Есть женщина-солнце...
Есть женщина-солнце...
И женщина-мягкие травы...
Такая приблизит, обнимет, прижмёт!
Не важно, вы правы, не правы...
Она будет просто любить, без причин,
немыслимо для посторонних.
Она вас избрала из тысяч мужчин
и с вами себя похоронит.
Случись, позовут вас на бой, на беду,
туда, где действительно туго,
она переплавит себя, как руду,
и станет незримой кольчугой.
И будет, как знамя, как праведный стяг
в руке знаменосца над ратью,
шептать, что все беды, все раны пустяк,
раз ждут вас родные объятья.
Что там, где уже хорошо, где холмы
усыпаны морем ромашек,
там мир, там любовь, там счастливые мы,
и всё, навсегда уже наше...
А если погибнете... Вдруг с высоты
сорвётесь трагическим светом...
Она на гранит вашей чёрной плиты
опустится белым букетом.
Спрашивай у деревьев...
Спрашивай у деревьев,
если нужен совет.
Деревьям можешь доверить
любой интимный секрет.
Они всегда отвечают,
довольно прост этот чат,
то ветвями качают,
то, соглашаясь, молчат.
А иногда притянут
и с шёпотом «Обними!»
откроют страшную тайну:
«Мы тоже были людьми...»
Когда уходят деревья
Когда уходят деревья, они обретают крылья.
Бывает, что лес сгорает, тогда летит эскадрилья.
И души цветов за ними, и души травинок малых.
Никто не уйдёт бесследно, живым не узнать финала.
И Брэдбери там же, с ними, в том мире, где всё нетленно.
И Сэлинджер, Пушкин, Кафка... И Моцарт, и Бах, и Леннон...
Представь себе мир без боли... Разумный, зелёный, нежный:
и тело твоё прекрасно... и сердце твоё безбрежно...
Хочу на земле такое... Хотя бы в той скромной мере,
чтоб душу беречь в покое, чтоб не разучиться верить.
Нет, я не ищу прихода, мне скушен канкан религий.
Любовь мне нужна. Свобода. Гармония в каждом миге.
Всё доброе, кто что создал, всё мудрое и для пользы,
хочу, чтобы не пропало, осталось для всех нас после...
Не зря ведь мы так старались, учились, творили что-то...
Нет-нет, ничьи не напрасны: служение, путь, работа...
Когда уходят деревья, как будто уходят дети.
И думаешь: «Как всё глупо устроено здесь, на свете...»
Но кто мы такие, право, чтоб всё отсекать в процессе
развития Божьей Славы?.. Пусть даже резцом поэзии...
Небо внизу
Вот ты лежишь спокойно, загорая...
А если вдруг сорвёшься в это небо?
Что если ты над ним, а не оно?
Что если мы напрасно верим слепо
в реальность, на подсказки не взирая,
и всё вокруг чудачество одно?
Мираж... И эта синяя бездонность,
и клевер, маргаритки, жук в траве
всего лишь иллюзорность в голове?
И сон, который снился этой ночью,
и он всего лишь ширма для того,
кто под ногами путаться не хочет...
Кто всуе не маячит, словно босс,
играющий в свою незаменимость.
Кто в скромности любого перерос.
Настолько, что плодятся атеисты,
подобно на листве зелёной тле...
Кто может человеком на земле,
а может и сверхновой проявиться...
Вот ты лежишь со мной... Что если вдруг
не ты, а высший мир стал человеком,
чтоб заключить меня в объятья рук?
Поцеловать, взглянуть глазами бездны,
да-да, той самой, сине-голубой,
и прошептать: «Не бойся, я с тобой...»
Кто знает, для чего нам неизвестность?
Ныряй в неё, в невидимый прибой!
Лети, скользи тупым парашютистом
забывшим, где находится кольцо!
В мозгу сумбур
и хаос...
Станет чисто –
расслабься,
улыбнись во всё лицо...
Воспринимай судьбу свою с улыбкой
и каждый миг цени, как божий дар.
Лети, не бойся, никакой ошибки...
Возможно, там, внизу, не тротуар.
Утро. Прага
Утро изумрудно. Небо, как сапфир.
Как с тобой уютно, благодатный мир!
Как же это благо всем идёт к лицу,
каждому варягу, каждому глупцу...
Чисто и прозрачно... Улицы, дома...
Каждый что-то значит, ценится весьма.
Всё для человека, для его нужды.
Ссуда, ипотека... Качество еды...
Ровные дороги... Полицейский чин...
Так мелки пороки женщин и мужчин...
Крупные так редко... Взятки не нужны...
Пресса жалит метко – стыд на полстраны.
Спросят: «Кто мы?! Где мы?!» – зная наизусть –
«Европейский демос?! Человечья гнусь?!.»
Мало верят в бога, в жертву на кресте...
Но всегда помогут, так, по доброте.
Город пахнет сдобой, кофе, ветчиной,
пражскою, особой сладостью пивной.
Пахнет лучшим хмелем, лучшею водой...
Только из постели, чешкой молодой...
Город счастья хочет, всей своей толпой.
Или одиночек странною судьбой.
И в моей всё странно. Сам я странный весь.
Был я в разных странах, а остался здесь.
Видно что-то лепо сердцу и уму,
раз люблю так слепо эту кутерьму...
Этих улиц, станций каждую главу...
Я устал скитаться, просто поживу...
Утро. Прага. Můstek*. Двадцать первый век.
Музыка, искусство – самый лучший lék*
от любой разлуки, от любой беды...
Прага – в каждом звуке ты и только ты...
_____
*Můstek (чешск.) - станция метро в центре Праги
*Lék (чешск.) – лекарство
Утро. Москва
Если сесть в позу лотоса,
отбросить всё и расслабиться,
можно услышать,
почувствовать
столько всего интересного...
Кто-то в доме жарит котлетку...
Кто-то нежно гладит нимфетку...
Кто-то громко любит соседку,
которая месит тесто пресное...
Кто-то использует табуретку и яростно пилит...
Перед зеркалом в ванной комнате кто-то делает пилинг...
Кто-то просто моется...
Кто-то моется, думая о любовнице...
Кто-то пришёл домой,
шляпу бросил на вешалку,
испугался кота,
послал его к лешему...
Кто-то зубрит, как хасид, раскачиваясь
над сочинением Александра Сергеича Пушкина...
Кто-то рот набивает галушками,
горячими, с паром,
поливает их свежей сметаною...
Кто-то ночь вспоминает вчерашнюю с яркой путаною...
- Перемени позу! - кричит раздражённо кто-то.
«Это вы мне?
Вам не нравится лотос?»
Кто-то бьёт по стене. Тупо...
Кто-то расшатывает корешок зуба –
может, выпадет сам, не придётся идти к врачу...
Неожиданно кто-то кричит:
– Да! Да! Да! Я хочу!..
Суббота.
Полдома на сексуальной волне.
20% смотрят футбол.
20% фильм о войне.
5% с будуна пятые ищут углы.
5% «Как там хохлы?»
86% не смешат уже никого – приелось...
14% молчат. Но смело.
Побелить комнату никак не доходят руки –
война в Фейсбуке...
Коту надоело срать в тапки -
сидит ВКонтакте...
«Одноклассники» делят всех, как амёбы,
на укро- и жидо-...
Жирик опять безнаказанно хамство какое-то выдал...
Пока весь огромный мир
осчастливливает Илон Маск,
Карлик грызёт ногти и дурачков посылает в Дамаск –
оттягивает, болезный, путь свой в Гаагу...
В угловой комнате что-то орут про отвагу...
Жена распекает мужа, как негодяя,
бездельника, лодыря, сволочь и скупердяя,
экономящего на цветах!
для неё!
в день!
8 Марта!..
На двенадцатом этаже стюардесса стыдит стюарда:
«Ты обещал мне это
уже два года назад!..»
В подъезде опять кто-то журчит... Обама? Моссад?
В крайнем случае Быков,
поэт, разжиревший на плюшках Госдепа...
На седьмом этаже, с балкона,
человек смотрит в небо
и не верит уже
ни в какие перемены к лучшему
на своём многострадальном веку...
До подлёта крылатой ракеты остаётся 12 секунд...
Утро. Метро
Это всё так старо... Все желанья, мечты... Все фантазии в душе...
Все слова... «Наконец, побеждает добро»... «Наконец, будет лучше...»
Эти улицы, станции, ветка метро... Толчея в переходах...
Бижутерия, золото и серебро... И дурацкая мода...
И того, кто впечатан в тебя невзначай – запах пота и крема...
Возмущаться? Ворчать? Та же лень и печаль... И всё та же проблема...
Эти странные люди... Физически здесь, но умами далече...
Это братство – чихнут – замечательно! есть! – вирус всем обеспечен.
Все куда-то спешат, все зачем-то бегут, медлит только калека.
И у каждого жар, и у каждого зуд, и бирюльки хай-тека.
У кого-то в ушах, у кого-то в глазу, а у этой промежду...
Тем поют про войну, а другим про шизу... И не слышно про нежность...
Осторожно смотрю... Я хочу уловить адекватность как базис...
На каком-то из лиц – отпечаток любви, а не летопись связи...
Ни одной!.. Чаще крупными буквами: КЛУБ... ИПОТЕКА... РАБОТА...
Достоевский, вы правы, весь мир – душегуб. Сон – мечта идиота.
Не кольцо, а точнее сказать колесо... Бесконечность самсары...
То вам тычут в бока, то вам дышат в лицо... Табаки, перегары...
То залезут в карман, то отдавят мозоль, то галдят всю дорогу...
Чернышевский, ау! «Ну, за что и доколь?!» И Белинский в подмогу...
Скоро вставят всем чипы, кило микросхем – будет роботов стадо.
Впрочем, стадо и так... И уже насовсем... И стараться не надо...
Человек человеку не волк, а овца. Знать бы, как на латыни...
Чтоб порой выражаться с ленцой мудреца, укрощая гордыни...
Что за чушь и мура?.. Засоряешь мозги... Лучше думать о чём-то,
что возносит твой дух над тщетой чепухи, как над лобиком чёлку.
Был бы лоб, а не лобик, здесь был бы Париж... И нормальные лица...
Но поскольку всем едущим скоро НамКрыш, бесполезно молиться.
Лучше просто бежать... хоть куда... где беда... как на дальней планете...
Лучше просто признать, что России звезда... Ничего ей не светит...
Не сейчас... Отморозки из НКВД дали крепкое семя...
А добро в одиночках... И то кое-где... Только трусость со всеми...
Мы в чистилище, братцы, а будем в аду. Мы его заслужили.
Нам по вере дано, по душе, по труду, по огню сухожилий...
Это наше и только – везде сеять страх и расстреливать, резать...
Это наше – на братских полях и дворах: кровь, дерьмо и железо...
Мы не любим себя, мы не любим других... За слова, за акценты,
за носы, за длину, за веснушки на них, за угри и пигменты...
Нам не нравится кожа, косметика, грим, «слишком умные» взгляды,
но особенно те, кто влюблён и любим – эти стоят расплаты...
Но особенно те, кто свободен, кто чист, кто в разумное верит...
Наш глядит на такого, как таксидермист на безмозглого зверя.
Всё, что ходит, что плавает – это еда, всё, что строит – добыча.
Это – в нашей природе. Повсюду. Всегда. В этом наше отличье.
В нашей дикой стране только царь, только он да кремлёвская челядь
быть любимы должны, только те, кто закон попирает, как нелюдь.
Их не встретишь в метро, их к тебе не прижмут государственным боком.
Им бы финку под рёбра и смерть в пять минут... И не жалко, ей богу...
Я пока что могу так подумать... пока... на меня не надели
обязательный крест... и колпак дурака... и кафтан от Емели...
И пока я не русский совсем и в крови бродит Запад с Европой,
я стою, прислонившись к такой вот любви, независимой жопой.
У озера
Гладь меня так же, как уточка гладит
тёплого озера гладь.
Гладь мои плечи, гладь мои пряди,
ножки красивые гладь.
Уточке этой понять очень сложно,
что вдруг так люди тихи?..
Просто для пальцев твоих моя кожа,
как для бумаги стихи...
Если бы знать...
Если бы знать хоть что-нибудь ценное... Например, дату смерти. Тогда
я перестал бы думать о ней. Я бы думал о жизни всегда.
О жизни, любви, красоте, обожании, о том, как желанна ты...
Если бы можно было расслабиться... без водки и наркоты...
Вытянуть руку – и небо приблизится, носом уткнётся в ладонь.
Будто огромный плюшевый пёс. Или фланелевый конь.
Август травой понимающей стелется, липнет тоской к спине:
«Скоро всё тёплое в прах перемелется... Вспомнишь ли ты обо мне?»
Жили с тобой на одной планете мы, столько всего смогли...
Самое главное то, что встретились... То, что себя нашли
в ком-то другом, неожиданно бережном, ласковом, как вода
моря лазурного... Всё это, веришь ли, нас привело сюда...
Думали, жаждали, бредили, спорили... Скоро опять пора...
Будем ли здешние наши истории там вспоминать у костра?
Будешь со мной? Растворишься ли в вереске, маке и ковыле?
Вспомнишь ли, кем я, живой и теперешний, был для тебе на Земле?
Будут ли губы? Останутся плечики? Всё, что любил – кому?
«Робкая девочка, мальчик доверчивый, свет побеждает тьму...»
Август на тёплых ступенях мраморных спит будто старый пёс.
Самые добрые... самые-самые... чувствуют запах звёзд...
Дорожное
Я должен запомнить всё это...
Несущийся мимо в окне
пейзаж ренессансного лета,
мой путь по волшебной стране.
Унылое прошлое, где ты?
Я здесь по тебе не грущу!
Я радуюсь просто, я еду,
я новые смыслы ищу.
Мне сон был глубокий неведом,
а здесь так по-детски я сплю!..
И море мне видится цвета
маджестик, добавленный в блю.
У нас – всё из боли и бреда.
Террариум, джунгли, колхоз!
А здесь я спокоен, я еду.
Я полон мечтаний и грёз.
О том, что могу напоследок
пожить и почувствовать вкус
закона, добра, этикета,
и действий нормальных, и чувств.
И плюс ты со мной как победа
любви над свинцом бытия.
Моя здесь страна, это лето...
И ты здесь всецело моя.
Прощание
Поскольку ты чудо,
любить тебя буду,
а как же иначе...
Поскольку ты значишь
так много, что это
становится блажью.
Поскольку ты даже
представить не можешь,
как чувствую кожей
присутствие рядом,
твоё,
где б я ни был...
Смотрю ли на небо,
на поле, на тучи,
на лес неподвижный –
тебя всюду вижу...
Зачем мы годами,
я здесь, а ты где-то?
К чему льются слёзы?
Прислушаюсь к сердцу –
и нет мне ответа
на эти вопросы.
Сегодня опять
никакого резона
искать развлеченья.
На мир без тебя
я смотрю как-то сонно,
не видя значенья
и смысла
пытаться жить в эту минуту,
лучиться восторгом:
«Ах, мы ещё живы!
Ах, мы почему-то
пока что за моргом.»
Иные живут
только внешне. На деле –
в других измереньях
душа их витает...
Не я в этом теле!
Обманчиво зренье...
Я возле тебя,
там, где ты, где тобою
всё пахло так пряно...
И пашня,
и небо над ним голубое,
и холм безымянный...
Я памятник дням
золотым, непорочным,
с прогулками в парках.
Я сага ночам,
зарифмованным сочно
и страстно, и жарко...
Зачем мы, зачем?!
Если вечность не наша
и всё было шуткой
вселенских размеров
двуногих букашек
в бескрайности жуткой?
Что этим хотели
сказать нам, убогим,
затерянным в фальши,
правдивой любовью
живущие боги?
Что жить станут дальше
любимые? Да!
Им, направленным к свету
божественной сути,
придумают Землю,
откроют планету,
где смерти не будет.
Где будут выращивать
розы и мальвы,
цветущие вечно...
И руки Дездéмон,
обнявшие Мавров,
притянут их плечи,
да так и останутся,
будто бы в бронзе,
закатных мгновений,
как в трансе,
как в сценах из фильмов Висконти,
как в оцепененье...
И если обнимемся мы напоследок,
не веруя в это,
замрём, как деревья,
объятьями веток,
дробленьями света
на чёткие блики,
на чистые звуки,
на ноты в миноре,
на всё, что утоплено было в разлуке,
навеки,
как в море...
© Александр Чулков, 2015–2017.
© 45-я параллель, 2017.