те, кто свободен, кто чист, кто в разумное верит...

Наш глядит на такого, как таксидермист на безмозглого зверя.

Всё, что ходит, что плавает – это еда, всё, что строит – добыча.

Это – в нашей природе. Повсюду. Всегда. В этом наше отличье.

 

В нашей дикой стране только царь, только он да кремлёвская челядь

быть любимы должны, только те, кто закон попирает, как нелюдь.

Их не встретишь в метро, их к тебе не прижмут государственным боком.

Им бы финку под рёбра и смерть в пять минут... И не жалко, ей богу...

 

Я пока что могу так подумать... пока... на меня не надели

обязательный крест... и колпак дурака... и кафтан от Емели...

И пока я не русский совсем и в крови бродит Запад с Европой,

я стою, прислонившись к такой вот любви, независимой жопой.

 

Утро. Москва

 

Если сесть в позу лотоса,

отбросить всё и расслабиться,

можно услышать,

почувствовать

столько всего интересного...

 

Кто-то в доме жарит котлетку...

Кто-то нежно гладит нимфетку...

Кто-то громко любит соседку,

которая месит тесто пресное...

 

Кто-то использует табуретку и яростно пилит...

Перед зеркалом в ванной комнате кто-то делает пилинг...

Кто-то просто моется...

Кто-то моется, думая о любовнице...

Кто-то пришёл домой,

шляпу бросил на вешалку,

испугался кота,

послал его к лешему...

 

Кто-то зубрит, как хасид, раскачиваясь

над сочинением Александра Сергеича Пушкина...

Кто-то рот набивает галушками,

горячими, с паром,

поливает их свежей сметаною...

Кто-то ночь вспоминает вчерашнюю с яркой путаною...

 

- Перемени позу! - кричит раздражённо кто-то.

«Это вы мне?

Вам не нравится лотос?»

 

Кто-то бьёт по стене. Тупо...

Кто-то расшатывает корешок зуба –

может, выпадет сам, не придётся идти к врачу...

Неожиданно кто-то кричит:

– Да! Да! Да! Я хочу!..

 

Суббота.

Полдома на сексуальной волне.

 

20% смотрят футбол.

20% фильм о войне.

5% с будуна пятые ищут углы.

5% «Как там хохлы?»

 

86% не смешат уже никого – приелось...

14% молчат. Но смело.

 

Побелить комнату никак не доходят руки –

война в Фейсбуке...

Коту надоело срать в тапки -

сидит ВКонтакте...

«Одноклассники» делят всех, как амёбы,

на укро- и жидо-...

Жирик опять безнаказанно хамство какое-то выдал...

 

Пока весь огромный мир

осчастливливает Илон Маск,

Карлик грызёт ногти и дурачков посылает в Дамаск –

оттягивает, болезный, путь свой в Гаагу...

 

В угловой комнате что-то орут про отвагу...

Жена распекает мужа, как негодяя,

бездельника, лодыря, сволочь и скупердяя,

экономящего на цветах!

для неё!

в день!

8 Марта!..

На двенадцатом этаже стюардесса стыдит стюарда:

«Ты обещал мне это

уже два года назад!..»

 

В подъезде опять кто-то журчит... Обама? Моссад?

В крайнем случае Быков,

поэт, разжиревший на плюшках Госдепа...

 

На седьмом этаже, с балкона,

человек смотрит в небо

и не верит уже

ни в какие перемены к лучшему

на своём многострадальном веку...

 

До подлёта крылатой ракеты остаётся 12 секунд...

 

Утро. Прага

 

Утро изумрудно. Небо, как сапфир.

Как с тобой уютно, благодатный мир!

 

Как же это благо всем идёт к лицу,

каждому варягу, каждому глупцу...

 

Чисто и прозрачно... Улицы, дома...

Каждый что-то значит, ценится весьма.

 

Всё для человека, для его нужды.

Ссуда, ипотека... Качество еды...

 

Ровные дороги... Полицейский чин...

Так мелки пороки женщин и мужчин...

 

Крупные так редко... Взятки не нужны...

Пресса жалит метко – стыд на полстраны.

 

Спросят: «Кто мы?! Где мы?!» – зная наизусть –

«Европейский демос?! Человечья гнусь?!.»

 

Мало верят в бога, в жертву на кресте...

Но всегда помогут, так, по доброте.

 

Город пахнет сдобой, кофе, ветчиной,

пражскою, особой сладостью пивной.

 

Пахнет лучшим хмелем, лучшею водой...

Только из постели, чешкой молодой...

 

Город счастья хочет, всей своей толпой.

Или одиночек странною судьбой.

 

И в моей всё странно. Сам я странный весь.

Был я в разных странах, а остался здесь.

 

Видно что-то лепо сердцу и уму,

раз люблю так слепо эту кутерьму...

 

Этих улиц, станций каждую главу...

Я устал скитаться, просто поживу...

 

Утро. Прага. Můstek*. Двадцать первый век.

Музыка, искусство – самый лучший lék*

 

от любой разлуки, от любой беды...

Прага – в каждом звуке ты и только ты...

_____

*Můstek (чешск.) - станция метро в центре Праги

*Lék (чешск.) – лекарство

 

* * *

 

Что-то цветёт, неизвестно где,
но обалденно!
Всё остальное в жизни, труде –
второстепенно.

Кроме, конечно, любви. Для неё
всё замышлялось.
Всё и творилось: смерть, бытиё,
каждая малость.

Я понимаю, времени нет,
чтоб насладиться.
Но это чудо – запахи, цвет,
бабочки, птицы!..

Этих черёмух пена и флёр...
Этой сирени
так не хватало мне до сих пор
для исцеленья.

С миром автобусов, башен, мостов,
комнаток спёртых
я породниться ещё не готов –
я же не мёртвый...

Я ведь живой! Я нуждаюсь в дожде,
небе, озоне,
месяце, солнце, каждой звезде
на небосклоне.

Не забирайте меня у весны,
не отлучайте!
Нынче так чувственно обновлены
зимние сайты.

Скажут сироп, китчеватый гламур –
будут неправы.
Шепчут: «Мон шер... мон плезир... мон амур!..» –
майские травы.

Не уводите души от чудес
бренного тела
в пламень геенны, в тучки небес...
Что мне там делать?

Всюду надрыв, обожание, страсть,
буйная грешность!
Я этой жизни лучшая часть,
я – её нежность.

 

2010

 

 

* * *

 

Чьи-то мягкие поцелуи
чувствую я иногда,
когда уже засыпаю.
Это луна? Звезда?

Или прикосновенье
пальцев к морщинкам лба.
Лёгкое дуновенье...
Это она? Судьба?

Может быть, это фея,
или душа цветка,
душу мою лелея,
гладит её слегка.

Я улыбнусь устало
и повернусь на бок.
«Что или кто сначала?
Время? Пространство? Бог?..»

Глупых считать овечек,
в этом какой резон?
Спи. И да будут вечны
мир и нормальный сон.

Свет фонаря ночного,
дерева тень в окне...
Кто меня гладит снова?
Мысль твоя обо мне?..
 

2008

 

* * *

 

Я голос захотел услышать твой.
Но телефонный номер уничтожен
давным-давно... Я глупо сжёг мосты.
Сегодня чуть не умер. Но живой
я вспомнил нежный взгляд и запах кожи,
и то, как целовала только ты...

Любовь не умирает, это – штамп,
но трудно мне сказать сейчас иначе,
тебя припомнив, стоя у черты.
Я Дон Кихот в любви... Я Форест Гамп!..
Несусь вперёд на старомодной кляче
наивности своей и доброты.

Я всё теряю на своём пути,
и смысл, и оптимизм, и даже веру,
что всё ещё возможно... и не раз...
Но шепчет мне судьба своё «прости»
за то, что получилось всё так серо,
под цвет твоих не полюбивших глаз.

Как жаль, что я не сдохну в кабачке,
весёлый, на двенадцатом бокале
руландского, довольный, как Рембрандт
на том портрете, где в одной руке
он держит тело (грудь) любимой крали,
а во второй – свободы сладкий грант.

Как жаль, что не открыты острова,

не прожиты совместные закаты,
что деток не растить нам никогда...
И всё-таки, будь подлинно жива!
Как там, со мной, счастливая, когда-то,
так поздно хороша и молода...

 

2014

 

* * *

 

Я знаю занятость твою,
и всё-таки – пиши мне чаще.
С одним желаньем я встаю –
скорей открыть почтовый ящик.
Верней, желаний два... и три...
Но это – глубоко внутри.
Но говорят, кто ищет, тот обрящет.

Пусть даже так, пусть далеко,
но ты ведь есть! И мне легко,
мне хочется парить... Моя улыбка
для посторонних, кажется, глупа,
но как ещё, ведь ты – моя судьба,
а я молчу, счастливая, как рыбка.

Мне хочется кричать, а я шепчу:
«Не исчезай... Я так тебя хочу!..»
Я еле говорю тебе губами...
Читай по ним, нельзя ведь объяснить,
как я могу, умею как любить...
...как будто ты паришь над облаками...

Любовь моя, с тобою нас свело
не знаю, что, добро, а может, зло,
но жизнь моя уже не будет прежней.
Лечу и бьюсь, как бабочка в стекло
на каждое «люблю» твоё, «алло»,
и пламя мне – есть собственная нежность.

Могла бы зваться мёртвой головой...
Но я не смерть, глоток воды живой,
я лёгкость бытия, а не обуза.
Приду к тебе и тихо обниму,
как мысль приходит светлая к уму,
как вечная спасительница – Муза.

Пиши, поэт... Когда не станет нас,
ни мягких губ, ни бесподобных глаз,
в стихах твоих мы будем так же юны.
Бессмертие любви в её тепле,
во всём, что подарили мы земле,
во всех, в ком отзовутся наши струны.

 

2009