Всюду поэзия
Звёзды разронял трамвай –
Высек их пантограф очень просто –
Сгустками поэзии я остро
Их воспринял. Плюс – осенний рай.
О, везде поэзия – закат
Рыж, а после розов.
Силуэты
Зданий, как достойные сюжеты
Для ещё не ведомых баллад.
Застеклило длинные пруды
В лесопарке. Лёд мерцает чёрным.
И вороний грай предельно чётким
Кажется.
С чем остаёшься ты?
Ежели поэзиею жив,
Только с нею ты и остаёшься.
Свет поутру – ты чудесно льёшься,
Не оставишь нас без перспектив.
* * *
Аудитория моя –
Буфет и шкаф.
Предметы, стены.
И оною доволен я,
И мне не надо перемены.
Торшеру я прочту стихи,
И глаз его сияет ярко.
И одиночества верхи
Мне в жизни – формула подарка.
* * *
У сарая ежевика,
И смородина густа.
Небо серое безлико,
В нём такая красота!
У сарая на скамейке
Пить из горлышка, пьянеть.
А жена польёт из лейки
Грядки. Опьянев, запеть.
Дача. Август. Грустновато.
Старый – цветом сер – сарай.
Дача зеленью богата,
Как непостижимый рай.
Ежевика…И укропа
Лёгко-зыбкая стена.
Хорошо тебе? Ещё бы!
Хорошо – и в том вина.
* * *
Я помню на бульваре мы сидели –
Смеялись, пиво баночное пили.
Гуляли было, капали недели,
Из разных капель складывались были.
Она в гостях. Коньяк и торт. И как-то
Качается действительность моя.
Во мне перенапружен каждый атом,
И отчего, зачем страдаю я?
Шары воздушные куда-то улетели.
В кино сидим, и тянется кино.
А может жизнь сама кино на деле?
Не знаю. Мне, наверно, всё равно.
Мне всё равно. Она в гробу лежала.
Стоял, глядел я на неё в гробу.
Орган звучал. Жизнь больше не звучала.
У мёртвой венчик страшен был на лбу.
* * *
Паутиной льда затянет воду,
В памяти свивает осень кокон.
Зимнему как прекословить своду?
Ранний свет янтарно-жёлтых окон.
Сыну без отца так одиноко,
Как сухому снегу без пространства.
Лужи стали льдом, ужасно скользко –
Просто жизнь, виток её нюанса.
* * *
Восковое солнце некрасиво –
Некрасивым быть не может солнце.
У забора – лопухи, крапива,
И колода чёрного колодца.
Дача в сентябре ещё уютна,
Но вот-вот раскрасит осень щедро
Яблони, берёзы – абсолютна
Власть её – янтарь пойдёт и цедра.
В ноябре поехать ли на дачу?
Воздух резок, грубоват немного.
Жить бы без надежды на удачу,
Просто жить – как поведёт дорога.
* * *
Вспыхнул фитилём, но не взорвался
Болью брызг, и продолжаю жить,
Ибо той любви сопротивлялся,
Ясно – невозможно не любить.
…в гости приходила, было – пили,
и смеялись, время шло и шло.
Я писал, стихи меня томили,
Грай вороний сыпался в окно.
Пеплом рассыпается страница –
Прошлое уже не воплотить.
Как в стакан упавшая ресница
Вновь ресницей не сумеет быть.
Прошлое, в которое трамваем
Не уедешь – раз и навсегда
Кончилось. И не зальёшь токаем
Снег сирени. Вспомнишь иногда.
Вспомнишь смерть – как женщина лежала
С венчиком на лбу. И как потом
В памяти смеялась, оживала.
Обрела ли? Нет? Духовный дом…
* * *
Ты когда-нибудь помогал врагу?
Я не смогу.
Ржавый профиль старой сосны.
Слышится крик желны.
Лес густеет, густеют дни –
Лесом в сумме видятся часто они.
Ты когда-нибудь помогал врагу?
Ежели стану мудрым – смогу.
Мёртвая медведка
На дорожке мёртвая страшна –
Зверя мерзкого напоминает
Из кошмара вязкого она.
И ребёнок к маме убегает.
Мёртвую медведку видел я
В детской золотой моей Анапе.
Маме рассказал, а после папе
Про внезапный морок бытия.
– Просто насекомое, – сказал
Папа. – Просто крупное такое.
Я услышал. Я закрыл глаза.
И открыл, как будто нечто злое
Плавало во тьме, дразнило ум.
Мёртвая была страшна медведка –
Из небытия тянулась ветка,
Отрицая ясной жизни шум.
* * *
Оводом себя воображая,
Прорастёшь ли в будничную жизнь?
Или же над Хижиной рыдая
Дяди Тома – как изъятый из
Яви, где всё очевидно, плоско…
Овода убьют в который раз.
Он расстрелян. Кровь и брызги мозга…
Ты бы так расстрелянным был рад.
Только бы не скука, узость, деньги,
Чепуха карьеры и т. п.
Вырос ли мечтательный бездельник
Ты – неясно самому тебе.
Изгой
Я жид в России. Русский жид,
Перелопаченный столь многим.
Изгой, объект насмешек, бит,
Дан презираемым двуногим.
Изгой, избранник и поэт,
С расколотой деньгами лирой.
Мне горло отворяет свет,
Не затворить его могилой.
Я жид, я правдою силён,
В стихах о правде повествую.
И новых обстоятельств тон
Не принимаю ни в какую.
Отверженный. Надеждой жив
На световые свойства яви:
Черна сейчас, но перспектив –
Я знаю – отрицать не вправе.
* * *
Порешили казнить поэта –
Надоел, постоянно поёт:
Жир мешает наращивать – это
Дело сладкое, будто мёд.
Заперт в камере тесной, тёмной,
Продолжает слагать стихи –
Неизменный и неуёмный
В сетке чёрной предсмертной тоски.
И к нему золотые, сияньем –
Что им стены? – нисходят миры,
Миги жизни наполнив дыханьем
Совершенства, а не игры.
Что поэту решенье ваше,
Коли сам растворится в стихах?
И сияет над миром чаша
Правды правд о бессмертных словах.
© Александр Балтин, 2010–2012
© 45-я параллель, 2012