* * *
Чьи-то мягкие поцелуи
чувствую я иногда,
когда уже засыпаю.
Это луна? Звезда?
Или прикосновенье
пальцев к морщинкам лба.
Лёгкое дуновенье...
Это она? Судьба?
Может быть, это фея,
или душа цветка,
душу мою лелея,
гладит её слегка.
Я улыбнусь устало
и повернусь на бок.
«Что или кто сначала?
Время? Пространство? Бог?..»
Глупых считать овечек,
в этом какой резон?
Спи. И да будут вечны
мир и нормальный сон.
Свет фонаря ночного,
дерева тень в окне...
Кто меня гладит снова?
Мысль твоя обо мне?..
2008
* * *
В доме горит камин,
тихо трещат дрова.
Губы твои – кармин.
А поцелуй – халва.
Кожа твоя – атлас.
Ты говоришь – беда! –
так, как тебе сейчас,
не было никогда.
«Как бы мы жить могли!
Вместе все ночи, дни.
Не по углам земли...
И не таясь в тени...»
Не зажигая бра
(а для чего? светло),
вдруг удивишь: «Пора...
Не было – есть – прошло...
Кроме волшебных нег,
встречи рождают грусть.
Так же, как первый снег,
я уже не вернусь...»
2010
* * *
Бегай за мной, бегай!
За лаской моей, негой...
Не бегаешь – не получишь...
Кому от этого лучше?
Я стою того, стою!
Отдай за меня Трою
и весь свой мирок прежний –
получишь мою нежность.
Какая она? Знаешь...
Небесная, неземная...
Похожа на мост в вечность...
Её заменить нечем.
Спеши! Я ещё близко!
Так близко, что нет риска
обнять и держать, будто
большой букет незабудок.
А там – только пыль, память,
разлука, печаль, пламя!..
А здесь – мы с тобой в трансе,
во времени и в пространстве...
*
Бежишь от меня? Бегай...
Ты – свет, я – звезда Вега,
всех ярче...
Ещё захочешь
на пике своей ночи.
2014
Дворницкое меланхоличное
В.Ш.
Зебра хочет кушать травку и спокойненько пастись,
львица тоже хочет кушать, и спокойно зебру есть...
Не отыщешь компромисса в деле под названьем «жизнь».
Если вздумаешь родиться, аргументы лучше взвесь.
Потому что станешь пищей понимающих коллег,
потому что будешь хлебом и вином для дурака –
плоть твою сожрёт, не глядя, самый близкий человек,
дальний смело выпьет душу до последнего глотка.
Понесёт тебя по свету целлофановым кульком,
сумасшедшим привиденьем, цепенящим жилы мух.
А какая радость жизни в состоянии таком?
И какая радость секса, если нет в нём сразу двух?
Вот поэтому, прилипнув, на минуточку к ногам
изумительной красотки, где-то в области бедра,
оцени мгновенье счастья – перспективы панорам –
и пойми, что жизнь ужасна, но по-своему добра.
Дворник думает метёлкой, щётка думает совком,
урна – маленьким окурком, а окурок – тот слюной,
а слюна летать мечтает ироническим плевком,
а плевок летать не хочет, потому что выходной.
2011
Поцелуй и меня...
Поцелуй и меня, как младенца, в румяную щёчку,
я спокойно усну – на мгновенье, навеки – и точка...
Я в объятьях твоих, и не страшно уже, и не жутко,
твой таинственный зверь... то ли зайка, а то ли мишутка.
Переплыть океан и уткнуться, тебя ожидая,
в тот песок, в ту страну, ни империй где нет, ни джедаев,
ни надрывов Висконти, ни ужасов-снов Пазолини,
в ту естественность солнца и волн, что всю жизнь просолили.
Я хочу рыбаком... И сухое вино вечерами...
Старый домик с дымком над трубою и парусник в раме...
Хлеб домашний в печи, круг копчёного козьего сыра...
И гаванский табак... И уют, и тепло кашемира...
Защищённость... И суть созерцания звёздной Вселенной...
Надо мной Млечный Путь, а со мной и во мне — всё нетленно.
Я спокоен и мудр, не спешу, всё могу и не жажду.
Всё во мне, я во всём, навсегда, в каждой малости, в каждом...
А стихи для того, чтобы склеить все атомы в теле
тишины, прошиваемой трелью сверчка-менестреля
и радистки-цикады с энигмой тоски из подполья
подсознания, так и застрявшего в плоскости боли...
Поцелуй, обними понимающе, тысячеоко,
ты, создавшее нас, Абсолютнейшее Одиноко,
из которого льётся любовь упоеньем молочным
для ребёнка, которому вынести это нет мочи.
Нас от жизни и вылечить, кажется, больше и нечем,
кроме ласки любимых и нежности нечеловечьей,
и какой-то уже, за пределами губ и касаний,
нереальности, любящей только одними глазами.
2012
Китайская акварель
Ветер, качающий ветку
вместе с гнездом соловья,
так же качает рыбку, креветку
на мелководье ручья.
Ветер меня убаюкал гипнозом,
мерным дыханием ци.
Смотрит из сада красавица роза
на перенос пыльцы.
Перелетают гулкие пчёлы,
разворошив цветка
сладкие соки, мягкие смолы,
фабрику ДНК.
Я добавляю ложечку к чаю
и наклонившись, пью...
Ветер всё так же ветку качает
сонному соловью.
2009
* * *
Сидят младенцы
на полотенце,
гладят бока,
хотят молока.
У мамы две крепких груди,
два соска –
налетай, подходи,
подползай, мелюзга!
Как жизнь бесподобна,
а страсть глубока.
Горячей ладошкой
надавим слегка...
«Дитя, не забудь, это – Высшие Сферы.
А все остальные – вторичны и серы».
Не всё разным осам сосать медоносы.
Эмоции в космос,
глаза в облака!
Подсматривай, мистик,
завидуй, философ!
Поэзия вечна,
конечна лишь проза,
а критика жизни – смешна и дика.
Кто может уткнуться губами и носом,
находит ответы, теряет вопросы.
Того обнимает тепло Абсолюта,
и лучше – уже не найти почему-то.
– Ты знаешь, зачем мы с тобо повстречались?
– Я знаю. Затем, чтоб малюток зачали.
Шучу... Но и это у нас получилось:
я очень старался, ты чудно училась...
Спасибо за то, что улыбка лучилась,
что тонкою струйкой сочится строка.
Кого мы взрастим?
Миротворца?
Стрелка?..
Останься мгновеньем
в сияющей раме.
Да будет спокойно
ребёнку и маме.
Да будут безоблачны
дни и века.
2009
Снова
В алых платьицах шёлковых маки в поле –
словно девицы – вырвались из неволи,
словно там, где упала чья-то кровинка,
там и выросла эта жалость-травинка.
И качаясь, поёт на ветру сокрушённо
не о тех, кто у Бога в числе бережёных,
о таких, кто разбит и забыт, и заброшен,
и хотел подняться бы, да не может.
Ковылям печальным, седым, подлунным
не забыть улыбок красавиц юных,
не услышать шёпота губ прекрасных
и не встретить взглядов бездонно-ясных.
Как холодным травам, прибитым, смятым,
источать забвенье полыни, мяты,
так ронять на землю слезинки-росы
вам, лопух-мечтатель и хрен-философ.
Не поймать словами бизона вкуса,
не догнать бозоном язык искусства,
не разбить пучками лущёных ядер
то, что за очками учёных дядек...
Кто улитке времени домик строил?
Кто летал за мёдом желаний роем?
Кто луну и солнце подвесил ровно
и насыпал корма Тельцам и Овнам?
Ничего не понято, всё фальшиво...
Это страх-паук, шестирукий Шива,
вяжет сеть теорий для истин-мошек,
для орла-познанья сплести не может.
Мимо тёмных чувств не проскочишь мышью.
Кто не слышит неба, себя не слышит.
Не раздолбит логики клюв вороний
то, что сам в себе от себя хоронишь.
Но проснёшься, может быть, ты однажды
в каждом тёплом сердце, в травинке каждой,
неземным покоем вселенской воли,
и любимый всеми, и всем доволен.
И увидишь: солнце над миром встало...–
И прозреешь: то, что тебя объяло,
никогда не выразишь верным словом,
лучше раз в столетье родиться снова.
2014
Мне кажется
Мне кажется, я тебя помню из жизни иной,
из жёлтой страны, где песок и папирус, и зной...
Течёт там река под названием тягостным Нил.
Ты жрица, а я... фараоном себя возомнил.
Ещё бы, с такою богиней и сам будто бог,
Осирис, могильной прохладой скользнувший у ног,
пурпурный, янтарный, серебрянный, солнечный Ра,
коснувшийся тёплыми пальцами кожи с утра.
Мне кажется, я тебя знаю из прошлых времён,
когда я был счастлив, свободою был наделён.
Прислушаюсь к вечности, слышу созвучье имён...
Твоё, как вода, что рекой проникает в каньон.
В нём ангелы жизни и радуги мраморный лик,
и вкус мандарина, и цепкая страсть повилик...
Что в имени женском, которое просит воды?
«Полей меня, милый садовник! Ведь я – это ты».
Корону свою променял я, оставил свой трон,
под звёздами спал, как бродяга, под шелестом крон,
и светлой печали меня обучали века:
и это проходит, и эта мелеет река...
Глубокие воды любви, я ведь снова тону,
любя всех на свете, опять выбираю одну!
Безумец, просящий: «Ты жажду мою утоли!»
Я имя забыл, прозвучавшее эхом вдали...
2013
Паучок
Знаешь, как я живу? Паучком
на тонюсенькой нити,
над чёрным зрачком
бегемота,
открывшего пасть.
Больше всех перепутанных мыслей моих
только та,
чтобы просто в неё не упасть.
А когда отвлекусь, надоест, разозлюсь,
а когда устаю,
в эту жуткую бездну я просто плюю.
– И становится легче?
Конечно!
Хотя, понимаю,
что это фигня...
Я всего эпизод,
лишь улыбка того,
кто подвесил меня.
2012
Треугольник
Её пронизывает секс –
весна в соку...
А это вместе, как семтекс,
снесёт башку!
– Куда ты, милая, куда?!
Остановись!
– Остановлюсь. И что тогда?
И что есть жизнь?
Она касается меня
своей рукой,
у нас всего четыре дня –
найти покой...
Четыре дня, но голод душ
не утолён.
Не оторвать – любовник, муж –
и я, и он...
Она, как сэндвич, вся в любви,
со всех сторон.
А кто ревнует? Се ля ви,
и я, и он...
Но нам не двадцать, долог путь,
страшит тоска.
Любовь так запросто спугнуть,
как мотылька.
Что толку, скрещивать рога,
как те самцы.
...Бедра касается нога
и губ – сосцы...
И аромат её, как мёд,
как солнце в дом...
Боится каждый – вдруг уйдёт?!
А что потом?..
Она развратна и мудра,
она в цене.
– Тебе – добра... Тебе – добра...
А мне – вдвойне.
2009
* * *
Я голос захотел услышать твой.
Но телефонный номер уничтожен
давным-давно... Я глупо сжёг мосты.
Сегодня чуть не умер. Но живой
я вспомнил нежный взгляд и запах кожи,
и то, как целовала только ты...
Любовь не умирает, это – штамп,
но трудно мне сказать сейчас иначе,
тебя припомнив, стоя у черты.
Я Дон Кихот в любви... Я Форест Гамп!..
Несусь вперёд на старомодной кляче
наивности своей и доброты.
Я всё теряю на своём пути,
и смысл, и оптимизм, и даже веру,
что всё ещё возможно... и не раз...
Но шепчет мне судьба своё «прости»
за то, что получилось всё так серо,
под цвет твоих не полюбивших глаз.
Как жаль, что я не сдохну в кабачке,
весёлый, на двенадцатом бокале
руландского, довольный, как Рембрандт
на том портрете, где в одной руке
он держит тело (грудь) любимой крали,
а во второй – свободы сладкий грант.
Как жаль, что не открыты острова,
не прожиты совместные закаты,
что деток не растить нам никогда...
И всё-таки, будь подлинно жива!
Как там, со мной, счастливая, когда-то,
так поздно хороша и молода...
2014
* * *
Что-то цветёт, неизвестно где,
но обалденно!
Всё остальное в жизни, труде –
второстепенно.
Кроме, конечно, любви. Для неё
всё замышлялось.
Всё и творилось: смерть, бытиё,
каждая малость.
Я понимаю, времени нет,
чтоб насладиться.
Но это чудо – запахи, цвет,
бабочки, птицы!..
Этих черёмух пена и флёр...
Этой сирени
так не хватало мне до сих пор
для исцеленья.
С миром автобусов, башен, мостов,
комнаток спёртых
я породниться ещё не готов –
я же не мёртвый...
Я ведь живой! Я нуждаюсь в дожде,
небе, озоне,
месяце, солнце, каждой звезде
на небосклоне.
Не забирайте меня у весны,
не отлучайте!
Нынче так чувственно обновлены
зимние сайты.
Скажут сироп, китчеватый гламур –
будут неправы.
Шепчут: «Мон шер... мон плезир... мон амур!..» –
майские травы.
Не уводите души от чудес
бренного тела
в пламень геенны, в тучки небес...
Что мне там делать?
Всюду надрыв, обожание, страсть,
буйная грешность!
Я этой жизни лучшая часть,
я – её нежность.
2010
* * *
Я знаю занятость твою,
и всё-таки – пиши мне чаще.
С одним желаньем я встаю –
скорей открыть почтовый ящик.
Верней, желаний два... и три...
Но это – глубоко внутри.
Но говорят, кто ищет, тот обрящет.
Пусть даже так, пусть далеко,
но ты ведь есть! И мне легко,
мне хочется парить... Моя улыбка
для посторонних, кажется, глупа,
но как ещё, ведь ты – моя судьба,
а я молчу, счастливая, как рыбка.
Мне хочется кричать, а я шепчу:
«Не исчезай... Я так тебя хочу!..»
Я еле говорю тебе губами...
Читай по ним, нельзя ведь объяснить,
как я могу, умею как любить...
...как будто ты паришь над облаками...
Любовь моя, с тобою нас свело
не знаю, что, добро, а может, зло,
но жизнь моя уже не будет прежней.
Лечу и бьюсь, как бабочка в стекло
на каждое «люблю» твоё, «алло»,
и пламя мне – есть собственная нежность.
Могла бы зваться мёртвой головой...
Но я не смерть, глоток воды живой,
я лёгкость бытия, а не обуза.
Приду к тебе и тихо обниму,
как мысль приходит светлая к уму,
как вечная спасительница – Муза.
Пиши, поэт... Когда не станет нас,
ни мягких губ, ни бесподобных глаз,
в стихах твоих мы будем так же юны.
Бессмертие любви в её тепле,
во всём, что подарили мы земле,
во всех, в ком отзовутся наши струны.
2009
* * *
Растает этот снег,
и разольются воды,
и солнце будет греть,
и пахнуть – вечера,
и те, кто долго ждал,
познают вкус свободы,
и те, кто полюбил,
познают вкус добра.
Весенние цветы
на ангелов похожи,
творящих нам, живым,
забытый рай земной...
Мне кажется давно,
что ты – мой ангел тоже,
любовь моя, смотри,
что ты творишь со мной...
Мне хочется идти,
лететь и плыть куда-то,
подальше от всего –
от шума, от возни
вокруг каких-то дел
и нужд, и зла, и злата...
И взять тебя с собой.
А ты меня возьми...
Исчезнем, ускользнём
к желанному причалу,
туда, где край земли
и прошлого итог.
Любовь всему конец,
любовь всему начало,
и радость всех путей,
и музыка дорог.
2012
© Александр Чулков, 2008 – 2015.
© 45-я параллель, 2015.