Александр Бубнов

Александр Бубнов

Четвёртое измерение № 8 (176) от 11 марта 2011 года

Solo-way

 

Смотри…
(с посвящением близозоркости)
 
Смотри на меня без очков.
В очках – это очень подробно.
Как воздух – лишь из кислорода.
Как слово – из букв и слогов.
 
Смотри же скорей без очков
на смутное облачко (дыма?),
которое неудержимо
выскальзывает из сачков.
 
Ну что тут поделаешь – дым,
раздутый-разутый ветрами,
июня-июля ночами
и августом – слишком густым.
 
Мы смотрим в себя без очков.
И время от этого – стынет.
Тепло не стекло ныне.
 
Ныне
смыкаются
веки
веков.
 
А.Т., А.Т. (Троица)
 
+
и ночь была, и всё померкло,
и вышел день – белым-белей...
и ликами проникло Зеркало,
в которое ушёл Андрей
 
+
мне чудится: не только я один
уйти отсюда б не хотел, поскольку
Отец Тарковский и Тарковский Сын
и Дух Тарковский здесь, на этой горькой
 
Земле
 
+
Он на плёнке,
но плёнка – плен.
Он над плёнками
встал с колен.
 
Он на блеске
огня, воды.
И на фреске
его черты.
 
Он на нотах,
что выше слов,
на высотах
своих миров,
 
на Солярисе
или в Доме…
 
фа-соль-ля-ре-си…
ми-ми-до-ми…
 
Туман упал на лица улиц…
 
Туман упал на лица улиц.
                        И свет и цвет размытым стал,
                        как фотографии натурщиц...
На улицы туман упал.
 
И стёклышко к моим глазам
приблизил мутное, кривое,
                        и словно в озеро ты сам
                        упал тяжёлой головою.
 
                        И там, дыханье затая,
                        ты наблюдаешь преломленье
                        лучей в волнах благодаря
                        их равнодушному движенью...
 
В соседстве сказочном и странном
и неожиданном видна
                        в ряду неправильном фонарном
                        подслеповатая луна.
 
                        Усталая её улыбка,
                        её кокетливый прищур
                        так одиноки в этой зыбкой
                        ночи, в которой я грущу.
 
Так трепетно грущу и страстно,
что, кажется, сойду с ума
от этой полночи прекрасной,
в которую упал туман.
 
Я нашёл ответ…
 
Я нашёл ответ на вопрос этих тёмных глаз,
я ответ нашёл и вошёл в эту комнату света,
где колышется колыбель нерождённых нас
на канатиках доброты, прорастающих где-то
через холод и страх, через чертополохи зла,
сквозь туман неизвестного и неизбежного снега
простирает свой луч колыбель, как открытый глаз,
обращённый к теплу, обращённый в тепло
рассвета.
 
Серый сон
(песня)
 
Мы жили размеренно, ровно,
Но видели часто в углу
Какой-то неопределённый
Комочек на сером полу.
 
Хотя не хватало нам света,
Мы всё ж рассмотрели с трудом
И все удивились: ведь это
Мышь с поджатым хвостом.
 
Себя она не выдавала,
Но стал неуютен наш кров,
Побольше в нём сумрака стало,
Мы ночью не видели снов...
 
И частая мысль на рассвете:
Спасите, спасите наш дом,
Придите, поймайте, убейте
Мышь с поджатым хвостом!
 
И кто-то входил энергично,
И шарил, и шарил впотьмах,
И кто-то командовал зычно,
Но вмиг нас охватывал страх.
 
«А может быть всё обойдется?..
А может, придёте потом? -
И т а к тяжело д о с т а ё т с я
Мышь с поджатым хвостом...»
 
И это «потом» наступило,
И грянуло эхом молвы,
И окна, и двери разбило,
Но мы уже были... мертвы.
 
И только тихонько сидела,
И в лапках держала свой дом,
И в серые стены смотрела
Мышь с поджатым хвостом.
 

5.04.1990

 
Тени…
 
Длинные, длинные, длинные зимние тени.
Дарит зиме эти тени услужливый полдень.
Мой дар со мною, но я обестенен, я с теми,
кто уже долго в тени или только вошёл в тень…
 
* * *
 
Стихи неотделимы от мгновений,
когда они, цепляясь друг за друга,
влекомые кругами вдохновений,
рождаются из воздуха и звука.
 
И только здесь, сейчас, вот в этой точке
сплелись они в следы четверостиший,
и строчки только в этой оболочке
другие дни увидят и услышат.
 
Пустые души пропуская мимо,
стихи неотделимы от мгновений:
их даты – это отблески взаимо-
расположенья душ и их свечений.
 

27.07.1990

 
Сонет о плотности чувств
 

Л.

 
...плотность моих чувств,
насытивших вакуум комнаты,
достигает критического эпизода,
 
когда я сам уже становлюсь
для них вакуумом в кожаном
мешке, и они, не имея исхода,
 
накопившись и обнаглев,
разрывают то, что было мной,
но я не злюсь,
я уже какой-то другой,
 
я глух, я нем, я слеп,
и только ты, улучив мгновение,
даришь звук, слово, свет
лёгким прикосновением.
 

15.04.1991

 
Сыну
 
Откроются новые двери, выйдут новые сроки,
ты посмотришь на мир немного более зряче,
ты подрастёшь и как-то прочтёшь эти строки,
читаемые тобой и сейчас, но иначе.
 
Ты засыпаешь, а чистота твоего сна
уже выпорхнула из тесной коляски
и тихо играет, танцует, удивлена
светлому дню, пению птиц и своей же пляске.
 
Даже костыляющая в поисках парочка забулдыг,
попадая в особую зону с тобою в центре,
умеряет свой мат, ты возвращаешь их
в человечность секунды на две-три,
 
больше не можешь пока, а я удивляюсь мигу
ощущения наших песочных общих часов:
моя полутуповатая уткнутость в книгу
пересыпается в твой простовоздушный сон.
 

13.04.1991

 
Возраст Х
 
Это возраст с появившемся дубль-диезом
у сыгранных уже нот.
Это возраст спаренных более-менее:
более-впереди, менее-позади (или наоборот?)
 
Это возраст звука там,
где порожек пересекает струна.
Это возраст, помноженный на...
 
Это возраст света звезды, удалённой
на столько лет, сколько мне сейчас.
Это свет звезды, разложенный
оптикой на четыре луча –
 
по сторонам света.
Это
 
мало: если даже трижды по столько – не будет и ста.
Это возраст с отметой.
Это возраст «икс».
Это очень много – возраст Христа.
 

2.03.1992

 
Уж вечер
 
автоматическим движением руки
снимаю с носа надоевшие очки
которых нет на нём
и пятерня
потёршись друг о дружку
и кляня
склероз вечерний
и прощупав воздух
идёт на роздых
 
соседских пьяных не слыхать басов
настенных рьяных не слыхать часов
наворотили столько наглецы
что смело стали в стойку
 
их концы
отпущенные с богом на свободу
упали в воду
 
подобно каплям выкапавшим сон
не дремлет только вещий слесарь
он
не дал ни грамма для ночных утех
ни крану с мойкой
ни бачку
утих
до утра чистого их гомон мерный
приказам верный
 
да и стихам моим пора стихать
реальность вредную уже вдыхать
ни в жилу ни в струю
вааще нивжисть
 
за целый день изрядно напившись
любовью ненавистью и стихами в стельку
 
иду в постельку
 
*
Лежу и вижу... пыль
а раньше мог
увидеть облака сквозь потолок
 
Solo-way
 
Solo-way – сольный путь соловья.
«Солоуэй» – дуновение ветра.
 
Вейся весело, песня моя,
вейся, детка, легонько и нетра-
 
диционно (и традиционно)
над страницами стансов моих.
 
Дуновенье гудка станционного –
solo-way –
сольный-путь –
сольный
стих
 

1990

 
Палиндромические двустишия
 
*
…а карм тени летели, нет мрака…
…а каина манит, сияя, истина маниака…
 
*
котяра: жар я, ток!
кот с ежихой ох и жесток!
 
*
…я нем: алым заря размыла меня…
…я еле томен и нем от елея…
 
*
Юра, лови диво-зарю
и волны сини, сын, лови…
 
*
мечен я? – нечем!
и черви, и лилии в речи!
 
Монопалиндромы
 
*
Од –
и то –
от
и до!..
 
*
не ветра
в арте вечны,
нынче ветра –
в арте вен
 
*
«я, летя, един!» –
ока закон,
инока закон
и деятеля
 
*
«Миротвори,
Маха
Мономаха!» –
Мировторим
 
*
…а Россия –
и Фамилии потоп,
и ил,
и мафия,
и ссора...
 
*
уныл, хмелем хожу…
ужо хмелем – хлыну!..
 
Жар и мир
(поток)
 
От совы-мудрости
туман стонет.
Стоит
ива-дума.
Ранен
у лир покой,
и кони –
долги нот –
тираду топчут.
Утонули
саги миров томно.
Сонм,
отвори мига силу!..
Ноту
туч поту
дарит
тон игл одинокий.
Око при луне
на раму давит.
И от стен, от сна
мутит сор думы.
Восток, отопри мираж!
 
Анаграмма-метаграмма
 
Слово – волос…
Слава – власа…
 
Двустишия-омограммы
 
*
Литера – Тора
Литератора!
 
*
ночь я…
но чья?..
 
*
Иисус
и Исус
 
*
там бабулю били…
там бабу любили…
 
*
попа рта
поп-арта
 
*
в нутрии
внутри «и»
 
*
один. очи
од и ночи.
 
*
поэтом улетаю –
поэтому летаю!..